Анатолий Аргунов
Студенты. Книга 2
Глава 1. Жизнь без прикрас
Женька Вельяминов умер. Его студенческого друга не стало!
Эта весть обрушилась на Савву Николаевича, как тайфун «Иван» на берега Калифорнии. Все видели его зарождение, строили прогнозы, мол, пронесет стороной, только Кубе, как всегда, достанется. Она как волнорез для Америки — все стихии океана гасит, принимая основной удар на себя. Им бы, американцам, памятник кубинскому народу поставить за самоотверженность и героизм, а они его блокадой душат. Но Фидель еще жив, а с ним и несгибаемый дух кубинской революции. Viva Cuba!
Лозунг вспомнился Савве Николаевичу из его далеких теперь детства и юности, когда между огромной и мощной страной, супердержавой СССР, и Кубой существовали очень романтические отношения. Гигант в образе русского медведя и стройная смуглая девушка, танцующая румбу, олицетворяющая Кубу, стали символом дружбы навек. Но задули ветры холодной войны, усиливающиеся уже в обратную сторону от Кубы, на Восток, и волна перестройки захлестнула огромные просторы его страны, в один миг утащив в океан западной цивилизации союзные республики. Россия осталась одна-одинешенька на Востоке, а Куба — на Западе, разделенные не только Атлантическим океаном, но и идеологией. Россия стала вдруг строить капитализм, а Куба настойчиво, плача, выбиваясь из последних сил, продолжала бороться за мировую правду — коммунизм. Их команданте хоть и сильно сдал, но взор не потух, и миллионы молодых кубинцев подхватили из его слабеющих рук знамя свободы, чтобы никогда и никому не отдавать.
А его любимая Россия-матушка продолжала кувыркаться в поисках своего места в мировом рейтинге стран, скатываясь все ниже и ниже. Почему так? Этот вопрос не давал покоя Савве Николаевичу. Иногда просыпался посреди ночи и не мог понять, где он сейчас. Хотя четко знал, что лежит в кровати, в своем теплом и ухоженном доме, что рядом тихо посапывает жена. Все так. Но лунное пятно на стене спальни с какими-то лунными человечками, словно призрак, проникало в святая святых его мозга и не давало покоя. «Господи, где же я действительно нахожусь?» — каждый раз пытался спросить себя Савва Николаевич и не находил ответа. «Сюрреализм какой-то», — стучала в его висках мысль. Он отгонял ее прочь, пытался считать до ста, потом до тысячи, но так и не мог заснуть. Наконец, под утро, забывался зыбким сном, чтобы в назначенное время проснуться разбитым и подавленным. И так много лет подряд. Потом по привычке делал короткую зарядку с бегом и приседаниями и, отойдя от грустных мыслей, терзающих его душу, шел на работу. Там Савва Николаевич преображался: полный оптимизма, яркого остроумия, вежливый и тактичный. Таким он представал перед студентами и коллегами. Те завидовали. Все кругом рушится, все не так, а он словно радуется. Что за человек?!
Но Савву Николаевича мало что радовало. И совсем уж некстати пришла весть из Санкт-Петербурга. Позвонил декан факультета, на котором учился его внук Денис, и вежливо, но решительно сказал:
— Савва Николаевич, вашего внука, студента Мартынова, мы отчисляем из института за неуспеваемость и прогулы.
— Как отчисляете? — не поверил сначала Савва Николаевич.
— К сожалению, это так, — ответил декан. — Мы много раз пытались Дениса направить, если хотите — уговорить. Но он не захотел ни учиться, ни нас понять… Мне неприятно говорить об этом, Савва Николаевич, но я обязан вам это сказать.
— Погодите, а ректор? Александр Васильевич об этом знает? — перебил было декана Савва Николаевич.
— Да, конечно. Он, собственно, и поручил мне поговорить с вами..
Возникла пауза.
— Вы слышите меня, Савва Николаевич? — переспросил декан.
— Да, слышу. Спасибо, что сообщили. А есть надежда на восстановление? — спросил Савва Николаевич.
— Конечно! Через полгода, если он захочет дальше у нас учиться — восстановим.
— Хорошо, я понял.
