них кричали во сне, а потом долго шарахались от тяжелых воспоминаний в тесных лапах малогабаритных квартир на гражданке.
Просто цивилизационный пласт забил куда-то внутрь боевые инстинкты европейцев, и, будучи искусными воинами, они при этом не обладали устойчивой психикой. Контраст мирной жизни и военных реалий тяжело переваривался их сознанием.
А вот южные народы, не давшие современной цивилизации проникнуть внутрь их душ, переносили ужас войны нормально. Кровавые мальчики и девочки не стояли у них в глазах. Вчерашний спокойный чабан, резавший глотки баранам на Курбан-байрам, так же невозмутимо в лихую годину отрезал головы гяурам и шурави, посягнувшим на его земли. И когда война заканчивалась, они абсолютно нормально возвращались к мирной жизни, к своим семьям и очагам, снова пекли лепешки, гнали скот и выделывали ковры. А многим европейцам, исключая редких индивидуумов, которые унаследовали первобытную агрессию древних ариев в ее первозданной чистоте, приходилось обращаться к услугам психиатров, священников или огненной воде. Вот и Виктору не сильно помогла полученная на тренировках спецназа подготовка, и после трудных боев и заданий он нередко забывался в алкоголе.
Но Семенова еще никогда не подводила сила воли и характера. Вернувшись в мирную Москву, он быстро загнал кровавые воспоминания в глубь подсознания и позабыл свою вредную привычку. Тем паче, что она никогда не приносила ему удовольствия и служила лишь вынужденной временной мерой, чтобы не сойти с ума в афганском аду.
И вот сегодня Виктор ощутил давно забытое желание напиться. Стресс последних лет и дней давал о себе знать.
Семенов встал из-за стола и подошел к шкафу; на одной из полок стояли нетронутые бутылки элитного алкоголя, презентованные ему в разные годы. «Нет, одному пить не хочется». Да с кем-либо из окружения тоже не стоит этого делать. Лишний раз показывать свою слабость… Зачем? Вождь нации должен быть безупречен.
Идеальным выходом была бы пьянка в баре с незнакомыми людьми. Ни к чему не обязывающий разговор ни о чем, ни к чему не обязывающие знакомства, следы которых утром смоешь в душе… А что, если?.. У Виктора в голове мелькнула сумасшедшая мысль. Он вспомнил, как подростком читал о каком-то короле, который обожал совершать хождения в народ. Он переодевался в бедное платье и неузнанный бродил по шалманам своей столицы, пил с чернью и между делом выяснял, чем живет его народ.
Семенов открыл сейф. Среди секретных документов стояла стальная коробка, которая напоминала ему о службе в КГБ в Восточной Германии. На дне ее лежал именной пистолет Макарова, набор париков и грим. В его служебные обязанности входили вылазки в Западный Берлин для встреч с местной агентурной сетью. Виктор извлек грим и рыжий парик. Его руки быстро вспомнили ремесло шпиона. Через несколько минут на него из зеркала смотрел рыжеволосый веснушчатый молодой детина, в котором лишь по глазам можно было узнать властителя России.
Виктор нажал на кнопку под картиной Константина Васильева (ему всегда нравились мощные патриотичные работы великого русского художника), и шкаф отъехал в сторону. Семенов шагнул в шахту секретного лифта, и тот унес его в кремлевские подземелья.
Прошмыгнув мимо дремавшего фэсэошника, Виктор сел за руль спортивного «Мерседеса» и отъехал с парковки. Приложенный к детектору большой палец открыл ему дорогу по секретной подземной трассе. Развилка подземных дорог, равно как и секретная ветка метро, позволяла высшим чинам советского, а затем и российского руководства мгновенно и без пробок перемещаться по городу.
Вскоре авто Виктора вынырнуло на поверхность в районе Никитских ворот. Он проехал еще немного и припарковался около неприметного бара в уютном особняке. Семенов знал, что в этом месте располагается популярное среди выпивающей богемы место для своих, где частенько любят отмокать в свободное время его спичрайтеры и журналисты кремлевского пула.
