благодаря двойному прозрачному потолку.
— Он из муранского стекла, — сказала Энджи.
А затем добавила:
— Какая замечательная идея родилась у Филиппа. Это великолепно! Никто никогда здесь не жил.
Она повернулась ко мне:
— Я сама подберу мебель и все украшу…
Но тут вмешался Филипп:
— Может быть, мистер Ландлер хотел бы выбрать сам?
Я почувствовал горячую признательность к нему. Он помогал мне не пачкаться слишком быстро деньгами Энджи.
— Обед накрывать в столовой или в саду?
— В саду, — сказала Энджи — Мы находимся в одном из редких мест Лос-Анджелеса, где можно дышать…
Она была права. В Даун-тауне[18] люди сопели, хрипели, задыхались, забивали легкие жирным от грязи воздухом. Нет, я не имел права ненавидеть деньги, которыми пользовался.
Осмотрев весь дом — восемь спален, салоны, библиотека, две столовые, — мы вышли в парк. Аллеи пересекались друг с другом, повсюду росла восхитительная зелень. Поливочные автоматические устройства разбрызгивали воду, и ее сверкающие на солнце разноцветные капельки, падая вниз, образовывали жидкую пелену. Откуда-то выскочила большая собака. Она радостно залаяла на Энджи и бросила на меня настороженный взгляд.
Энджи отстранила ее от себя, продолжая гладить.
— Это Нил, ездовая собака породы хаски. Хотите его погладить? Он недоверчив, но потом он к вам привыкнет…
Мне было противно к нему прикасаться. Я не любил животных, раздражал их, внушал им непреодолимое желание укусить меня. Возможно, собаки были правы.
— Положите руку на его голову, он поймет, что вы — его новый хозяин.
— Кто был предыдущим хозяином?
— Доктор Говард.
Нил смотрел на меня с той же антипатией, которую проявила ко мне и белая кобыла на ранчо.
— Я ему не нравлюсь.
Энджи пожала плечами:
— Да нет. Потрогайте его!
Она держала Нила за ошейник, и я погладил пса. Ему не понравилось мое прикосновение, но он подчинился воле Энджи.
Она повторяла:
— Красивый, Нил, красивый, очень красивый.
Ечядя на меня, пес молча скалился.
Ближе к вечеру мы сидели в библиотеке и ждали прибытия Сина Сэндерса. Как только я увидел его в проеме двери, успокоился. Он был весел и излучал доброту. Он сразу же обнял Энджи.
— Моя маленькая Энджи…
— Син, на сей раз мне повезло. Он великолепен!
Сэндерс с улыбкой повернулся ко мне.
Трогательная сцена его встречи с моей женой дала мне достаточно времени, чтобы понаблюдать за ним. Одетый в темный костюм, среднего роста, седые волосы, серо-голубые глаза за стеклами очков в золотой оправе, он просто излучал чистоту тела и души. Он мне понравился. Мне необходимо было прибиться к кому-нибудь в этом новом для меня мире, а он походил на отца, который все на свете понимал, что-то вроде Господа в гражданском обличье. Энджи была взволнована, она потянула его за руку ко мне:
— Син, представляю тебе Эрика.
— Хелло, — сказал он, протягивая мне руку и глядя на меня с внимательностью старого семейного доктора, — Поздравляю вас. Вы молоды, красивы и излучаете честность. Это — мое первое впечатление. Я редко ошибаюсь в людях. Я узнал, что вы в Париже занимали важный пост, и справился насчет вашей квалификации. Энджи даже пожаловалась мне на ваше нетерпение. Вы хотите поскорее начать работу на фирме, не так ли?
Я готов был поцеловать его руку! Наконец нашелся человек, который заговорил со мной о работе. Я пробормотал несколько банальных фраз насчет счастливых дней, проведенных с Энджи на ранчо, и признался, что хотел бы как можно скорее приступить к работе! Син Сэндерс хлопнул меня по плечу, я получил одобрение за мою любовь к Америке, за любовь, которую я питал к Энджи, и за рвение к работе.
— Вам все же придется немного набраться терпения, — сказал он — У нас с вами будет длинный разговор. Я сначала должен ясно определить ваше место в уме и определить, куда бы я мог вас поставить, не шокируя других, в иерархической пирамиде компании.
— Я в вашем полном распоряжении. Готов дать вам любые сведения… Я полагаю, что моим козырем могли бы стать связи в Европе, но знаю, что мне необходимо будет подучиться, приспособиться к ритму и методам работы американцев.
Он смотрел на меня благожелательно, потягивая предложенный Энджи виски:
— Если я правильно понял вас как личность, — можете поправить меня, если я ошибусь — вы не претендуете на самые высокие посты, и это уже достойно уважения. Люди, которые приезжают сюда из Европы, страдают от двойного комплекса: превосходства и неполноценности. Они берутся за все подряд. Вы, значит, считаете себя в состоянии вести переговоры с нашими европейскими партнерами. Вы могли бы стать в некотором роде связующим звеном с Францией.
— Точно так. Я полагаю, что у меня есть ряд полезных знакомых.
— Конечно, — сказал он. — Но, видите ли, в чем дело: вам придется открыть для себя Америку. Теория сильно отличается от практики. Люди мечтают об Америке, но, когда встречаются с ее реалиями, испытывают потрясение.
— Мистер Сэндерс…
— Зовите меня Син.
— Син, забудьте о том, что я муж Энджи.
— Понимаю вас, — сказал он. — Следует щадить ваше самолюбие и применить ваши знания с наибольшей пользой для всех нас. Франция — страна, в которой трудно вести дела. Вы там люди необычные, слишком сложные для нас.
— Я здесь не в качестве новообращенного, у меня за спиной несколько лет жизни в Америке. Если сложить все месяцы моего пребывания здесь, то получится почти два года.
— Это хорошо, — произнес он уныло, — но у вас нет опыта работы на предприятии.
— Нет.
— Знаете, Америка снаружи никоим образом не похожа на рабочую Америку. Вначале вы могли бы быть полезны для укрепления наших связей с заграницей. Франция, Германия и, если хотите, Люксембург. Поверьте мне, не так-то просто ввести европейца, пусть даже такого квалифицированного, в административный аппарат фирмы. Когда речь идет о каком-нибудь ученом, это проще, он живет за закрытыми дверьми, он служит, ему служат. Вам придется иметь неожиданные контакты с окружением, которое не имеет ничего общего с тем, что вы можете себе представить. Но ваш прекрасный английский должен вам в этом помочь.
— Я надеюсь, что когда-нибудь смогу получить американское гражданство.
— Будем надеяться, — сказал Сэндерс.
Я испугался. Он тут же добавил:
— Если не передумаете.
— Эрик разговаривает на немецком так же, как на английском, его мать была немкой, дочерью
