— Как тебя зовут?
— Горан. Мое имя Горан…
Серб!
— Ты серб?
— Да. Боснийский серб.
На улице послышался какой-то шум, снайпер насторожился, поднял винтовку. Ее глаза уже привыкли в темноте, винтовка на фоне окна была видна, точнее — был виден ее силуэт. Винтовка была короткой, уродливой, с наростом глушителя и коротким, изогнутым рогом магазина.[54] Это было приспособление для того, чтобы убивать людей и больше ничего.
— Ты здесь… ты наемник?
— Нет. Я солдат.
— Солдат египетской армии?
— Нет.
— Но какой же!?
— Ты не поймешь.
Алиссон, как и все американки — умела быстро перестраиваться.
— Хорошо, поговорим о чем-то другом. Ты здесь по доброй воле?
— Да. Я доброволец.
— Как ты попал сюда?
— Через Судан.
Отвлекшись, снайпер вдруг выстрелил. Дважды. Винтовка издала короткий, звенящий лязг, хлопок выстрела был ненамного громче. Алиссон вскрикнула
— Все. Думаю, какое-то время они сюда не сунутся. Сто семьдесят девять…
— Но они… люди.
— Нет, леди, они не люди. Это животные. Чтобы быть людьми — недостаточно просто иметь две руки, две ноги и голову
Снайпер помолчал
— Мое родное село в Боснии несколько раз переходило из рук в руки. Мусульмане убили многих… мой отец остался в живых и успел спасти нас… а вот моего дядю посадили на кол в центре села, на площади. Это сделали мусульмане, они сделали так потому, чтобы хотели, чтобы сербы ушли и больше никогда не возвращались. Они говорили нам этим — вот что ждет вас — если вы посмеете вернуться. Но мы вернулись. И если бы не ваша авиация и ваша гражданская позиция…
Алиссон молча слушала
— Когда у нас открылись вербовочные пункты, и стали вербовать… я пришел одним из первых. И мой брат — тоже. Мы хотели завербоваться к американцам, чтобы потом отомстить, как можно страшнее отомстить вам за то, что вы сделали с нашей страной…
Снайпер снова отвлекся. Посмотрел на то, что творилось на улице — но на этот раз не выстрелил.
— Но потом, уже в Ираке я кое-что понял. Господь… уже вершил суд над вами за то, что вы сделали… по глупости, по высокомерию, по незнанию. Это происходило на наших глазах, стоило ли вмешиваться в суд Господа. Мы встретились с братом в седьмом… и все решили.
— Твой брат жив?
— Не знаю… был жив несколько дней назад. Потом… нам уже не разрешали звонить. Мы уже были здесь.
— Ты… работаешь на нас? На правительство Соединенных штатов?
— Нет, леди. На кое-кого, кто решает вопросы в его пользу, понятно?
Господи… Она слышала о том, что ЦРУ и Пентагон содержат собственные частные военные компании, ссылают туда тех, кому нельзя оставаться на службе и используют их тогда, когда нельзя действовать официально. Но она и представить себе не могла, что в таких компаниях служат боснийские сербы. И что американское правительство или кто-то связанный с американским правительством может послать таких людей на улицы Каира, чтобы они убили как можно больше египтян.
Это невозможно было представить. Но это было так.
И это — невозможно было доказать. Совершенно.
— Что ты будешь делать дальше?
— Воевать. Пока есть возможность воевать — я буду воевать, леди. Пришло время ответить им тем же, что они сделали с нами. Никто не отомстит им — кроме нас…
Снайпер снова зашевелился. Что-то сделал в окне. Встал.
— Машина пришла. Мы высадим тебя недалеко от посольского квартала. Дальше дойдешь сама…
Исламская республика Египет
Каир, район Гелиополис
10 августа 2014 года
Люди с оружием, в головных повязках черного цвета — перебегали по улице правительственного квартала, от укрытия к укрытию. По ним стреляли — отрывистые, одиночные, глухие выстрелы. Пули часто находили цель — и люди в черных повязках падали. Но на их место приходили другие, они бежали и бежали вперед.
Впереди — чадно горел, стоя на ободах полицейский фургон. Дальше — горел еще один, этот, похоже, сожгли из гранатомета…
Камера была тяжелой. Очень тяжелой. Она не знала, как Дик постоянно носил ее и не уставал. Но ведь как то носил, верно?
Дик…
Она только сейчас начала понимать, как ей не хватает Дика. Несчастного философа — гея, всегда готового подставить плечо, поддержать — и в то же время всегда в лицо говорящего, где она не права. Наверное… если бы он остался жив, она сделала бы ему предложение. В конце концов — ей нужен друг и ему нужен друг. Почему бы не сэкономить на квартплате?
Дик бы ее никогда не предал. Она была в этом уверена…
Их водитель — резко свернул в какой-то проулок, грязный, вонючий, заваленный мусором. Покатился по нему… боковая дверь у микроавтобуса была открытой… вонь гниющих отходов вонзился в нос, как шило.
Еще один поворот…
За последние дни — ситуация в Каире окончательно вышла из-под контроля, а две противоборствующие группировки — начали распадаться на более мелкие части. Несмотря на меньшинство по численности — подготовленные, спланировавшие все свои действия во время путча, проявляющие нечеловеческую жестокость по отношению к противнику военные были близки к тому, чтобы окончательно подавить сопротивление в Каире. Несмотря на переданные записи, содержащие ужасающие кадры расстрела людей с вертолета — американцы ограничились дежурными осуждениями. Их можно было понять… нормальным, человеческим умом. Шла операция против Ирана, поляки учудили на Украине и с этим что-то надо было делать… а там с каждым днем становилось все хуже и хуже. Афганистан продолжал отвлекать внимание… боевики следили за действиями контингента подобно стае волков, терпеливо следующих за старым, но все еще сильным лосем. Но она этого не понимала…
— Нельзя, мэм.
Морской пехотинец из охраны посольства — молодой, белобрысый, сменивший ружье на карабин М4 решительно заступил ей дорогу.
— Туда нельзя, мэм.
