По-моему, он называется „Ыскыста“, если я правильно передаю здешнее наречие. Его танцуют плечами и руками, прямо по-цыгански. А когда две танцовщицы стали энергично вращать головами, то сделались похожими на метательниц молота, и в какой-то момент мне показалось, что их головы вот-вот оторвутся и улетят за отметку тысяча метров».
А потом Павел сообщал о том, что завтра утром они отправляются на юг страны и в ближайшие несколько дней связи с ним ждать не стоит.
«Как только вернусь в Аддис-Абебу, непременно сообщу, чтобы ты успела подготовиться к встрече. До скорого свидания, Арина-балерина».
Однако прошла неделя, началась вторая, а от Павла все еще не было ни слуху ни духу, и Рина с каждым днем нервничала все больше и больше.
Да и вообще, с тех пор как он уехал, все у нее почему-то пошло наперекосяк.
Началось все с того, что она в пух и прах разругалась с Малахайкиным. Когда Рина привезла ему на утверждение несколько готовых работ, наглый Герман с брезгливой миной заявил, что все это допотопная классическая чихня, которой место в историческом музее. Когда это чучело небрежно швырнуло листы с рисунками на пол, Рина так разозлилась, что не удержалась и стукнула его по макушке своей увесистой папкой. Герман завопил благим матом и немедленно принялся звонить своим благодетелям с требованием разорвать контракт с агрессивной художницей по костюмам. Рина тут же вспомнила данное Наталье клятвенное обещание, во что бы то ни стало довести дело с Малахайкиным до конца, и пошла на попятный. Поначалу она попробовала обратить все в шутку — извиняться перед Германом у нее попросту не поворачивался язык. Но оскорбленный Малахайкин на компромисс идти отказывался — как это бывает со всеми самовлюбленными дураками, он напрочь утрачивал чувство юмора, когда речь заходила непосредственно о нем. Рина выбилась из сил, пока ей удалось уговорить раскапризничавшегося режиссера. Когда страсти в конце концов улеглись, она забрала свои эскизы и пообещала Герману переделать все в точном соответствии с его ценными указаниями. Добравшись, наконец, до своей машины, Рина плюхнулась на сиденье и разрыдалась от слишком долго сдерживаемой злости и от унижения.
Следующие несколько дней она буквально силой заставляла себя работать над идиотским проектом Малахайкина. На этот трудовой подвиг ее вдохновляла исключительно мысль о том, что чем быстрее она закончит работу, тем быстрее отделается от этого злого гения.
Второй удар под дых совершенно неожиданно нанесла Нина Никифоровна, которая внезапно засобиралась домой.
— Ну что же, погостила, пора и честь знать, — сказала она однажды утром и принялась паковать вещи.
Не помогли ни уговоры Анны Викентьевны, ни мольбы Тошки, ни даже слезы Антошки. С присущим ей спокойствием, Нина Никифоровна выслушала все доводы, а потом привела свои собственные контраргументы:
— Как говорится, мои дорогие, в гостях хорошо, а дома лучше. Там у меня все родное, все знакомое. Все меня знают и уважают, а мне ведь не безразлично, как ко мне люди относятся.
— Но у вас же здесь родные внуки, которые вас любят, а уважение наших друзей и знакомых вам завоевать не составит никакого труда, — попыталась убедить ее Рина.
— А квартирка моя, в которой я все свои лучшие годы прожила? — как будто не слыша ее, продолжала Нина Никифоровна. — Опять же Марфа без меня, поди, затосковала уже. Нет, надо мне возвращаться и точка. А к вам я на праздники с гостинцами буду наведываться. Да и вы тоже приезжайте, не забывайте бабушку.
И она уехала, оставив после себя глубокое разочарование и грусть.
