– Не стоит. Пара пустяков. Женское белье и…
– Мы тут подождем, раз ты стесняешься, – усмехнулся Сивко.
И дама скрылась за дверью.
– Женская деликатность или женская хитрость? – негромко спросил Таранов и прислушался.
– Не будет же она прятать злодейку, – заметил Сивко.
– А может, улику?
– Какую улику? Сигареты Бейлис? Ее духи? А может, ха-ха, у нее и яд припасен? Опасная женщина, господа, опасная. Бойтесь ее.
В это время дверь открылась, и Елизавета Петровна сухо сказала:
– Прошу.
Осмотр и этой комнаты ничего не дал. Елизавета Петровна равнодушно открывала шкафы, а ее сосед в это время собирался с силами. Надо что-то придумать. Причем срочно. Может, пожар? Упасть и сломать ногу? «Господи, пошли мне помощь! Чего-нибудь или кого-нибудь!» – мысленно взмолился он.
– О чем думаешь, Мишель? – в упор посмотрела на него Елизавета Петровна.
– Я думаю, что все здесь надо тщательно осмотреть. Не пропустив ни одной детали.
– Ну что ж, осматривай!
«Неужели знает? – вздрогнул он. – Откуда?» Она следила за ним с откровенной усмешкой, Михаил же, как мог, тянул время. Осмотр ее спальни занял в два раза больше времени, чем предыдущих. Все уже успели утомиться.
– Ну, хватит! – первым не выдержал Таранов. – Осмотрим спальню Михаила и покончим с этим! Время обедать. Девица где-нибудь внизу. Или наверху.
– Да, господа, пойдемте, – встрепенулся Воронов. – Михаил, ведите. Надеюсь, вы не стесняетесь разбросанного по комнате нижнего белья?
– В общем-то… да… – смущенно пробормотал он.
– Я могу не заходить, – усмехнулась его нанимательница.
«Как жаль, что моя комната в двух шагах, а не на другом этаже! В другом крыле! Что ж теперь делать? Но кто тебе сказал, что она здесь? Ты же ее ночью выпроводил. Она спустилась на первый этаж, и…»
– В чем дело, Мишель?
– Да, да, сейчас, – пробормотал он, нехотя взявшись за дверную ручку.
И в это время… О, спасение! Мольба о помощи была услышана! В конце коридора появился запыхавшийся Зигмунд:
– Господа!
В голосе сомелье звучало отчаяние. Елизавета Петровна невольно вздрогнула.
– Ну, в чем дело? – раздраженно спросил Дмитрий Воронов, оборачиваясь. – Опять что-нибудь стряслось?
– Господа! Обед, господа!
– А я думал, пожар! – рассмеялся Иван Таранов.
– Или еще один диверсант тайно перешел границу, – вторил ему Сивко.
– Нам осталось чуть-чуть, – напомнила Елизавета Петровна. – Всего одна спальня.
– Да пошло бы оно все к черту! – махнул рукой Таранов. – Я есть хочу!
– Все остывает, господа, – жалобно сказал Зигмунд. И губы у него задрожали.
– Свершилось! – хмыкнул Федор Иванович. – Обед подали!
– «Шабли», господа! Устрицы! – словно в мольбе, протянул к ним руки Зигмунд.
– Устрицы, да под «Шабли»! Все! Финиш! Вы как хотите, а я иду! – первым шагнул навстречу сомелье Таранов. Следом за ним потянулся Федор Иванович.
– Значит, не судьба, – пожал плечами Дмитрий Воронов.
– Мы можем осмотреть мою комнату и после обеда.
– Можем, – веско сказала Елизавета Петровна. – Но мне лично и так все ясно.
И она вслед за Сивко и Тарановым пошла прочь.
– А не врешь ли ты мне, Миша? – спросил у него Воронов.
– Скорее, недоговариваю.
– Ну, ну. Это ты зря. Ладно, парень, после. Как гостеприимный хозяин я не могу оставить гостей за обедом одних. Мы поговорим об этом после. Не думай, что ты меня провел.
