Город Мечтающих Книг

приблизительно так же, как сочинения Грифиуса Одакропаря. Я никогда бы не узнал, как выглядит совершенное художественное произведение. Но я держал его в руках. Я признал свое несовершенство, но сделал это с радостью. На покой я ушел не по лености, не из страха и не по каким-либо иным низменным мотивам, но из смирения перед истинным величием. Я решил посвятить мою жизнь ремесленным аспектам литературного мастерства. Держаться того, что возможно описать. Ну, ты сам знаешь: синекочанная капуста.

(Крестный выдержал долгую паузу. Я уже было подумал, что он умер, но тут он продолжил.)

Данцелот: А потом я совершил величайшую ошибку моей жизни: я написал этому юному гению письмо, в котором посоветовал отправиться со своей рукописью в Книгород, чтобы там искать издателя.

(Данцелот снова тяжело вздохнул.)

Данцелот: На том наша переписка оборвалась. Больше я о нем никогда не слышал. Вероятно, он последовал моему совету и по пути в Книгород погиб или попал в руки разбойникам с большой дороги или демонам кукурузы. Мне следовало поспешить к нему, взять его под свое крыло, а я что сделал? Послал в Книгород, в логово львов, в город, где полно людей, наживающихся на литературе, стяжателей, стервятников и кровопийц. В город издателей! Все равно что послать его в Вервольфов лес с колокольчиком на шее!

(Крестный захрипел, точно захлебывался кровью.)

Данцелот: Надеюсь, что, воспитывая тебя, мой мальчик, я сумел исправить все то, в чем ошибся с ним. Я знаю, ты способен стать величайшим писателем Замонии и однажды ты обретешь Орм. А в этом тебе очень помог бы тот рассказ.

(Данцелот еще цеплялся за старое суеверие про Орм, некую мистическую силу, которая наполняет избранных сочинителей в мгновения величайшего вдохновения. Мы, молодые и просвещенные писатели, потешались над этой устарелой абракадаброй, но из уважения к крестным воздерживались от циничных замечаний об Орме. Но не когда были среди своих. Я знаю сотни шуток и анекдотов про Орм.)

Я: Обязательно, Данцелот.

Данцелот: Но не поддавайся страху! Потрясение, которое тебя ждет, будет ужасным! Всякая надежда тебя оставит, ты испытаешь искушение вообще отказаться от литературной стези. Возможно, тебе придет в голову мысль расстаться с жизнью.

(Он что, заговаривается? Ни один текст на свете не способен так на меня подействовать.)

Данцелот: Ты должен будешь преодолеть этот кризис. Отправляйся в странствия! Объезди Замонию! Расширь свои горизонты! Узнай мир! Со временем шок преобразится во вдохновение. Ты почувствуешь потребность потягаться с этим совершенством. И однажды, если не опустишь руки, ты сумеешь стать с ним вровень. В тебе мой мальчик есть что-то, чем не обладает никто в нашей Крепости Слепых Червей.

(В Крепости Слепых Червей? Почему его веки затрепетали?)

Данцелот: И еще одно, мой мальчик, тебе надо запомнить: не в том дело, как начинается рассказ. И не в том, как он заканчивается.

Я: А в чем?

Данцелот: А в том, что происходит между началом и концом.

(Все годы жизни он таких банальностей чурался. Неужели рассудок его покидает?)

Я: Непременно запомню, Данцелот.

Данцелот: Почему же так холодно?

(В комнате было мучительно жарко, так как, невзирая на летнюю жару, мы разожгли для Данцелота большой огонь в камине. Он посмотрел на меня с мукой, в его глазах мне почудилось отражение торжествующего оскала смерти.)

Данцелот: Чертовски холодно… Неужели никто не может закрыть дверцу шкафа? И зачем там в углу черный пес? Почему он так на меня смотрит? Кто надел на него очки? Нечищенные, невытертые, немытые очки?

(Я перевел взгляд в угол, где увидел лишь одно живое существо — зеленого паучка, который застыл в своей паутине под потолком. Данцелот тяжело вздохнул и навсегда закрыл глаза.)

Письмо

В следующие дни я был слишком занят делами, обрушившимися на меня со смертью Данцелота, чтобы искать смысл в его последних словах. Предстояло организовать похороны, разобраться с литературным наследием, к тому же траур. Как крестнику в литературе мне полагалось написать траурную оду минимум на сто строк александрийским стихом, которую следовало продекламировать перед всеми жителями Драконгора во время сожжения тела. Затем мне позволили развеять прах крестного с вершины нашей горы по жадным ветрам. Бренный прах Данцелота покачался мгновение тонкой серой завесой, потом растворился в прозрачный туман, который медленно осел и, наконец, рассеялся полностью.

Я унаследовал его домик с библиотекой и огородом и потому решил покинуть родительский кров и переселиться туда. Переезд занял несколько дней, и лишь потом я начал доставлять собственные книги к тем, что уже занимали дядины полки. Отовсюду на меня вываливались рукописи, которые Данцелот засовывал среди книг, — возможно, чтобы спрятать от любопытных взглядов. Это были заметки, наброски сюжетов, иногда целые стихотворения. Одно из них гласило:

Я деревянен, черен, заперт вечно,
Камнями был избит бесчеловечно.