на меня: «Я же вам сказал: вот миссис Ландлер».
— Я искал Энджи, — сказал Сэндерс игриво, — а увидел какую-то незнакомую женщину. Я решил, что произошла ошибка, простое совпадение фамилий. Я хотел удостовериться…
Энни продолжила свой рассказ:
— Он подошел ко мне и спросил, где мистер Ландлер.
— Муж спит.
— Его ведь зовут Эрик?
— Да.
— Ах так… А откуда вы приехали?
— Из Лос-Анджелеса.
— И тогда, — снова вмешался в рассказ Сэндерс, — я спросил у нее: «А где же Энджи? Что вы сделали с Энджи? Вы убили ее?» И эта малышка воскликнула: «Не я». Она правильно испугалась, поскольку рисковала получить не меньше двадцати лет за соучастие в убийстве.
Сэндерс поднял руку, чтобы подозвать официантку, расплатился, пересчитал сдачу и оставил на чай сумму с точностью до цента.
Потом положил бумажку со счетом в карман и прокомментировал мой взгляд:
— Я храню все, счета, обрывки бумаг, фразы в памяти… Я — хранилище фактов, событий и документов. Вот так, мои милые.
Он встал.
— Теперь вы поедете со мной, чтобы узнать, каким будет ваше будущее. Пойдемте.
— Моя машина… — сказал я.
— Это потом. Сегодня утром вы будете ездить только со мной. Я оставлю вам достаточно средств, чтобы уплатить за стоянку… Пойдемте.
Солнце окрасило воздух в желтый цвет. Машины старались продвинуться вперед, упираясь бамперами друг в друга. За углом неподалеку от кафе-шопа стоял лимузин, водитель ждал нас в машине.
— Во время езды ни слова, садитесь!
— Куда едем?
— Ко мне домой…
Заднее сиденье было достаточно широкое для троих человек.
Когда машина тронулась, Сэндерс повернулся ко мне. Я почувствовал запах его туалетной воды, знакомый мне с тех времен, когда мы по-дружески обнимались в прошлом.
— Вы никогда не были у меня дома, — сказал он.
— Вы никогда меня к себе не приглашали…
— Правда, — произнес он, хлопнув себя по бедру, словно сожалея об этом — Это из-за самолюбия! Если бы я мог показать вам что-то вроде маленького дворца, я был бы, скажем так, более гостеприимен. Но я такой ранимый…
Я искал руку Энни и хотел прикоснуться к ней. Наши руки нашли друг друга и скрестились, словно в молитве: две ладони, две руки, два тела и один жест. Я с бесконечным удивлением понял, что не могу обвинить ее в предательстве. Я хотел, чтобы она была невиновна.
— Вот и хорошо, — сказал Сэндерс — Я ужасно не люблю сцен.
Шофер вел машину в направлении Малибу-Бич.
— У меня нет материальных возможностей купить такое же орлиное гнездо, как у Энджи на озере Тахо или поместье на вершине Беверли-Хиллз. Я нашел место, где мог чувствовать себя в своей тарелке и быть выше определенной категории людей. Таких, как нищие, наркоманы, малоимущие купальщики, детишки, не боящиеся акул, и родители, которые сами превратились в акул… И это место в Малибу.
Мы проехали по Тихоокенской автостраде и вскоре очутились в секторе побережья между морем и дорогой, застроенном рядом поместий. Водитель нажал на пульт дистанционного управления, решетка ворот открылась, и лимузин въехал в небольшой двор.
Выйдя из машины, мы пошли вслед за Сэндерсом к дому. Войдя в него, мы очутились в холле, обставленном по-мексикански. Ремесленная мебель, предметы для туристов, стена, украшенная сомбреро. Навстречу нам вышла женщина с костлявым лицом и черными волосами.
— Привет, Кончита! — сказал Сэндерс — Приготовьте нам кофе и подайте его на второй этаж.
Он обернулся ко мне и указал на эту женщину дружеским жестом:
— Кончита заботится обо мне просто божественным образом. Не правда ли, Кончита?
— Надеюсь, — сказала она, — и уже давно. Хотите пирожные к кофе?
Сэндерс обернулся к нам:
— Дорогие мои, не желаете ли пирожных?
Я пожал плечами. Он подошел к стене и нажал на кнопку. Зал наполнил голос Каллас из оперы «Кармен».
— Дом оборудован музыкальными аппаратами, я живу с моими умершими любовницами, певицами. Каллас была моей любимой певицей, а из ныне живых — Барбара Хендрикс [47].
Дом производил какое-то странное впечатление. Я не мог понять причины какого-то беспорядка и наличия большого количества мексиканских божков из флюорита или пластмассы на дешевой мебели.
Сэндерс читал мои мысли:
— Естественно, розовый дом намного шикарнее. С того самого дня, как Энджи его купила, я мечтал в нем жить. Да, Замок Радуги! И услужливость Филиппа. Через несколько дней я туда перееду.
Он говорил это нам, поднимаясь по лестнице. Мы шли за ним следом. Энни обернулась и захотела мне что-то сказать.
Сэндерс прервал ее:
— Позже, Энни.
Мы поднялись на площадку второго этажа. Там тоже все стены были завешаны сомбреро, масками ремесленников, и я увидел живописную и дешевую репродукцию «Трамвая «Желание»». Голос Каллас бил по мозгам, его звучание было едва выносимым. Очевидно, колонки были спрятаны под масками. Со стен, пола, перегородок лились слова этой оперы:
— Входите сюда, направо, теперь прямо! Входите же.
На стене у двери был выключатель. Он повернул его, нас оглушила тишина. Мы вошли в какую-то темную комнату, и я почувствовал себя глухим и слепым. Энни схватила мою руку, мы были вдвоем в могиле: ни малейшего лучика света, ни намека на окно, только один влажный металлический запах. Издали доносился легкий шум волн, очевидно, дом имел выход к морю. Издалека донесся крик ребенка. Мы были живы.
Я на что-то наткнулся. Повсюду стояли стулья, и, судя по острой боли в колене, я ударился о низкий столик.
— Садитесь. Ну, поживее… Сели?
Сэндерс копошился в темноте, перемещал какие-то предметы, заглушив легкое ругательство. Послышался щелчок, затем жужжание мотора. На стене появилось большое белое пятно, затем неясные очертания чего-то, поскольку объектив не был отрегулирован, а затем панорама фасада «Маунт Кения Сафари Клаб». Окна, балконы, остановка на одном из окон. На нашем? Затем бассейн, чьи-то незнакомые лица. Камера кого-то ищет, мечется из стороны в сторону. Она нахально снимает незнакомых людей. Одна смышленая девчонка машет рукой, она поняла, что ее снимают. Сэндерс говорит:
— Начало малосвязанное, но я не хотел делать монтаж и сразу переходить к делу. Я оставил фильм в его изначальном виде. Малейшее манипулирование катушками может посеять сомнения в умах присяжных заседателей. А так подлинность фильма совершенно неоспорима.
Ладонь Энни стала ледяной. На экране появляется она, сидящая рядом с бассейном. Позади нее видна темно-синяя гора Кения.
— Сейчас будет очень интересно, — комментирует Сэндерс.
Крупным планом лицо Энни.
«— Снимите очки.