Но потом пришлось пробираться на ощупь. Наверняка здесь есть еще и пауки. Ей представились жирные мохнатые тонконогие чудовища, которые сидят в каждом углу и плотоядно наблюдают за ее передвижениями. Может, остаться там, где свет? Но вдруг туда придут крысы? Кире стало казаться, что по ней кто-то ползает. Она беспрестанно стряхивала с себя несуществующих насекомых. Наконец впереди девушка нащупала стол. И тут же отдернула руку, вспомнив про урну с прахом. Надо уходить. Здесь же есть лестница и дверь. Надо попытаться. Страх был силен. Крысы чудились везде. Иногда, замирая, она слышала шорохи. Вдруг крыса прямо у ее ног? Кира заплакала. И, рыдая, запрыгала мимо стола и нашла лестницу. Села на ступеньку и вытянула вперед больную ногу. Поднималась на ощупь, находя ступень за ступенью, отталкиваясь здоровой ногой и помогая себе руками. Вдруг пальцы наткнулись на странный предмет. По ощущениям это был кусок деревяшки, который перешел в плотную ткань. Подушечки пальцев ощущали мазки краски, но Кира пока не понимала, что это такое. Но когда она исследовала весь портрет целиком, то поняла, чей прах хранился в урне, в которую она так неосторожно вторглась. Она оттолкнула картину, та вновь брякнула о ступеньки и затихла. Превозмогая адскую боль, Кира собрала последние силы, чтобы добраться до двери. И когда она уткнулась в нее, сначала долго стучала, то злясь, то плача, и звала Диму. Ее слова растворялись в вязкой тишине подвала. Потом Кира прислонилась к деревянному косяку, вытянула вперед дико ноющую больную ногу. Ощутила рядом присутствие старухи, ее шарящийся по подвалу дух, но уже не хватало сил бояться. Начала думать о Диме, но и на это не было сил. Только тоска цвела и разрасталась внутри мощной лианой, туго оплетая все органы. Наконец Кира сама не заметила, как заснула. Ей показалось, что прошло всего несколько минут, когда она очнулась. Откуда-то доносились голоса. Попытка сразу же вскочить провалилась. Тело занемело, голова при первом же движении напомнила о себе, а ногу вообще было невозможно согнуть, чтобы встать. Нет, нет, ей не показалось. Разговор, еле различимый, без единого понятного слова, был. Пытаясь найти тоненькую щель, Кира прикладывала ухо к стыку двери и стены, но там было глухо. Звук исходил из другого места. И она вспомнила про отверстие в потолке в глубине подвала. Нужно было пересечь помещение заново. Сон дал немного сил. Их Кира и собиралась потратить на этот путь. Если ей показалось и людей не будет, то она умрет прямо там, в конце этого подвала. Крысе будет чем поживиться. Кира спустилась по лестнице, нашаривая ступеньки в темноте, со злостью отшвырнула в сторону попавшийся ей портрет. Расстояние, которое можно было пройти меньше чем за две минуты, она преодолевала долго, очень долго. Или ей так казалось. Она боялась, что голоса исчезнут и никогда не вернутся. Приблизившись к краю лестницы, она с удивлением обнаружила, что весь подвал залит серым светом. Едва видны темные абрисы предметов: старые шкафы, ниши в стенах и вбитые в них огромные крюки. В пору, когда здесь обитали монахи, строившие этот дом, они предназначались для туш животных, сейчас на них висели веники из трав. Она увидела и комод, и урну на нем, в которую по неосторожности опустила руку. Из-за поворота подвальной стены, сквозь единственное отверстие пробивался тусклый утренний свет. Голоса совсем отдалились. Послышался скрип, она узнала его – скрипели ворота.
– Черт! – прошептала Кира. – Черт! – крикнула она громко. И заплакала.
Выбраться отсюда – только что эта мысль казалась такой выполнимой, и пока она жила этой мыслью, пересекая пространство подвала, даже боль в ноге поутихла, но сейчас вновь стала невыносима. Она с трудом села на пол под отверстием и разрыдалась в полную силу. От слез ее отвлекло только громкое прерывистое сопение, доносящееся сверху. Она вздрогнула и задрала голову. Огромный и мокрый нос залез в дыру и издавал все эти звуки, пытаясь забраться подальше. «Собака?» Она улыбнулась. И если бы могла, то бросилась бы к ней. Но сил хватило только на то, чтобы подняться с пола.
– Собака! Собака, не уходи, подожди. – Жизнь перестала казаться ужасной. Девушка обернулась в поисках стула. Он стоял неподалеку, и на вид казался очень тяжелым. Но собака, она не должна уйти.
– Подожди, подожди немножко. Сейчас я к тебе поднимусь. – Та вроде уходить не собиралась. Кира доковыляла до стула, посекундно оборачиваясь. Только бы не убежала. Дотащила тяжеленный стул. Забралась на него. И дотянулась ладошкой до мокрого носа.
– Rex, vieni qui. Rex! – Это уже была не едва различимая речь, а вполне себе внятная.
