Сердце грустного шута

– Так что вы там говорили про какие-то треугольники? – спросил меня Петр Николаевич. Мне показалось, что спрашивает он из вежливости, что-то еще волнует моего друга, а ожерелье было лишь поводом начать тяжелый разговор. И я оказался прав.

– Так вот, записи туринские совпадают с ощущениями, что посетили меня внезапно в наших местах. Вот, к примеру, тяжело въезжать мне стало со стороны новой железнодорожной ветки. Такая тоска подступает, и лошадь хлестать надобно чувствительно, чтобы двигалась вперед. Встанет как вкопанная и ни с места. Я уже не говорю про дорогу нашу лесную, что с большака заворачивает, да и заросла она сильно. Я на прошлой неделе по памяти только и выехал, с большими трудностями. Все там поменялось, и ощущалось присутствие какое-то странное в ближайших листьях и кустарниках. Трудно объяснимое. Не видное, но чувствительное.

– Что же это за треугольники такие?

– Магические. Магические треугольники. Один соединяет места проклятые; другой – благословенные. Их так и называют – треугольники зла и добра, – пояснил я и вопросительно взглянул на Владимирского. Он очень волновался и все ходил по веранде, засунув руки в карманы брюк. Потом остановился передо мной, потер ладонями лицо. Видно было, что сказать ему об этом чрезвычайно трудно. Но он пересилил себя:

– Я эти дни искал украшение, а нашел записки. – Он наклонился ко мне и с тяжелым выдохом прошептал на ухо: – О ее настоящих собраниях и ритуалах. Убили Марью Афанасьевну, так я думаю. – Потом выпрямился и сказал: – Сжег я их. Не хочу, чтобы кто-то это прочитал! – Глядя на мое потрясенное лицо, он добавил: – А не там ли эти треугольники сходятся, где мне на дне озера черепа привиделись? – Владимирский приложил руку к сердцу, и я почувствовал всю тоску и страх, источаемые им.

Глава 13. Встреча Заозерка, несколько месяцев назад

В вестибюле стоял шум, и на верхней площадке суетились несколько молодых солдатиков. Широкие ступеньки лестницы были заставлены ящиками. Один из военных выстукивал молоточком правую стену, прислушиваясь к издаваемому звуку.

– Здесь глуше. И здесь. Володь! Давай начинай ломать потихоньку вот отсюда. – Он провел вертикальную линию плоским карандашом и, продолжая выстукивать, провел параллельную ей. – А тут закончишь.

Солдатик, которого звали Володей, начал медленно и осторожно дробить штукатурку, откалывая кусочек за кусочком. Осколки, падающие на паркетный пол, сразу подбирал другой молоденький парень с большим малиновым фурункулом на лбу, собирал в совок и бросал в мешок. Его товарищ кружил с накинутой на деревянную швабру тряпкой и собирал пыль.

– Та-а-ак! Молодцы! – Когда зубило провалилось в пустоту, полковник одобрительно крякнул. – Вот теперь расширим дыру. Усилим пневматическим! Для быстроты, если, конечно, пространство позволит.

В сенях включили генератор. В открытые балконные двери лился солнечный свет, в этой яркости роились белые пылинки. Уже видны были массивная бронзовая ручка двери и гирлянда лепных роз. Осталось подчистить проем и обработать края. Куски штукатурки и обломки досок, падая вниз, обнажали вторую дверь.

Прошло каких-то двадцать минут, а площадка уже была пустой и чистой, будто ничего не произошло и никаких работ вовсе не было. Чисто вымытый пол блестел, солдатики домывали лестницу, стирали пыль с перил и статуй, пылесосили вестибюль.

В дом вошли Потапов и Акимов. Оглядели пространство:

– Неплохо, неплохо! Ну что, осталось двери открыть и снять доски с окон. А, Андрей Ильич?

– Да. Пойду Елизавету Сергеевну найду.

