В другой раз эльфка могла принести какой-нибудь предмет из свой коллекции реликвий и работая только с ним одним успевала дать столько информации, сколько в ином учебнике не найдешь. Виша очень уставала, но каждый раз Эредиа приходилось буквально выгонять девушку домой. Если же Виша ныла и выпрашивала еще порцию знаний, то эльфка обычно начинала втолковывать ей основы, например, литейного производств у гномов времен расцвета Гридда, или приносила альбом старинных чертежей, выполненных на тонкой полупрозрачной бумаге, изображающих неведомые механизмы. Тогда Виша сдавалась. Первое время Эредиа сердилась на такое невежество.
— Ты глупая девчонка! Неужели тебе не надоели эти бесконечные цацки?! Сколько можно любоваться этими нелепыми платьями?! Во-первых, это дурновкусие. А во-вторых, на технических артефактах можно заработать гораздо больше, если это для тебя аргумент. Нет? И тем не менее, Виша, ты должна хоть немного разбираться в истории техники!
Виша согласно кивала, честно пыталась разобраться, как работали паровые двигатели последних мирных дней, или читала биографию Оле Моргенштерна, или пыталась запомнить основные типы наземных машин, вышедших из употребления за сотни лет до ее рождения. А под этими книгами у нее неизменно прятался или альбом с картинами старых мастеров, или подшивка модных журналов…
Через два месяца занятий профессор Эредиа допустила Вишу в свой архив. Сделала она это просто, без церемоний, но Виша очень хорошо поняла, какая ей оказана честь. Теперь она могла свободно листать старые, довоенные, как выражалась эльфка, книги, и даже заходить в хранилище и рассматривать — а то и работать — с коллекцией дома Эредиа. Она превосходила коллекцию Джесхета Ломара на порядок; Джесхет свою собирал сам в одиночку, а эта была наследием не одного поколения эльфов. Виша была очарована; попадая в гулкую анфиладу комнат, уставленных музейными шкафами, она теряла голову, не помнила ни времени, ни усталости и готова была провести там хоть всю свою жизнь. Только изредка, время от времени, ей вдруг ни с того, ни с сего становилось настолько не по себе, что она поминутно оглядывалась, даже если в руках ее была подлинная вещь эпохи мирного сосуществования. Виша никак не могла понять, что в доме Эредиа способно вот так выводить ее из равновесия. Кроме самой хозяйки она никого не встречала в череде прохладных, пустых комнат, казалось, кроме нее никто чужой не бывал здесь вот уже много лет. В доме царили тишина, чистота, покой и строгий порядок. И все-таки что-то периодически дергало Вишу за сердечные струны как марионетку за нитки, заставляя ее волноваться, смущаться… а однажды даже тайком расплакаться, спрятавшись в ванной комнате. Она не решалась поделиться своими переживаниями с Эредиа, поскольку страх ее перед эльфкой был сильнее доверия к ней.
В один из таких невеселых дней к ней заявился Сорью — без предупреждения, на ночь глядя, когда Виша уже собиралась завести долгий разговор с подушкой.
— Привет! Так и думал, что ты еще не спишь. Одевайся и пошли, да поскорее. А меня моя подружка попреками замучает, если я ее выступление пропущу.
— А куда идти-то? — растерянно спросила Виша.
— Сегодня у цветоводов вечеринка, ваши девочки организуют. В смысле, люди. Одевайся быстрее!
Поскольку отдыхать Виша не приходилось вот уже несколько месяцев, она решила не пренебрегать таким приглашением. Флюг Сорью донес их до огромного полузаброшенного здания на окраине города. В одном из более-менее сохранивших вид залов и в прилегающих к нему коридорах и комнатах цветоводы и устроили себе праздник. В избытке было разноцветных мерцающих надписей на стенах, полуобнаженных девушек, пенящегося грибного чая и музыки. Явно не хватало мест, где можно спокойно присесть, качественной крепкой выпивки и толкового бармена. Сорью тут же бросил Вишу и растворился в толпе. Виша крикнула ему вслед пару добрых слов и сцапала первый же попавшийся под руку сосуд с грибным чаем. Он оказался совсем неплох, и ей вскорости полегчало. Она пошла по полутемным коридорам, рассматривая встречных и кивая редким знакомым.