Виктор позвонил в дверь. Из проема выглянул хмурый охранник, придирчиво осмотрел Семенова и мгновение спустя посторонился, пропуская его внутрь.
Минималистично отделанный кирпичной кладкой бар был уже полон, в воздухе висели седые разводы табачного дыма, шумела, кричала и смеялась нетрезвая разноголосица.
Виктор присел на свободное место около бара.
— Чего изволите? — Лысый татуированный бармен жевал во рту зубочистку.
— Водки, грамм сто, и лимон. И, пожалуй, вишневый сок. — Семенов подумал, что с непривычки закуски будет маловато и вкус спиртного надо будет приглушить соком.
— Какая водка? «Веда», «Стандарт», «Абсолют», «Гжелка»?
— На ваш вкус. Только не «Абсолют», русскую какую-нибудь.
Бармен пожал плечами и выполнил заказ.
Семенов опрокинул полстакана прозрачного напитка, тут же приглушив спиртовое послевкусие лимонной кислинкой и глотком вишневого сока. Неожиданно мысли в его голове стали намного прозрачнее, а сама голова легче. Он огляделся по сторонам и понял, что несколько выделялся на фоне собравшихся. Одетый в блейзер с крупными пуговицами, черную водолазку и черные слаксы с полуспортивными туфлями, Виктор больше напоминал преуспевающего менеджера на отдыхе. А вокруг него веселилась творческая богема: всклокоченные волосы, джинсы, футболки и свитера. Правда, было и несколько крупных пожилых мужчин делового вида в дорогих костюмах — они занимали целый стол в окружении симпатичных и юных дев. Еще один парадокс современного общества. В природе молодые красивые самки выбирают сильных молодых самцов, среди людей же молодые самки достаются тем, у кого есть деньги, — а им, как правило, под, а то и за 50, а красоту и здоровье данные мужские особи давно оставили на биржах и в офисах в погоне за прибылью.
Виктор допил водку и заказал еще.
— Мужчина, есть закурить?
Наманикюренный алый ноготь нетерпеливо теребил плечо Виктора. Он обернулся и увидел известную светскую обозревательницу и критикессу Вивиану Мазур. Короткое не по погоде яркое платье максимально открывало ее стройную фигуру с внушительными вторичными половыми признаками; ухоженные руки, унизанные дорогими кольцами, теребили мундштук.
— Я не курю.
— Да? Странно.
— Почему?
— Ну, водку-то пьете. Обычно кто пьет, тот и курит.
— А я и не пью обычно. У меня просто горе сегодня.
— Какое же?
— Рыбки сдохли, с трудом переношу утрату.
Вивиана разразилась скрипучим низким смехом.
— А вы мне нравитесь. Не угостите даму?
— Водкой? Пожалуйста, присоединяйтесь. — Виктор не собирался продолжать общение с ряженой куклой, которая к тому же поносила в своих колонках все мало-мальски русское и была ярой сторонницей опального Марковского.
— Ну, уж нет, водку я как-то не особо… Это мужской напиток. Я бы выпила с вами шампанского или коктейль. Скажем, «Лонг-Айленд».
— А вот это зря. — Тем временем крепкие руки Виктора поймали у бара какого-то встрепанного студента и выудили из него сигарету для девушки; она вставила ее в мундштук и закурила. — Так вот, — продолжил свою мысль Семенов, — водка является одним из самых чистых и благородных напитков. Если уж вы хотите напиться, выбирайте что покрепче — текилу, виски, но лучше всего именно водку. Не ошибетесь. От крепких напитков похмелье самое легкое или его вообще нет. — Семенов решил ради интереса немного поболтать с известной своими оппозиционными взглядами колумнисткой.
— Мне кажется, похмелье легкое от всех дорогих напитков.
— Уверяю вас цена тут ни при чем. В сущности, вся выпивка полезна лишь в минимальных дозах — одна-две стопки водки, бокал вина; все, что свыше, уже идет во вред. Состояние опьянения — это процесс интоксикации организма. Но именно опьянение, случается, отменно снимает ментальные зажимы и стрессы. Поэтому я здесь.
