Эредиа сидела напротив нее, опустив глаза, оперев острый подбородок на крепко сжатый кулак; Виша уже успела привыкнуть и к неестественно синему цвету ее волос, и к неизменному серому сюртуку, застегнутому наглухо, и к отстраненно-язвительной манере общения, и к заостренным, украшенным гравировкой серебряным наконечникам на ушах. Теперь она понимала, почему Джесхет упорно именовал эльфку «он». Девушка уже успела понять, как велико оказалось ее везение — знаний, полученных здесь, ей хватит, чтобы стать лучшим экспертом у себя в Одайне; если, конечно, ей позволят остаться хотя бы на год.
— Вот что. — Эредиа прервала молчание первой. — Я довольна твоим прилежанием, Виша. Все-таки Джесхет не брал в ученики кого попало.
У меня сегодня особый день, и я приглашаю тебя разделить его со мной. Праздника, вроде того, на который тебя таскал бездельник Сорью, не обещаю, но думаю, тебе будет интересно.
Она привела Вишу в последнюю комнату музейной анфилады, обычно скрытую за массивной дверью. Посреди небольшого зала стоял письменный стол — редкий образчик искусства краснодеревщика, заваленный бумагами, свернутыми в трубку пергаментами, мелкими вещицами, словом, всем тем барахлом, что годами пылится в музейных запасниках. Вдоль стен стояли все те же застекленные витрины, сами стены были украшены портретами в массивных позолоченных рамах; и если рамы были искусными репликами, то сами портреты были пугающе подлинными. В углу комнаты стояло удобное легкое кресло, рядом с ним, на подставке, небольшая инфокапсула. Окон не было, с потолка лился ровный, спокойный свет.
— Это то, о чем я подумала? — не веря своим глазам, спросила Виша. — Я видела эти портреты в учебнике…
— Да, я позволила снять с них копии. Так Джесхет рассказывал тебе про главное сокровище семьи Эредиа? Это архив Миравалей, самой знаменитой династии эригонских ратманов. — Эльфка с видимым удовольствием уселась в роскошное кресло, стоящее за письменным столом, и уложила длинные ноги в сапогах прямо на драгоценную столешницу красного дерева.
— Небо мое синее… — выдохнула восхищенная ученица. — Это ж надо… Значит, это…
Она указала на ближайший к ней портрет, с которого, сквозь толщу столетий и сеть трещин, на нее смотрели невеселые угольно-черные глаза остроносого, смуглого мужчины. Он был одет строго, почти сурово, в простой черный камзол, единственным украшением которого был воротник из вишневого бархата, искусно вышитый золотой нитью, и такие же манжеты. Его широкие брови сходились у переносицы, придавая лицу настороженное выражение, которое смягчалось едва заметной улыбкой, а в черных гладких волосах, несмотря на уже не юный возраст, не было даже намека на седину.
— Это Риго Мираваль?
— Да, он самый, Риго-Ворон, один из лучших ратманов Эригона.
— А это кто? — и Виша указала на висящий рядом портрет седовласого, немного грузного мужчины, глядящего спокойно и немного высокомерно.
— А это его отец, Сириан Мираваль.
— Надо же, они совсем не похожи! Зато вот с этим парнем Риго точно был в родстве! — И Виша подошла поближе, чтобы лучше рассмотреть одного из Миравалей.
Действительно, фамильное сходство этих двух портретов было очевидно. У юноши, на которого указала Виша, были те же черные глазищи, брови, сходящиеся у переносицы, острый крупный нос. Но его губы уже не намекали на возможность улыбки — они улыбались, улыбались и глаза; и вообще, этот Мираваль явно был не такой деловитый как все остальные.
— Это сын Риго, Арчеш-младший. Мой любимец, — немного смущенно призналась Эредиа. — Я посвятила не один год этому семейству, знаю о них многое, о некоторых, например, о том же Сириане, почти все. Но Арчеш, это совсем особая история. Вот, посмотри, — эльфка, вытянув длинную тонкую руку, указала на тщательно выписанный художником распахнутый кружевной ворот белоснежной рубахи, — видишь медальон?
Виша подошла поближе и пригляделась. Действительно, на груди Арчеша был изображен круглый медальон.