«Уф! Пронесло! Но долго так продолжаться не может. Где же девчонка? Выпороть бы ее. Но – жалко. Она ж еще юная! Но – отчаянная». И вслед за остальными он пошел к лестнице на первый этаж. Там стоял бледный как смерть сомелье, пропуская вперед гостей. Переглянулись. Взглядом он спросил:
– Она там?
Зигмунд еле заметно кивнул.
– Спасибо, – одними губами сказал Михаил.
– Тебе спасибо, – чуть слышно ответил сомелье.
В этот момент Дмитрий Воронов обернулся. Зигмунд вздрогнул и вытянулся в струнку.
– Михаил Андреевич, вы идете? – спросил хозяин, скользнув взглядом по прислуге и явно сделав для себя какие-то выводы.
– Я не голоден, – пробормотал он. – Сэндвич на кухне перехватил.
– Но «Шабли»… – с усмешкой напомнил Воронов.
«И как это пить? – думал Михаил, сбегая по ступенькам. – Втравила меня в историю Елизавета Петровна! Обещала, что все пройдет, как по маслу. Она, мол, поможет, прикроет. А Воронов все равно догадался».
От коллекционного вина он на самом деле был так же далек, как Плутон от Солнца, последняя планета, где могла бы зародиться жизнь, то бишь интерес к французским винам. Во-первых, он пил редко, поддерживал форму, а во-вторых, если и пил, то водку. В уголовном розыске, где он когда-то работал, других напитков не признавали. В крайнем случае, коньяк.
Задание миллионерши поначалу показалось ему легким. Поехать с ней на вечеринку под видом начинающего коллекционера и оградить ее от опасности. В чем именно опасность, Елизавета Петровна не сказала. Лишь загадочно бросила:
– Может быть, и обойдется.
Не обошлось. Вчера вечером он прокололся на дегустации, сегодня ляпнул про мушкетеров, комментируя «Бургундское». Воронов тут же зажал его в угол и перевербовал. А если и остальные догадаются? Таранов с Сивко не дураки. Федор Иванович так и сверлит его взглядом. Краткие курсы этикета помогли лишь наполовину. Пользоваться ножом и вилкой родители-интеллигенты с младых ногтей научили, в бокалах и столовых приборах он кое-как разобрался. Теперь надо вспомнить, чем есть устрицы и что такое «Шабли»? Вдруг его, как и «Божоле», пьют еще «тепленьким»? Не ляпнуть бы чего. Вчера Елизавета Петровна подсказала, но сегодня она уже ему не союзник. Скорее враг. Догадалась, где прячется девчонка, и собирается учинить допрос. Намек прозрачный: «Я бы выбрала спальню молодого красивого мужчины». Б-р-р…
«Шабли». «Район Шабли – родина самых известных в мире белых вин…» Стоп! Это здорово, что у него отличная память! Мысленно открываем страничку и читаем. Настоящее «Шабли» на вкус сухое, жесткое, твердое. Твердое, это как? Хорошо им там, во Франции, у них тепло. Вот они и пьют кислятину. Им этого хватает. Но попробуй ты в двадцатиградусный мороз согреться вот таким, сухим и жестким! Крепостью в десять градусов! Стоимостью тысячи в полторы-две кровных отечественных рубликов! И это еще не лучшее вино и не самое дорогое. Это, господа, болезнь. Называется «беситься с жиру».
Воронов – маньяк. Зачем у него в подвале бочки? Никогда Михаилу, бывшему оперу, этого не понять. Как и большинству русских не понять, зачем надо тратить такие деньги на вино? Что в этом хорошего? И, собственно, за что столько платить? Виноградников у них, во Франции, завались. Говорят, они его даже выливают, вино. Чтобы цены держать. Вино – это миф. Самое ценное во всех этих бутылках – легенда. И цена тоже легендарная. Не стоит оно того, нет, не стоит.
Итак, «Шабли». Стоп! Сосредоточиться. А то опять пойдут в ход мушкетеры, и Воронов с усмешечкой спросит: «Вы поклонник творчества Дюма, Михаил Андреевич?» А они, то есть мушкетеры, вовсе не то пили. Давай, вспоминай! Сивко… Где-то ты его видел. Вспоминай… Лучшие вина «Шабли» желательно