Он увидел ее, гуляющую по краю обрыва.

– Андрей, – спросила она не оборачиваясь, – вот этот грот, который нашли, можно использовать, как я хочу? Выделишь его в мое владение?

– Конечно, Лиз, о чем разговор? Пойдем двери открывать?

– Не страшно?

– А чего страшного-то?

– Ну, не боишься увидеть за ними что-нибудь… ну, скажем так, необычное?

– Нет.

– Кстати, Энцо приглашал к себе на следующей неделе. Хочет предложить тебе кое-что.

– И что? – Акимов отвечал односложно.

– Я не знаю. Поехали, отдохнем в его новом замке, поговорите.

– Энцо ничего законного предложить не может. Может, раскинешь карты?

– Давай сначала так узнаем. Привык ты, Андрей Ильич, на предсказания мои полагаться. Неправильно это. Надо и свою интуицию развивать. Ты как-никак бизнесмен у нас. А?!

Акимов вздохнул. Она явно издевалась. Ему казалось, что Лиза вообще любила иногда его походя унизить. Но он старался не реагировать, хотя в душе задевало, конечно. Однако он так привык удобно и богато жить по Лизиным «раскладам», что отказаться от них ради удовлетворения собственной гордости не хотел.

– Хорошо, поехали.

Когда Потапов первый раз встретился с Елизаветой, то назвал ее ласково по имени и разобнимался. Акимов удивился: столько лет не виделись, а тут – дружеские объятия.

– Да ужинали как-то пару раз вместе, но это было давно, – одинаково ответил каждый из них на заданный им Акимовым вопрос. И удовлетворенный Андрей Ильич предпочел забыть, что ему показалось, будто люди общались больше, чем это ему представилось.

Все поднялись наверх, и мужчины решили вручить ключи Лизе. Они болтались на общей связке разнокалиберных ключиков, которая спокойно себе все эти долгие годы висела на гвозде в маленьком углублении, вырубленном в стене за дверью. Пока не выяснилась история с дверями, никто не мог понять, откуда они, эти два одинаковых красивых ключа.

Она вложила первый ключ в отверстие замка, потом второй и после некоторых усилий попросила машинного масла:

– Не поворачиваются, может, капнем немного в скважину?

Смазали, ключ повернулся.

– Андрей Ильич, ты хозяин. Давай открывай!

Акимов перекрестился и надавил на дверь. В полной темноте пробивались между досками, закрывающими окно, тонюсенькие ниточки света. Пахло пылью. Он вошел и, когда глаза привыкли к темноте, они выхватили из общего пространства кровать с балдахином, кресло, камин…

Потапов уже позвал снизу двух ребят:

– С окна доски уберите!

Один солдатик попытался отодвинуть заржавевшие от многолетнего бездействия оконные задвижки. Наконец створки с дребезжанием отворились. Взяли молотки и с двух сторон стали снимать доски одну за другой. Неожиданно в комнату ворвался дневной свет. Все на секунду закрыли глаза. В клубах пыли предстала спальня Марии Афанасьевны. Кровать с балдахином, которая во мраке казалась огромной, оказалась маленькой, лежали стопки книг, стоял камин из белого мрамора. Напротив – кресло с высокой спинкой.

– Не двигайтесь! – неожиданно вскрикнул Акимов.

Все в недоумении застыли. Он отошел в сторону от кресла, и все увидели скелет, одетый в белое истлевшее платье.

– Познакомьтесь, Мария Афанасьевна Владимирская, – спокойно произнесла Лиза, подошла к креслу и нежно отряхнула ладонью пыль.

Акимова стало выворачивать. Он выскочил из комнаты на балкон и глубоко дышал, стараясь справиться с приступом тошноты. Потапов, пораженный и ошарашенный увиденным и озадаченный Лизиным полным спокойствием и даже, как ему показалось, радостью, старался сохранять «хорошую мину».