Но судьи кто? По идее должно быть государство! Но чиновничество, подвластное золотому тельцу, на все смотрит сквозь пальцы. Кто-то пытается уничтожить коррупцию простым поднятием зарплаты. Мол, милиционер, получающий десять тысяч рублей, никогда не будет честным, так как ему нужно выжить, семью кормить, себе родному и любимому, чем-то горло смочить. И это на десять тысяч? Но если дать ему сто тысяч, что тогда меньше будут брать взятки? Не тут-то было! Мировой опыт показал, что, чем круче зарплата чиновников, тем выше риск потерять место, а значит, и размер взятки должен компенсировать этот риск. Понятное дело, рядовой милиционер не возьмет теперь сто рублей, как раньше. Однако тысячу возьмет, а если десять предложить — отдаст свое табельное оружие. Но не все же такие? Есть честные, бескорыстные менты. Они были, есть и будут. Да, были, но вряд ли в нынешнее время будут.
— Почему? — задал себе вопрос Савва Николаевич.
Нет мотивации! В «старое» время служба в милиции считалась символом государственной причастности, и деньги по большому счету особого значения не имели. Сейчас же, что мент, что военный — как бы фигуры людей-неудачников, но при власти. А значит, используют они ее на всю катушку. Другой-то работы вообще нет. Не может государство долго прожить, если его структуры заинтересованы в личном обогащении больше, чем в службе Отечеству. Создается впечатление, что кругом одни воры и взяточники. Нет, они не говорят об этом, скорее совсем наоборот, уверяют граждан в бескорыстном служении отечеству. Но откуда у госслужащих, людей, отработавших один всего срок, да что срок — один год при большой должности, вдруг образуется состояние, которого хватит на безбедную жизнь до конца дней своих.
Из этих невеселых и одолевающих его в последнее время мыслей Савву Николаевича вывела дежурная медсестричка:
— Савва Николаевич, — она осторожно пошевелила пациента за плечо, — к вам пришли.
— Что? — не понял Савва Николаевич.
— К вам приехала жена… Мы сейчас ее к вам приведем. Доктор просила вас принять успокаивающее, и встреча не более пяти минут. Савва Николаевич, вы только, пожалуйста, не волнуйтесь…
В это время дверь распахнулась, и в проеме показалась Людмила Сергеевна. Она стремительно подошла к постели Саввы Николаевича.
— Саввушка! Ну здравствуй! Как ты себя чувствуешь? — Она присела на край кровати, нагнулась и поцеловала Савву Николаевича. — Слава Богу, теперь я спокойна. Врач сказала, что у тебя все нормализовалось — и давление, и ЭКГ. Сделают контрольные анализы и отпустят домой. Я без тебя не уеду…
Савва Николаевич смотрел на жену и не мог насмотреться. Кажется, он ее знает давным-давно, больше сорока лет, детей вырастили, внуков, но каждый раз при встрече с ней он испытывал то же ощущение, как когда-то при первых свиданиях: восхищение и удивление. Он удивлялся ее оптимизму, вере во все хорошее и душевной любви к своим близким.
— Саввушка, ты не представляешь, как я к тебе пробивалась; только звонок губернатору помог. Вернулась домой — тебя нет, записки нет. Звоню к тебе на работу; говорят, что ты больной и лежишь в Валдайской больнице. Но туда категорически никого не пускают. Господи! Звоню губернатору. Прошу, чтобы дали разрешение на выезд и встречу. Охрана около больницы такая, что без специального указания не пройдешь… Спасибо, что разрешил.
— Как ты добралась. С кем?
— Твой шофер Паша привез. Передавал тебе привет от себя и всех. Ждут тебя… Ну как ты сам-то себя оцениваешь?
— Вполне нормально. Не волнуйся, все тяжелое позади. Сейчас, если бы врачи не запрещали, смог бы уже ходить, но не разрешают. Сама понимаешь, я человек дисциплинированный.
— Ты, Саввушка, не спеши. Меня устроили в гостинице, буду здесь столько, сколько надо. Чего тебе принести из еды или питья? Сегодня я ничего не успела.
