Эти листовки размножили и расклеили за одну ночь на деревьях и пнях вблизи железнодорожного полотна. А сами наставили патрулей, чтобы вооруженным вмешательством не допустить на порубки ни одной группы. Конечно, мы действовали так решительно не наобум, а исходя из того, что стоявшие здесь рядом части были переброшены к водным рубежам Днепра и Десны, а борьба с партизанами возложена сейчас только на местную полицию.
Расчет оказался правильным. Мобилизация населения на порубку сорвалась. А одно неожиданное последствие наших воззваний очень потешило нас: немцы тоже решили заняться печатной агитацией. Разбросали повсюду свои листовки.
«Большевистская власть почти уже стерта с лица земли, — писал в них новгород-северский комендант майор Пауль Пальм. — Опомнитесь и не слушайте обер — бандитов Попудренко и Артозеева. Приходите организованно и поодиночке в управления полиции для получения работы. Вам будут выдавать хлеб, соль, табак, землю».
Каков был толк от этого обращения, — можно себе представить.
Мы только посмеялись. Но затем последовал приказ семеновского коменданта, который обеспокоил нас.
Немцы поняли, что меня у родного дома не поймаешь, и распорядились село Машево вместе с хутором Гутка сжечь как партизанский центр.
Весь отряд имени Чапаева вышел на оборону села. Жители еще не знали, что им угрожает, а партизаны уже встали на их защиту.
Все дороги перекрыли завалами и канавами, сделали баррикады, а на каждой прикрепили скромную дощечку: «Заминировано. Шаг вперед — смерть!» Для большей наглядности дощечку на центральном семеновском шляхе украсили, как сумели, изображением черепа.
Конечно, мы не рассчитывали на слова и картинки. На дороге, по которой должны были ехать каратели, поставили засаду и сели ждать.
Часов в девять утра показались подводы гитлеровцев и жандармской полиции. Вот они подъехали и читают нашу приветливую надпись. Никому ехать вперед неохота. Колонну остановили. Повернули на лес пулеметы и начали жарить огнем так, что ветки посыпались. Мы сидели неподалеку, но признаков жизни не подавали.
Каратели лупили по лесу, не жалея патронов, чуть не докрасна накаливали стволы пулеметов. А мы все сидели тихо.
Наконец, они надумали. Пустили вперед пустую подводу. Лошаденка спокойно переправилась через защитную зону без всяких последствий. Это, конечно, обнадежило карателей. Они наблюдали, как кобылка брела по дороге, но, конечно, не слыхали, как партизан Чапля сказал ей «Тпрр-руу», после чего она свернула в сторону и стала пастись.
Ободренные тем, что партизанские угрозы оказались пустыми, каратели тронулись в дальнейший путь. А мы все сидели тихо. Наконец, весь этот поезд развернулся перед нами как на ладони. Я дал знак — и семь пулеметов, полторы дюжины автоматов ударили разом. Двадцать четыре поджигателя остались на месте, остальные повернули на поле и целиной бежали в ближнее село Ивановку.
Вечером того же дня семеновскому коменданту было доставлено от нас письмо. Мы требовали зверский приказ отменить, так как мирные жители не должны нести ответственность за действия вооруженных партизан. «Если же, — писали мы, — приказ все же приведут в исполнение, то партизаны переловят и повесят всех работников жандармерии и комендатуры. Веревок у нас хватит!»
Не знаю, насколько сильное впечатление произвела на коменданта моя записка, по Машево вместе с хутором Гутка целы и по сей день.
Для нас же было очень ценно то, что враг начал считаться не только с силой нашего оружия, но и с обыкновенными словами. Мы уже постарались поставить об этом в известность широкие круги населения. И надо сказать, что самые скромные наши ораторы проводили беседы на эту тему с успехом.
Караси
Однажды наш подрывник Алексей Евдокимович Шахов, работавший на грунтовой дороге Стародуб- Новгород-Северский, познакомился на этом шляхе с хорошей компанией.
Дело было вечером. Шахов только что поставил мину и тут же заметил показавшуюся вдали одинокую легковую машину. Он решил переждать, пока она подорвется, и сразу же, не откладывал в долгий ящик, поставить другую.
Отошел немного вглубь леса и стал ждать.
Машина нормально подорвалась.
А дело это было неподалеку от хутора Караси, и оттуда к месту происшествия с поразительной быстротой примчались первые свидетели. Хутор маленький, оккупанты на нем не водились, и свидетели тоже были маленькие.
Несколько шустрых хлопчиков подобрались к еще дымившимся остаткам машины. Они копались в металлическом хламе, собирали какие-то части на дороге и в стороне от нее, спорили между собой из-за трофеев. Наконец, они все поделили и стали рассуждать о взрыве, как он получился, велика ли была «бомба», и кто ее сделал, и кто подложил.
Шахов смотрел на эту компанию из-за куста и решил обнаружить себя. Он нарочно хрустнул ветками. Ребята замерли. Он хрустнул второй раз. Они заволновались, завертели во все стороны вихрастыми головами. Шахов пошевелился снова.
Тогда трое храбрецов разведчиков приказали двоим охранять дорогу, а сами поползли на поиски. Шахову понравилось, что они не испугались. Он показался ребятам и дал знак подойти. Те подскочили.
— Дядя, ты партизан?
— Да.
— Это вы взорвали машину?
— Да.
— А как? Большой бомбой? А где все ваши? Далеко? — засыпали они минера вопросами, больше всего, впрочем, интересуясь «бомбой».
— Хотите покажу? — усмехнулся Шахов, полагая, что ему невредно получше познакомиться с этими ребятишками: при дальнейшей работе они могут пригодиться — сообщать обстановку, проверять результаты взрывов.
Торжествующие мальчишки пошли с Шаховым на дорогу. «Застава» доложила, что все спокойно, противник не наблюдается. Выбрали новое место, поодаль от прежнего. На глазах у замерших от счастья хлопчиков подрывник заложил новую мину.
Окончив дело, Алексеи Евдокимович строго-настрого приказал всей этой публике разойтись по домам. Вечер был на исходе. Близилась ночь.
— Что вы, дяденька! — удивились ребята. — Мы теперь отсюда ни за что не уйдем. Хоть до утра просидим. Будем караулить, когда взорвется!..
И сколько Шахов ни убеждал их, ребятня стояла на своем.
Еще бы! На их глазах настоящий партизан положил на дорогу настоящую мину, от которой полетит на воздух настоящая немецкая машина.
— Мы раньше так только играли, — говорили они Шахову, — заберемся куда подалее и играем. Только трудно было: все хотят быть партизанами, а фрицами — никто. Так мы боролись. Кто побежден — тому и быть фрицем.
Во время этого разговора на пригорке показался грузовик. Как раз на его пути и лежала мина. «Торопятся разъехаться до ночи», — сказал Шахов и вместе со всей компанией скрылся в лес.
Из своего укрытия они наблюдали при свете взрыва, как с полного хода перекинулась машина. Она