– Рекс, Рекс, не уходи, прошу тебя.
Пес лизнул ее в руку – нос исчез из дырки – и убежал на зов. Это был конец.
49
Октябрь. Грибы
Желанный призрачный свет еще раз дал понять, что надо идти вперед между кустов. Дима пошел дальше в выбранном направлении и, цепляясь за ветки, стал пробираться наверх сквозь сплошной массив горной ежевики. Тонкие упругие плети, сплошь усыпанные в июле черными крупными ягодами, сейчас были покрыты белым пухом, почти тополиным. Через эти призрачные пушистые грозди не мог бы никто пробраться. Но только не Дима!
С первых движений в этом сплетении ему казалось, что он борется со стаей кровожадных птиц и диких котов одновременно. Он их даже видел среди тонких ветвей. Они драли его лицо своими когтями, кололи клювами глаза и выдирали волосы. Он был весь изодран шипами, по лбу и щекам текла кровь. Наконец заросли ежевики закончились, и он добрался до каменной площадки, с которой был виден городок. Стало веселее. Он выдохнул и понял, что страшно голоден. Остатки кайфа сходили на нет. Его начинало потряхивать, смертельно хотелось новой дозы. «Ничего, главное – до города добраться, – уговаривал он сам себя. – Возможно, если бы не укол, я бы не осилил это пространство». Он огляделся и у кромки кустов, освещенной луной, увидел несколько стаек грибов на тоненьких ножках, похожих на сыроежки. «Поганки? Или, может, галлюциногены?!» Он сорвал один гриб, понюхал его, помял в руках и выбросил. Не стоит рисковать, когда жизнь рядом. Вот она, рукой подать. На границе слышимости различались автомобильные гудки: это городок праздновал победу своей команды в футбольном матче с соседями. При виде далекого салюта Дима пришел в неописуемый восторг. Он стоял лицом к лицу со своей мечтой о свободе.
Вновь подул ветер, и туча, ушедшая было отсюда, вернулась, почти закрыв собой луну. Упали первые тяжелые капли. Дима уже знал, что это означает. Будет ливень. Возможно, короткий, но очень сильный. Еще не хватало заболеть. Это в двух-то шагах от свободы. В слабом свете луны, проникающем сквозь рваные края темно-сливовой тучи, он огляделся в поисках временного убежища и увидел небольшой проем на стыке двух каменных глыб, прилепившихся друг к другу. Похоже, это небольшая пещера. «Сойдет для временного убежища», – решил Дима, протиснулся вглубь, насколько позволял тусклый свет, тянущийся из расщелины, и, вдруг очутившись в полной темноте, замер. Глаза стали понемногу привыкать, но тьма была настолько кромешной, что даже на расстоянии вытянутой руки было не видно, что дальше. Создавалось ощущение, что ты попал на край света и, сделав шаг вперед, тут же провалишься в бездну. Поэтому Дима, сделав еще несколько шагов на ощупь по мягкому, будто устланному толстым ковром хвойных иголок полу, остановился и стал прислушиваться к своим ощущениям. В пещере было тепло, пахло зверем, и казалось, что он дышит. Будто Дима приблизился к мягкому телу огромного животного или собаки. Захотелось найти его, сесть, прижаться к плюшевому пузу и заснуть. У усталого и разбитого Димы желание найти этот уютный закуток, оградиться от всего, что с ним случилось, и просто отдохнуть было очень сильным, но преодолимым. Потому что сквозь порывы ветра, доносящиеся от входа, он стал различать сначала слабые шорохи, потом странные звуки, похожие на жалобные попискивания. И шорохи, и звуки набирали силу, и вдруг он почувствовал, как что-то быстро коснулось его щеки, потом еще и еще. Дима стал изо всех сил размахивать руками, но целая стая летучих мышей, которые возвращались домой с ночной охоты, атаковала его, тыкаясь в лицо, во все части тела. Он не видел их, но чувствовал удары морд, касания крыльев, они цеплялись за кожу, за одежду и, пытаясь оторваться, царапали его своими тонкими острыми коготками. Он пытался бежать, не разбирая дороги, натыкаясь на стены, ничего не видя перед собой. Ему повезло только в том, что грот в этом месте оказался достаточно узким, и, инстинктивно развернувшись в обратную сторону, он спасался в единственно верном направлении. В свете проема он уже явственно различил стаю и продирался сквозь нее, а мыши ударялись о него маленькими телами и били крыльями. Он выбирался совсем недолго, но это время показалось ему вечностью. Поскользнувшись на камне у выхода из пещеры, он упал прямо в грибы, которые видел недавно, и проехался по ним, больно подвернув кисти, раздавив несколько сочных экземпляров. Взвыв от боли в поврежденной руке, другой он вытер лоб, пот и кровь с него стекали прямо в глаза. Несколько аппетитных кусочков гриба прилипли к его ладони. Приступ острого голода пронзил Диму. Он понюхал: пахло обычным грибом, не удержался и съел. Дождь к тому времени закончился.