И Савва Николаевич, даже забыв попрощаться, отключил мобильный телефон. «Вот она, черная полоса», — подумалось ему в ту минуту. Мало, что душа вся исстрадалась за хамство и пошлость нынешней жизни. Теперь вот, на тебе, внук сюрприз преподнес. Первым делом Савва Николаевич решил позвонить ректору академии и узнать все, как говорится, из первых уст. Но оператор при наборе номера повторял одно и то же: «Набранный номер временно недоступен. Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети». И гудки, гудки, гудки.
«Что же делать?» Савва Николаевич стал расхаживать по кабинету туда-сюда, ища выход из создавшейся ситуации. Безвыходных положений, он считал, не существует. «Выход всегда напротив», — говорил он студентам на лекциях и приводил пример из времен Великой депрессии в США, когда в нью- йоркском метро ежедневно погибали десятки людей, бросившихся под рельсы электровоза. Так они отвечали на свой психологический срыв в то жуткое время. Психологи решили изучить ситуацию и пришли к мнению: люди делают свой последний шаг в мир иной, прочитав на стекле вагона надпись: «Выхода нет». Это становилось последней точкой, связывающей их с этим миром. Дальше — шаг в небытие. И тогда-то на стеклах вагонов появилась другая надпись: «Выход напротив!» Самоубийства прекратились. Да, велика сила слова!
Савва Николаевич стал задумываться, что же такое сказать, чтобы внук его понял. Но главное, как ему понять своего внука? Вот ведь как в жизни бывает: вроде бы все идет по плану, хорошо, и вдруг раз! — и стопор. Отчего? Почему? Жизнь, конечно же, дает ответ. Работать нужно, и прежде всего над собой. Но это так трудно — пересилить себя, свои привычки, убеждения. Это все равно что заново родиться. Редко кому такая метаморфоза удается. Все зависит от возраста. В молодости все делают ошибки. Один больше, другой меньше, они неизбежны. Кто-то быстро понимает, что пошел не по той дорожке, а кто-то отмахивается от советчиков, мол, нечего учить, сами-то на себя посмотрите, учителя! Всю жизнь пахали, а что в итоге? Пшик. И продолжали скользить вниз, пока сильно не ушибали бока. Ну а были и такие, кто, набрав скорость, катился вниз столь стремительно, что никакие стоп-сигналы уже не действовали. Так и уходили в небытие, не успев толком ничего сделать. «Господи, сколько у меня таких вот знакомых и друзей было — не счесть».
И Савва Николаевич вдруг четко представил образ своего студенческого друга — Женьки Вельяминова. Хороший, добрый парень, учился без надрыва, но основательно, и в конце-концов из него получился отличный специалист, врач-терапевт. После распределения судьба забросила его в N-скую область, в один из отдаленных районов. Работал терапевтом в ЦРБ, вскоре женился на своей студенческой подружке Ленке. Та была медсестрой, очень миловидная и хохотунья. Они стали прекрасной парой, уравновешивающей друг друга. Он — спокойный флегматик, она — яркая, веселая, с бьющей через край энергией. Вскоре у них родилась дочь, назвали они ее Катюшей, в честь Екатерины II, памятник которой стоит в сквере на Невском проспекте. Там они познакомились, первый раз поцеловались. В общем, все, что было хорошего и доброго в их студенческие годы, было связано с этим памятником и сквером. Там же Женька объяснился своей распрекрасной Елене в любви.
Работа врача в сельской местности — не прогулка по Невскому проспекту. Чуть что — вызов. То у бабушки давление поднялось, то у тракториста в период пахоты гастрит обострился, а то кто-то что-то такое выпил — рвота с поносом. И все по-срочному, без выходных и праздников. Хорошо, что в больнице был еще хирург да врач-педиатр, а то бы совсем атас. И, постепенно втянувшись в эту череду повседневных и не очень приятных дел, Женька, к тому времени Евгений Ефимович, привык ко всему относиться философски, мол, береженого Бог бережет, а кому суждено умереть, то никакая медицина не поможет. Такой мудрости его научил приятель с большим жизненным опытом и стажем — Лев Филиппович Тюрин, врач-рентгенолог, которого все за глаза звали Левка Темный, видно, из-за его темного кабинета.
Но как бы там ни было, Левка Темный стал раз за разом отвоевывать новые позиции в общении с
