Эдик махнул рукой.
— Делай как знаешь, только на меня не рассчитывай.
— О’кей! Утро вечером мудренее, а аппетит приходит во время еды.
Через день, в субботний вечер, после отбоя, машина с пятью девицами легкого поведения торжественно въехала на территорию зоны. Когда девицы вылезали из машины в своих коротких юбчонках, едва прикрывавших срамные места, по всей зоне пронеслись восторженные возгласы: «Во-о это телки!!!».
Процесс общения пошёл полным ходом. Животный рев самцов-мужиков смешался с женскими вскриками, словно это была не зона, а публичный дом.
Девица, которая досталась Витьке с Эдиком, выглядела лет на восемнадцать. Здоровенный бюст, необъятный зад и пустые глаза — мечта Витьки Мухина. Первым делом она спросила:
— Выпить что-нибудь есть? А то на сухую работать скучно.
Витька полез в холодильник, достал бутылку водки и налил ей полстаканчика. Девица подтолкнула Витьку за руку.
— Чего жалеешь, наливай полный, — и выпила стакан водки одним махом.
— А вы чего? Не будете? — спросила она удивленно. — Веселее же будет!
— Ты это… Зубы не заговаривай, не за этим пришла. Раздевайся и ложись…
И Витька, не дожидаясь, пристроился к толстому заду девицы, а потом стал запрыгивать на нее как кобель.
Эдик встал и молча вышел в коридор. Он пошёл на кухоньку, где стоял стол с электроплиткой, поставил греться чайник и сел, тупо глядя в зарешеченное окно. Рядом, за железной дверью их камеры- номера круглые сутки стоял охранник. Он пропускал сюда девицу и решил проверить, все ли в порядке. Открыв окошечко с глазком, увидел Эдика, сидящего за столом и пьющего кофе, удивился.
— Ты чего, Эдька? Баба такая смачная, чего это ты этому козлу уступил? Первым ты должен быть.
Эдик решил не вдаваться в подробности и ответил просто и лаконично:
— Я после болезни, сам понимаешь, нагрузку не вынести.
— Слушай, Эдька, а давай я за тебя…
— Тебе же не положено?! Ты же на посту. А вдруг я сбегу?
— Да ладно, я же тебя не первый год знаю. Да и потом, куда бежать-то?
— Ладно, мне не жалко. А если тебя застукает проверяющий?
— Не застукает, я быстро.
Охранник повернул ключ в замке и дверь со скрипом и скрежетом отворилась. Быстро прикрыв дверь, охранник вошёл внутрь.
— Ты скажи своему Мухину, пусть передохнет малость, — и стал переминаться с ноги на ногу. — Ну давай, Эдик, давай, дорогой, а то невтерпеж.
Эдик постучал в дверь и услышал довольный голос Мухина:
— Что, передумал?
— Давай выходи, — только и ответил Эдик.
Через пару минут из камеры выскочил абсолютно голый Мухин. Увидев охранника, он выпучил глаза. А тот, оттолкнув Мухина, чуть не пулей влетел в камеру.
— Пистолет не утопи, — крикнул вслед изумленный Мухин. — Он что, чокнулся на дежурстве бабу трахать?
— Да пусть отведет душу, если хочется.
— Слушай, Эдька, ты зря отказался, баба классная. Дура дурой, но задом работает что надо. Не хочешь — заставит. Давно я такого кайфа не испытывал. А ты давай после мента. Или западло?
— Да не хочу я! Я же тебе объяснил, — рявкнул на приятеля Эдик.
— Тихо, тихо, я все понял, — подняв руки, ответил Мухин.
— Оденься, а то как в бане…
— Одежда-то там, — Колька показал глазами на комнату.
— Ну возьми хоть мою куртку, прикройся, а то противно смотреть.
Эдик снял с плеч и бросил Мухину свою спортивную куртку.
Оргия так же внезапно кончилась, как и началась. Под утро фургон увозил изможденных девиц на волю. Каждая сжимала в руках несколько тысяч честно заработанных рублей. Это плата за бессонную ночь, унижения и дикую усталость во всем теле. Но это были настоящие деньги, которых не заработать и за целый месяц честного труда в их Богом забытой деревне.
Господи! Россия, моя бедная родина! До каких же пор ты будешь терпеть свое падение? Много, очень много нужно грозы, дождей и молний, чтобы смыть весь позор с твоего лица и тела. Но очищение неизбежно, как неизбежен приход нового дня и нового года!
Глава 20. Трагедия, переходящая в статистику
Эдик выздоровел, повеселел и начал готовится к летней сессии. Целые дни он проводил за занятиями, читая учебники и что-то выписывая для себя, отвечая на тестовые занятия. Витька Мухин волей-неволей становился участником этих занятий, но к учебе оставался равнодушным.
— Зачем тебе, Эдька, эта учеба? На кой черт она тебе сдалась? У твоего бати денег куры не клюют, а ты учиться надумал. Живи, бери от жизни все. Если бы мне такого батяню, я бы век не работал. Жил бы в свое удовольствие.
— Но деньги нужно зарабатывать. А потом у них есть свойство быстро заканчиваться, — отвечал резко Эдик.
— Да брось ты эту философию. Кончатся… Деньги сами делают деньги, это известно всем. Нужно только их заиметь, — мечтательно говорил Витька, лежа на кровати. — А ты тут киснешь со своими книжками и зачетами.
Эдик обычно молчал, стараясь не поддерживать этот разговор. Витька Мухин, его приятель по несчастью, не отличался особым интеллектом, поэтому спорить с ним было бесполезно. А если когда-то от скуки и возникал подобный спор, то Витька напоминал Эдику чеховского злоумышленника, который отворачивал гайки от рельсов для грузила. Тот считал, что раз их много, то если выкрутить одну или две, ничего не случится. Примерно таким был и Мухин.
По мере взросления Эдика все больше и больше тяготил Мухин, и он стал подумывать, как бы от него отделаться. Он даже заикнулся об этом отцу при их очередной встрече. На что тот ответил:
— Сменим, если надоел. Только подумай, один останешься или кого-нибудь ещё подселить?
Эдик так и не определился, да и болезнь не прошла бесследно. Общее состояние хоть и можно было назвать хорошим, но какая-то внутренняя тяжесть его беспокоила. Он как-то пожаловался на свое состояние майору Головне, тот лаконично ответил — депрессия!
Эдик хорошо знал этот термин и понимал, о чем идет речь. Но когда у него стала снова и снова появляться слабость, а по ночам холодный липкий пот, он понял что здесь что-то не то, и решил рассказать об этом отцу.
И тут случилось одно событие, от которого Эдику стало совсем плохо, и он почти получил разгадку своего недомогания.
Из дома пришло письмо. Писала его подружка. Обычное письмо: о том, о сем, об общих знакомых, кто чем занимается, с кем что произошло, кто о чем думает и о том, что очень ждет его, Эдика, домой. А в конце письма она как-то странно упомянула, что её вызывают в поликлинику, где обследуют на СПИД. «Я очень удивилась, но, наверное, пойду», — писала подружка Эдика. «Не хочу, чтобы повестки пришли на работу, позора не оберешься. У меня же никого не было, кроме тебя. Понимаешь, о чем я?» — писала она. И продолжала: «В конце концов, схожу, проверюсь на всякий пожарный. Мало ли что? Целую, твоя…». И письмо заканчивалось.
