неожиданности, чуть не ронял сигарету, а хозяин фаланги ловко нажимал ей на спину и закрывал коробок, под дружный хохот.
Впрочем, ни все были такими впечатлительными, потому что фаланги встречались даже в казармах, которые регулярно убирали и мыли.
Потекли монотонные будни, с занятиями в классах и в горах.
Однажды Виталик сказал мне. Что договорился с одним местным туркменом, что мы поможем ему кое-что перенести, а он заплатит нам 15 рублей. Это были хорошие деньги, для простого солдата.
Мы договорились с Гераськой — наш сержант, губошлёпый и улыбчивый парень. Мы пообещали ему 5 рублей, если он нас отмажет на вечерней проверке. Это было не сложно, потому что кто-то постоянно помогал на кухне и по хозяйским делам, и не ходил на вечернюю проверку.
В назначенный час, хозяин ждал нас в условленном месте за колючей проволокой. Мы перелезли и пошли в сторону кишлака. Работа оказалась посильной. Мы перенесли штабель досок, и перетащили кирпич. Хозяин угощал нас персиками и дыней. Не заметили, как начало темнеть. Приближалось время вечерней проверки, но мы были уверены, что Гераська отмажет нас. Хозяин рассчитался с нами, и даже 'на ход ноги' налил по стакану сладкого, тёплого, креплёного вина. Мы поблагодарили его, и пошли в сторону городка.
На подходе к городку увидели хаотически мелькающие лучи фонариков. Вскоре донеслись крики. Курсанты выкрикивали наши имена.
Нас ищут.
В воздухе запахло расправой.
Ребята увидели нас и рассказали, что Гераська нас сдал. Он объявил, что не знает, куда мы делись. Полчаса все бегали по инженерному городку, а потом наш взвод выдвинули на поиски в сторону кишлака. Офицеры, а особенно Бок, были в ярости.
Мы подошли к месту построения. Рота стояла в каре и ожидала, окончания поисков. Вытягивая шеи, все старались увидеть 'героев дня'. Одинокий фонарь на плацу освещал отдельную кучку офицеров, стоящих под ним, и первую шеренгу строя. Нам приказали встать перед строем. Начался публичный допрос и разборки. Мы не стали упираться, и рассказали всё как есть. Узнав, что нам дали деньги, старший лейтенант Бок потребовал их отдать.
Потом офицеры завели толпу, объявив, что по нашей милости им пришлось торчать на плацу лишний час, вместо того чтобы отдыхать. Потом Бок завернул речь про кровожадность туркмен, хотя это была неправда. Солдат в Ашхабаде любили, и щедро угощали фруктами на рынке. Запомнилась его пафосная фраза: 'Вы заметили, как упала звезда?' и закатил глаза вверх. Все, также вывернув шеи, стали смотреть в чёрное туркменское небо. 'Нет, это звезда с моих погон!' — и щелчком пальца, словно что-то сбросил со своего погона. Он ждал присвоения очередного воинского звания, и боялся, что из-за этого происшествия его отложат.
'Ну, ничего, я вам отомщу! Отомщу так….' — срываясь от злости, он распустил роту. Бойцы теснили и толкали нас в палатку, внутри которой сослуживцы дали волю чувствам.
Гневом взорвались чеченцы. Больше всех кричал Ибрагим Ибрагимов. Среднего роста, крепкий, орлиный нос и, горящие местью, угли глаз, сжимающиеся кулаки.
Про чеченцев рассказ особый. Они приехали отдельной командой из Грозного, и их раздали по несколько человек в каждый взвод, но они плотно контачили и наезжали на тех, кто послабее и досаждали всем изрядно.
Помню, как их гоняли командиры, за то, что в сортире держали бутылки. Чеченцы очень гордились своей чистоплотностью, особенно тем, что после туалета, моют свою жопу.
Конфликт назревал. Однажды Ибрагимов наехал на Мишку из Питера. Тот в слезах схватил табуретку и бросился на Ибрагима. Земляки подскочили и бросились в драку, но все остальные обступили их плотным кольцом и стали толкать и валить на пол. Ибрагим верещал, что всех зарежет, а его от души лупили и всяко разно оскорбляли. Досталось, как следует и остальным. После этого случая чеченцы притихли, и больше никому не досаждали.
Но этот случай был особым.
Нас отдали чеченцам на растерзание. Они били не целясь, и удары сыпались со все сторон. Мы ушли в глухую защиту, стараясь прикрыть друг друга от ударов. Чеченцам понравилось, что мы достойно защищаемся, и если одного откидывало ударом, то другой выбегал вперёд, стараясь прикрыть своим телом. Удары становились реже и слабее. И даже они похвалили нас.
На шум прибежали командиры. Бок был доволен, что расправа состоялась, и повёл нас вглубь городка. Мы подошли к зарытому в землю блиндажу. Он открыл его, и сказал, что в наказание мы проведём здесь 5 суток, и только ночью нас будут выпускать, чтобы полить деревья и кустарник, посаженные по периметру.
Мы полезли в тёмный проём, и когда взводный и сержант ушли, то с помощью спичек стали осматривать блиндаж. Изнутри он был достаточно просторный, где-то 3 на 3 метра, но очень захламлённый, всяким сапёрным имуществом. Мы выбрали стенку, где лежала маскировочная сетка. Переложили мотки с колючей проволокой, и стали устраиваться на ночлег.
Вот тут-то самое страшное и началось. Блиндаж оказался населённым всякими гадами. Он просто кишел варанами и змеями. Прижимаясь, друг к другу мы нервно курили. Вараны бегали по стенам и потолку, и если, сорвавшись, падали на нас, то кусали и злобно шипели жутким голосом, приходя в полную ярость. В темноте не видно кто тебя кусает, а вдруг ядовитая змея или скорпион, и каждый раз прислушивался к своим ощущениям, не надеясь дожить до утра. Постепенно хозяева привыкли к непрошенным гостям, и наезды с их стороны прекратились, и под утро удалось уснуть.
Почти сразу же после подъёма, к нам прибежало несколько сапёров из нашего взвода, и в щель двери просунули несколько сигарет.
Перед завтраком пришёл сержант и выпустил нас оправиться. Еду принесли только в обед и то только суп в котелке, на двоих. Еды готовили мало, в самый обрез, и компота частенько не хватало.
Одно преимущество нашего сидения, это то, что не плющила жара, днём было относительно прохладно, когда на улице было+60 градусов. Иногда нас выпускали на погрузочно-разгрузочные работы.
Ночью после отбоя, за нами приходил сержант и выводил поливать деревья. Мы ходили по инженерному городку и, растягивая шланги, поливали деревья и кустарники. Потом долго лежали на земляной крыше нашего блиндажа и неспеша покуривали, любуясь тёмным ашхабадским небом и неровной