— Что скажешь?
Виша на минуту задумалась.
— Материал — черное золото. Судя по легкости композиции и тонкости работы, кто-то сумел уговорить эльфа-ювелира сделать это произведение искусства. Сюжет тоже не совсем обычен — обнаженная девушка, похожа на танцовщицу. Мне так кажется… она словно ждет своей музыки, чтобы начать танцевать.
— А ты ничего не слышала о таких медальонах? Не красней, о них почти никто не знает. Считается, что их было всего пять, по числу хозяек — они сами, собственно, и изображены на своих медальонах. Это дочери Нимы, ученицы храмовой школы танцев.
— Храмовые реликвии? Но откуда на шее у эригонского ратмана подвеска храмовой танцовщицы? Самый известный храм Нимы был в Иреме, возможно, при нем и была школа танцев, но вряд ли там обучались мужчины.
— Хороший вопрос, Виша. Арчеш-младший вообще темная лошадка. Судя по семейным летописям, обстоятельства его рождения были не самыми обычными. Мне стоило немалого труда разобрать все эти полунамеки, откровенную ложь и стыдливую полуправду — и выяснить, что Арчеш был незаконнорожденным. Сын своего отца, но от другой женщины. Не Мореллы Мираваль.
— А кого? — Виша смотрела на эльфку, от любопытства приоткрыв рот.
— Полной уверенности у меня нет, но все указывает на то, что матерью Арчеша была как раз одна из танцовщиц Нимы. Отсюда и медальон, очевидно, ее подарок.
— Похоже на старую сказку, — улыбнувшись, сказала Виша. — Из тех, что читают девочкам на ночь. Тайная любовь танцовщицы и ратмана, подмененный наследник и все такое. Интересно, какой была та дочь Нимы? Наверно, роскошной красавицей, из тех, ради которых предают интересы семьи, бросают жен и пускаются на всяческие безумства.
— Я бы так не сказала… — усмехнулась эльфка. — Даже среди людей встречаются куда более красивые и роскошные женщины.
— Откуда вы знаете? Вряд ли ее портрет заказывали для фамильной галереи, не тот случай.
— Верно, но на наше счастье сохранилась одна вещь, светильник, сделанный Луиджи Арриго по рисунку старого судьи Арчеша, или как его называют, Арчеша-Садовника. Он очень хорошо рисовал. Возможно, эта танцовщица какое-то время жила в его доме и он, желая сохранить память о ней, и заказал такой необычный портрет. Луиджи оставил особую запись в своей книге заказов, ведь он нечасто работал по чужим эскизам. Хочешь посмотреть?
Виша только кивнула. Эредиа улыбнулась и, подойдя к одной из витрин, достала морскую раковину. Осторожно вставила светоэлемент, включила его. Бока раковины засветились ровным, розово-золотым светом и стало видно, что на ней вырезана гемма — портрет молодой женщины. Виша вглядывалась в сияющее лицо и чувствовала, как у нее последовательно отнимаются голос, ноги и способность рассуждать здраво. Не сказать, что танцовщица Нимы была такой уж дивной красавицей, но как быть, если видишь среди музейных древностей портрет того, с кем разговаривал с месяц тому назад?
— Виша, что с тобой? — Эредиа почувствовала неладное. — Ты так побледнела, будто твоя сова проснулась не вовремя.
— Я ее знаю. — Хрипло прошептала девушка. И повторила громче: — Я ее знаю.
— Не поняла. — Эредиа даже удивилась.
— Я видела ее. И говорила с ней. У себя, в Одайне, и здесь, в Лис-Арден. Это точно она, я уверена.
— Что ты говоришь, девочка, — впервые в голосе эльфки проскользнули теплые, беспокойные ноты, — ты не в себе. Возможно, ты видела кого-то похожего…
— Нет! — Виша не знала, как ей убедить Эредиа. — Понимаете, не такое уж особенное у нее лицо, да и ростом она не вышла, но спутать ее с кем-то невозможно.
— Виша, присядь. — Профессор усадила девушку в свое кресло, сама присела на край стола. — Успокойся. Ты утверждаешь, что видела и говорила с человеком, жившим — если жившим — тысячу лет
