Савва Николаевич стоял, не зная, что ему делать, как себя повести.
— До свидания. Спасибо за разговор. Я давно так душевно не беседовал. Даст Бог, свидимся, — и Савва Николаевич поклонился.
— Прощайте, прощайте. Я бы рада еще с вами пообщаться, но не придется.
Она развернулась и медленно побрела по дорожке монастырского парка.
Через неделю Савва Николаевич узнал, что матушка Маланья скончалась прямо в церкви во время ночного моленья. Угасла, как свеча, тихо-тихо, догорев до конца на 101-м году жизни. Сколько людей направила на путь истинный, скольких уберегла от бессовестных дел, не знает никто. Одно Савва Николаевич знал твердо — свою жизнь она прожила не зря, она любила людей и жила ради них.
Справедливость предсказаний матушки Маланьи подтверждалась на каждом шагу. Ослиное стадо, тесно сбившись перед грозной бурей, в предшествии гибели все больше и больше делало глупостей. На телевидении мелькала одна трагедия за другой: кровавые сцены из Египта, Ливии, Сирии. Вот-вот рухнет символ мирового господства — американский доллар. Все оцепенели в предчувствии чего-то страшного и ужасного. Но чего, еще пока никто не знал. В тульской хрущевке молодой девятнадцатилетний парень убивает троих детей, их мать и бабушку, чтобы забрать из дому компьютер и пожитки… Еще одна маленькая тень трагедии из Норвегии мелькнула над Россией. «Сколько же их будет еще и почему они не остановятся?» — задавал себе вопрос Савва Николаевич. Но ответа у него не было. Он мучался, не зная чем объяснить случившееся, не находил себе места, плохо спал и почти перестал смотреть телевизор. Ему все мерещилась норвежская бойня и голубоглазый стрелок. Но вот, как-то зайдя на кафедру, полупустую в это время года, Савва Николаевич застал там своего студента Антона Холмогорова.
— Здравствуйте, Савва Николаевич!
— Здравствуйте, Антон! — И не останавливаясь, Савва Николаевич сразу же спросил о том, что его так мучило. — Скажите, Антон, как вы оцениваете случившееся в Осло?
Антон не удивился вопросу профессора, он лишь сочувственно посмотрел на него. — Диалектика, Савва Николаевич!
Профессор оторопело уставился на студента — пожалуй, его устами глаголит истина.
— Но так жестоко, своих сверстников?
— Чему учили, то и получили! — уверенно ответил Антон.
— Значит ли это, что и бедность, и богатство толкают людей на такие поступки?
Антон пожал плечами:
— Бывает то и другое, но если хотите мое мнение, то чаще — равнодушие! Вот корень мирового зла. Заелся средний класс, стал равнодушным, а результат: вспышка, молния, жертвы, слезы, но прошла гроза- разрядка и наступает всепрощение…
Как? — не понял Савва Николаевич мысль студента.
— Его простят! Вот увидите, сперва накажут, — а потом помилуют… Он же один из них… Равнодушие пожирает все и всех, оно не хочет обновления… Вот если бы это был инородец, то возмущению не было бы предела… А так… — Антон смущенно посмотрел на профессора. — Извините, я, наверное, лишнего наговорил вам…
— Нет, нет, Антон, наоборот, вы меня просветили, и я иначе увидел случившееся, спасибо, — поблагодарил профессор студента.
Савва Николаевич продолжал работать, лечить, оперировать и успокаивать уже отчаявшихся людей, не взирая на окружающий хаос. Он делал свое, предначертанное судьбой дело с любовью и профессионализмом и очень верил, что когда-нибудь они будут востребованы. И от этого ему становилось легче и спокойнее на душе.