Рина, не ожидавшая от Нины Никифоровны ничего подобного, долго не могла прийти в себя. Откровенно говоря, она уже давно приняла решение предложить бабушке Нине переехать к ним на постоянное жительство и ни секунды не сомневалась, что та с радостью согласится. А почему бы и нет? Внуки ее обожали, Анна Викентьевна уже считала ее своей лучшей подружкой, да Рина и сама успела привязаться к ней всей душой. С тех пор как Нина Никифоровна появилась в их доме, у Рины было такое ощущение, будто вернулись старые добрые времена, когда еще была жива мама. К тому же, чего уж тут греха таить, она рассчитывала на то, что Нина Никифоровна возьмет на себя заботу об Антошке, и таким образом решится одна из самых больших на нынешний момент проблем.
И вот теперь, оставшись у разбитого корыта, Рина снова вынуждена была ломать голову над тем, кто будет присматривать за малышом. Кроме того, пора уже было начинать процедуру официального усыновления, но это дело она беззастенчиво решила свалить на Романа — у него была масса знакомых, которым он мог бы доверить урегулирование всех необходимых формальностей. К тому же раньше он уже помог ей точно в таком же деле, ну а, как говорится, сделав однажды добро, будь готов расплачиваться за него всю жизнь.
Но когда Рина позвонила Роману и попыталась завести разговор на эту тему, он неожиданно ее перебил.
— Ариша, если дело терпит, то давай его пока отложим, — сказал он таким суровым голосом, что у Рины сразу же упало сердце.
— Ты раскопал какую-то ужасную информацию про Людмилу? — спросила она хриплым от волнения голосом.
— Да что ты, речь вовсе не о мальчике, — успокоил ее Роман. — Просто кое-какие проблемы на фирме, при этом совершенно неожиданные. Я сейчас пытаюсь во всем разобраться, поэтому у меня попросту нет времени заниматься чем-то еще.
— Я могу как-нибудь помочь? — с тревогой спросила Рина.
Она чувствовала, что Роман не на шутку озабочен и даже, кажется, огорчен. Ну еще бы, ведь его производство много лет работало, как часы, не давая никаких сбоев, и вдруг откуда ни возьмись появились какие-то проблемы.
— Да нет, спасибо за предложение, — засмеялся Роман, — но, думаю, мы как-нибудь справимся без твоей помощи.
Однако думал он так совершенно напрасно. Уже на следующий день он явился к Рине домой для серьезного разговора.
— Ариша, — осторожно начал он, — не подумай, что я лезу в твои личные дела, но мне необходимо задать тебе пару вопросов про Вениамина.
Рина так удивилась, что буквально потеряла дар речи. Она даже приблизительно не могла себе представить, что может связывать Романа с вышеупомянутым господином. Они были едва знакомы и встречались всего пару раз у Рины дома по случаю каких-то праздников.
Тем не менее она понимала, что интерес к Вениамину у Романа не праздный.
— Ну что же, задавай свои вопросы, коли это действительно важно, — вздохнула она.
— Думаю, очень важно, — откликнулся Роман. — Первое, я хотел бы знать его полное имя. Как его фамилия-отчество?
— Отчество? — растерялась Рина, которой все никак не удавалось сосредоточиться. — Его отчество Кондратьевич. Да, Вениамин Кондратьевич Миронов.
— Так я и думал, — с досадой хлопнул рукой по столу Роман.
— Да что случилось-то? — не выдержала Рина. — При чем здесь Вениамин?
— Думаю, при всем, — буркнул Роман и достал из кармана сигареты. — Можно мне немного подымить?
Рина молча открыла форточку и снова уселась напротив, приготовившись слушать. Однако Роман с объяснениями не торопился. Вместо этого, глубоко затянувшись, он задал очередной вопрос.
— А теперь скажи мне вот что. Вы с Вениамином Кондратьевичем случайно не поссорились? По- крупному?
Рина ахнула и прижала ладони к щекам. До нее мгновенно дошло, к чему он клонит.
— Да, мы с ним поссорились, — с трудом выдавила она, — из-за Антошки.
Роман задумчиво загасил сигарету в пепельнице и пристально посмотрел Рине в глаза.
— По-моему, ты чего-то не договариваешь, старушка. Подумай как следует, может быть, причина вашей ссоры была более серьезной?
