Александр Афанасьев
Наступление
Часть 3
Эта война не принесла ровным счетом ничего ни афганцам, ни русским, ни пакистанцам, она была исключительно войной на уничтожение. Восемь лет назад группы спецназа КГБ взяли дворец Тадж-Бек и убили, возможно, единственного человека, который мог бы править Афганистаном пусть кроваво и жестоко — но мог править. Два года назад, окончательно убедившись в двурушничестве своего ставленника Кармаля, Советский союз добился назначения на пост генерального секретаря НДПА нового человека — более молодого, более энергичного Мухаммеда Наджибуллы. Это не решило ни одной из проблем, более того — создало новые. Война продолжалась…
Со своим приходом, шурави принесли на афганскую землю новые порядки, один из них — праздновать новый год не по мусульманскому, а по европейскому календарю. Сначала его праздновали только шурави — потом подключились и все афганцы, потому что знали — в этот день у шурави можно выпить спиртного, вдоволь поесть и пострелять из автоматов в воздух. Дукандоры тоже с нетерпением ожидали конца года, потирая ладони — шурави в эти дни покупают много продуктов, подарки, им выплачивают деньги в качестве премий и тринадцатой зарплаты. Ждали этого дня и моджахеды — но только по другой причине — для того, чтобы пролить кровь.
Утром этого дня в одной из небольших вилл в районе Кот-Санги все проснулись очень рано, когда на улице еще не рассвело. Эти люди прибыли в афганскую столицу только вчера, а те, кто снял им эту виллу на месяц, внеся задаток афганями, и сами не знали, для чего они это делают. По их представлению, вилла нужна была для хранения товара, вот почему она была маленькой, но рядом с нею был большой и достаточно хорошо по афганским меркам оснащенный гараж. В гараже стояло три автомобиля — Тойота — пикап и две престижные русские белые Волги, которые вчера прибывшие люди перекрасили в бело-желтый цвет, под цвет такси.
Первым проснулся Патман. Он был главным здесь, потому что его отец был баем в провинции Нангархар до тех пор, пока не пришла революция, а как только она пришла — семья Патмана была вынуждена бросить все и бежать в Пакистан. Благосостояние семьи Патмана зависело не столько от земли, которой они владели, земли нищей и не слишком то урожайной — а от вкладов, которые отец предусмотрительно делал в пакистанские банки, поэтому они не слишком то много и потеряли. Этих вкладов хватило не только на то, чтобы купить небольшую виллу в Равалпинди — но и войти в долю с известным командиром моджахедов Гульбеддином Хекматьяром. Сейчас отец держал фабрику по переработке опиума в героин, товар закупал на собственные деньги, героин продавал людям Хекматьяра, потому что если бы он попытался продать кому-то другому — ему бы отрезали голову. Но все равно — отец зарабатывал деньги, был доволен и уже забыл про Афганистан. А вот Патман… Патман ничего не забыл.
Смертельной ошибкой отца Патмана было то, что он отдал его учиться в медресе, да не в обычное — а в медресе Хаккания в Пешаваре. Там ему быстро объяснили, кто виноват и что делать, из медресе он не только выше законченным фанатиком, но и публично отрекся от отца и от всего рода, что было самым страшным для любого афганца.
Сейчас Патман, молодой командир террористической ячейки, знавший пушту, фарси, русский и немецкий языки (немецкий учил еще в юности, русский знала мать — этническая узбечка), проснувшись, посмотрел на часы, вспомнил, какой сегодня день и понял — пора. Сегодня — все свершится.
Но прежде — нужно было кое-что сделать.
Аллаху Акбар! Аллаху Акбар! Аллаху Акбар! Аллаху Акбар! Ашхаду ан ля иллаха илля-Ллах'!. Ашхаду ан ля иллаха илля-Ллах'!. Ашхаду анна Мухаммадан расулю-Ллах!
Крутились приводы японского кассетника, который Патману дали в Пешаваре, переливался в колонках азан — призыв правоверных к молитве, к намазу аль-Фаджр, первому, утреннему намазу. Патман закрыл глаза, как его учили, вслушался в неторопливый мелодичный напев — и его душа наполнилась неведомым спокойствием и благостью, которая посещала его всегда, как только он включал магнитофон и слушал записи лучших чтецов Корана и слова азана и намазов.
Магнитофонные кассеты эти, в числе прочих были записаны в лабораториях ЦРУ и переданы в Афганистан в рамках секретного проекта. Помимо слышимого — в них было и неслышимое, неслышимый приказ, призыв к повиновению и Джихаду.
Первым в комнату вошел Зигар, он дежурил во дворе с автоматом в самый последнюю, предутреннюю вахту, с двух до пяти часов утра — и услышал негромкий переливистый голос азанчи, поспешил на молитву. Все они спали в одном помещении, прямо на полу, потому что вилла сдавалась без мебели, а муджахеддину, идущему по пути святого джихада не пристало заботиться о личном удобстве. На стене комнаты вчера нарисовали киблу, метку, указывающую направление на Мекку. Подождав, пока остальные проснутся, Патман, Зигар, и все остальные расстелили на полу саджады, молитвенные коврики, потом Патман снова пустил магнитофон — и комнату заполнили переливы дуау-ль-истифтах, начальной, приветственной мольбы, за которой полагается читать сами ракаты.
Бисми Лляхи Ррахмани Ррахим Аль хамду ли-Лляхи раббиль `алямин Ар рахмани ррахим Малики явмиддин…
Льется из колонок магнитофона неземная, величественная музыка, совершают саджда[1] муджахеддины, и, кажется, что во всем мире нет ничего, кроме этого, ничего кроме совершенства таухида[2], когда каждый встречный твой брат и все вместе вы — рабы Аллаха. Как же просто будет жить в эти времена.
И как же тяжело жить сейчас…
Совершив намаз, муджахеддины начали заниматься делом — каждый своим. Они прибыли только вчера в город, и у каждого из них было очень много дел.
Патман отвел в сторону Усергана, маленького, крепкого как камень, узкоглазого, одного из немногих хазарейцев, принявших ислам и присоединившихся к движению. Его никто не хотел брать к себе в отряд, потому что он не пуштун, не таджик, не узбек — а всего лишь хазареец, и только в отрядах Осамы Бен Ладена ему нашлось место, потому что еще Пророк (с.а.с.) сказал — не наш человек тот, кто воюет, ради асабийи и для асабийи. Перед Аллахом все равны, и суд для тебя — только по свершенному тобой.
— Аллах Акбар, брат!
— Аллах Акбар, амер!
— Сегодня твоей рукой свершится кара неверным, безбожникам, да покарает их Аллах!
— Да покарает их Аллах, брат!
— Я завидую тебе, амер, ибо ты сегодня сделаешь больше, чем сделали мы все. Аллах с тобой.
— Аллах с нами, со всеми моими братьями, амер. Я ничто без вас. О, брат, пусть Аллах пошлет мне сегодня шахаду, я так хочу увидеть его…
Патман нахмурился
— Не говори так. Разве свободна земля Афганистана, разве мир познал совершенство таухида? Мы