— Ничего не надо. Ты же видишь, режим питания специфический. Не стоит нарушать. Если будет, купи гранатового сока. Хочется чего-нибудь такого кисленького, и потом, он полезен для моих болячек…
— Хорошо, хорошо, Саввушка, постараюсь разыскать.
В дверь вошла лечащий врач и улыбнулась Савве Николаевичу, тихо тронула плечо женщины.
— Людмила Сергеевна, вам пора. Савва Николаевич должен отдыхать, набираться сил.
После ухода жены в палате вдруг поднялся шум:
— Как, одних можно посещать родственникам, других нельзя? Где демократия? — гремел на всю палату голос высокопоставленного чиновника из Москвы с кардиостимулятором. — Безобразие! Требую немедленно главного врача, пусть объяснит, как так можно.
Но тут неожиданно подал голос молчавший все это время шестой человек в их палате. Все о нем даже забыли: кто он и что из себя представляет, никто не знал.
— Послушайте, как вас там, Клавдий Аркадьевич, кажется, оставьте в покое профессора и его жену. Савва Николаевич спас не только меня, но еще с десяток человек в этом аду. А сколько он их спас за свою многолетнюю работу, трудно представить. Но думаю, тысячи и тысячи… Он лежит в такой же общей палате, как и мы, ничего ни у кого не просит. Хотя у него на это есть моральное право… Но он им не воспользовался.
Человек закончил взволнованную речь и вновь замолчал… Белые бинты, опоясывающие его, как куклу, не давали возможности разглядеть мужчину подробнее.
— Да кто вы такой, чтобы командовать? Здесь не тюремная камера, хотя и очень похоже, — взорвался гневом больной с кардиостимулятором.
— Заткнись, московский дундук… Ты ничего не понял. Нет тут твоей власти, она закончилась за Садовым кольцом. Здесь Россия, и твои законы нам не указ, понял? — вдруг заступился за забинтованного пациента молодой человек с повязкой на голове.
— Не тыкайте мне, я с тобой гусей не пас… — завелся Клавдий Аркадьевич.
Неизвестно, чем бы эта перепалка закончилась, но тут неожиданно в палату вошла главный врач с двумя санитарками, которые тащили носилки.
— Геннадий Андреевич, вас будем эвакуировать. Вертолет уже ждет.
— Куда? — поинтересовался забинтованный пациент.
— К вам, в Санкт-Петербург…
— Пожалуй, полечу! Савва Николаевич, не составите мне компанию? Полетим вместе, если главный врач разрешит. Профессора Мартынова я хотел бы захватить с собой, если состояние его позволяет, Наталья Юрьевна, — обратился к главному врачу забинтованный пациент.
— Нет-нет! Ему нельзя! Через день Савва Николаевич будет транспортирован к себе домой. Договоренность имеется во всех инстанциях. Санитарный вертолет уже заказан. И потом, к нему сегодня приехала жена и ждет его, — ответила главный врач больницы.
— Это, конечно, меняет дело. Но мое предложение в силе.
Когда его проносили мимо Саввы Николаевича, пациент попросил остановиться.
— Савва Николаевич, меня трудно сейчас узнать. Моя фамилия Красновидов. Мы когда-то с вами встречались у нас в Питере по делу об институте пульмонологии, помните?
— Ааа… — осенило, наконец, Савву Николаевича. Вот когда он слышал этот голос. — Так это вы? — не то удивленно, не то удовлетворенно произнес Савва Николаевич.
— Кстати, Савва Николаевич, Мельниченко просила передавать вам привет, интересовалась, как вы, и просила, если что, перевести вас в Санкт-Петербург. Говорит, что помнит вас со студенчества, — вступила в разговор главный врач.
— Да, да, это так, — ответил тихо Савва Николаевич. — Спасибо Валентине Ивановне за приглашение, но я не поеду… Меня через день переводят к себе, можно сказать, в родной дом. И жена здесь… Так что я остаюсь.
— Ну как знаете. Выздоравливайте! Спасибо за то, что спасли меня, и до свидания, — попрощался Красновидов.
Савва Николаевич кивнул в знак согласия.
— И вам всего хорошего.
Красновидова унесли, а Савва Николаевич, оставшись один на один со своими мыслями, опять