Ноги вынесли ее в большой зал, украшенный гирляндами люминесцентных шаров. Середина зала была пустой, желающие выступить девушки толпились у зеркальной стены, зрители же сидели прямо на полу, на циновках и плоских подушках. Виша отыскала свободное местечко и уселась. Как оказалось, не напрасно. Когда глаза ее привыкли к цветному полумраку, она разглядела самозваных артисток получше и, надо сказать, немало удивилась. Были они разного возраста, разной степени красивости, но одеты были все в одном стиле, который Виша, несмотря на свои знания, никак не могла определить. Длинные прозрачные юбки, короткие лифы, иногда накидки — и обилие фальшивого золота, поддельных драгоценностей, а то и просто цветных стекляшек, превращавшее девушек в разбогатевшие огородные пугала. Не удержавшись, Виша хихикнула.
— Нас бы за такие россыпи лишили воскресного сладкого, которое мы получали раз в месяц… или поставили бы на пару сотен глубоких приседаний, тоже вариант, — кто-то подпихнул Вишу, усаживаясь рядом на тощую подушку.
Виша оглянулась — смутно знакомое лицо, светлые легкие волосы… запах весеннего леса…
— Погоди, они сейчас еще танцевать начнут, — посулила незнакомка. — Вообще живот надорвешь. Что они сделали с шаммахитской школой… уму непостижимо. Позор и падение.
— С какой школой?
— С шаммахитской. Ты вряд ли знаешь о ней, она ушла очень давно, Шаммах был по ту сторону Безымянного хребта, так что увы. А ведь были времена… Я помню, как танцевала моя подруга, Лалик. Я видела ее во дворце властителя Шаммаха, в зале Полночного Часа. Ты не поверишь, как она была хороша! И как танцевала! Из всех нас шаммахитский стиль подчинялся ей одной. — Девушка прикрыла глаза и мечтательно продолжила: — Представь — черный мраморный пол, тонкие колонны, уходящие в небо, сияющее тысячами звезд, невозможные, сладкие розы Шаммаха, льющийся атлас занавесей, шелк и кашемир подушек, и сладости на золотых подносах, такие сладости, что… — она не договорила и закусила губы.
— И посреди всего этого великолепия, в свете звезд и свечей, танцует моя Лалик: десять кос, нежно-смуглая кожа, тонкий рисунок хной на босых ногах, ступающих прямо по сердцам смотрящих. Она не приглашала полюбоваться собой, не хвалилась мастерством, не искала себе покровителя — Лалик каждым своим шагом славила Любовь, как истинная дочь Нимы.
Она замолчала, опустив голову.
— Как тебя зовут? — вопрос вырвался у Виши, как незаслуженная удача из рук проходимца.
— Вот так сразу? Мы ведь уже виделись… ты уже забыла мое имя? Хотя, если вспомнить, сколько ты тогда выпила… Сегодня зови меня Лис, Виша. О, смотри, началось!
И действительно, началось. На середину зала вышла девушка — худощавая, светлокожая, одетая в темно-красные одежды, увешанная гирляндами искусственного радужного жемчуга, и принялась выделывать такие движения, что, будь они исполнены искусно и с наслаждением, зрители (особенно мужчины), несомненно, оценили бы ее танец. Но у тощей блондинки не было ни искусности, ни таланта, да и особой радости на лице ее тоже не было заметно. Виша полминуты терпела, а потом отвернулась и захихикала.
— Без слез не взглянешь, — откомментировала Лис. — Дай выпить, что ли. На такое без анестезии смотреть нельзя.
Она отхлебнула грибного чая из вишиной кружки.
— И почему девушки-цветоводы выбрали именно этот стиль? Ох ты…
Уже другая танцовщица, выйдя из вереницы пестрых претенденток, приседала под музыку, стараясь удержать на голове длинную палку; палка падала вот уже третий раз.
— Зачем меня Сорью сюда приволок? — сама себя вслух спросила Виша, отводя глаза от странных упражнений.
— Его подружка будет танцевать. А она, кстати, очень даже неплоха. Вон, смотри, в белом с золотом, темноволосая такая…
— Небо мое синее, Лис, она же толстая!
— А ты глупая. Шаммахитские танцы тощим малявкам вроде тебя заказаны. Жалкое зрелище. Вот, как раз ее очередь. Смотри и завидуй молча.
И она оказалась права. Подружка Сорью двигалась легко, улыбалась искренне, и танец ее оказался весьма зажигательным; по крайней мере, Сорью, сидевший в первых рядах, глаз от нее не отрывал.
