делиться. А он уже и так дробит свою сумму с регистратором! Надо поднимать расценки.
Но что-то там не срослось, и его подстрелили.
Этот эпизод вспомнился особенно живо. Иван Семенович, конечно, об этом не знал ничего, но идея фельдшера в целом завораживала, заставляла трепетать душу перед широтой и опасностью задачи. Сложная задача, думать надо «как?» да «что?». Вот о зарыблении озера – это понятно, по-свойски, по- домашнему. Надо бы это обговорить с Павлом. Тот уже звонил, что через пару дней приедет в имение.
А к воплощению в жизнь сложной идеи надо папашу Акимова подключать. Намекал он о связях с Италией. Ну, да это в дальний карман пока. Надо усадьбу в порядок привести. И устал он. Рыбалку бы организовать для душевного отдыха! Яновскому надо еще позвонить, пора с Акимовым разбираться. А Акимова чего-то не видно, не слышно. Может, случилось чего? А главное, он до сих пор не догадался, что это Лиза с Яном меня Андрею Ильичу подсунули. Да ладно… разберемся.
Остаток дня и ночь провел полковник с биноклем на наблюдательном пункте в развалинах церкви, и это бдение результатов никаких не дало.
Глава 25. Возвращение
Первыми были ощущения свежести и свободы, затем открылись глаза и в сознание вошли полумрак и налитая солнцем тяжелая темная портьера, ее бордовый шелк светился рубином и далеким детским воспоминанием о вишневом варенье. Чувства праздника, неги и покоя наполнили Лизино тело, дышалось ей легко и свободно.
С радостным осознанием освобождения Лиза и проснулась к новой жизни. Она помнила все, что с ней случилось; простила причиненное зло; знала, где находится, и осознавала, что ее спасли. И еще она знала, кто хотел ее убить. Она попыталась встать, но слабость, еще не покинувшая ее, уронила Лизу обратно на подушки. Нужно время. Вдруг пришла сильная ностальгия по итальянской «подружке», позвала тихо:
– Антония!
Массивная дверь тихонечко открылась, и показалось обеспокоенное личико Сюзи. Проскользнув в комнату и осторожно закрыв дверь, она приблизилась к постели:
– Элизабет! Ты жива! Я так и думала, что они все врут. Ну и нос у тебя! – хихикнула она. – Пикассо бы в тебя сейчас влюбился: его цвета и линии!
Лиза улыбнулась и осторожно потрогала нос, который после удара еще болел. В коридоре у двери послышались голоса Терезы и Карлито:
– Я проверил весь багаж синьора Андреа. У него нет цепей синьоры.
– Синьорина Сюзи еще не собирала чемодан. Но комнату ее я осмотрела, там тоже ничего нет.
– Кто же это сделал?
– Ужасно, что я не обратила внимание на дверь веранды в тот вечер!
– Ладно, ладно. Иди к Элизабет.
Сюзи быстро оглядела комнату и тотчас исчезла, спрятавшись за занавеску в углу между окном и комодом; тяжелая ткань приняла ее тонкое тело в свои складки и сделала невидимой.
– Проснулась, синьора! Хорошо, хорошо… Не надо двигаться, надо лежать. – Тереза уложила привставшую Лизу обратно на подушку. Потом умыла ее, поменяла бинты, намазала ранки мазью. – И нос помажем, вот так. – Потом она смешала в стакане с водой несколько капель темной жидкости, дала Лизе выпить. Подправила подушки и покрывало. – Ну вот, спите еще, все идет хорошо.
Как только за ней закрылась дверь, выскочила из укрытия Сюзи:
– Вот мой скайп. Как только сможешь, позвони, я тебе все расскажу. И надо увидеться. Верь, это важно! И еще: я не брала твое украшение, но я его хорошо разглядела, и мне есть что тебе о нем рассказать. Ты, кстати, поняла, кто это был?
– Нет, – помотала головой Лиза.
Сюзи сунула под подушку бумажку и исчезла.
Следующее Лизино пробуждение было почти настоящим. Она была здесь и сейчас, узы разорваны, и стерты границы, она говорила сама с собой, но это не было продолжением ее обычного диалога с некоторой сущностью внутри, это была новая история, впустившая в себя мир и реальность.
Она попробовала сесть, и у нее это получилось. Чуть пошатываясь, сходила в туалет, и это путешествие не показалось ей таким уж тяжелым. Поправляя подушку, она коснулась листочка, вытащила его: это был номер Сюзи. Сюзи Новелли?! Это что, совпадение фамилий или она родственница Филиппо Новелли? Она что-то говорила про украшение. Лиза открыла ящик комода – ожерелья не было.
«Цепи. Усадьба. Акимов. Этот замок. Энцо. Какой-то тупик! Но тупик очень комфортный. Я волею судьбы попала в тупик, в котором можно отдохнуть и найти что-то новое и более интересное. Даже не тупик, а временное убежище. И не убежище, а просто остановка. Здесь я могу подумать и сменить дорогу или транспорт». Она снова легла в кровать и на следующее утро, проснувшись, увидела Карлито, который принес поднос с завтраком. Помогая ей сесть удобней, без всяких вопросов Лизы он присел на стул у кровати и начал рассказ:
– Это случилась со мной в первый раз, когда я был маленьким. Мой отец ушел в море, он был рыбаком, – говорил Карлито медленно, с сильным акцентом, но, к Лизиному удивлению, фразы строил правильно и понятно. – По религии, по душе и талантам он был бокором. По профессии – рыбаком. Так вот! Я открыл окно и долго смотрел на цветы, и вдруг они стали превращаться в волны. Я уже видел из окна море, как будто из иллюминатора корабля, я даже ощущал соленые брызги на губах. Бушевала стихия, и маленькая лодка моего отца была скорлупкой в пучине. Сердце мое стучало неистово. Я испугался этого стука и постарался его успокоить. И, по мере того как я его успокаивал, успокаивалось и море. Вскоре я снова увидел цветы и провалился в глубокий обморок. Отец на следующий день вернулся. За ту ночь он поседел: в возрасте тридцати лет его черные волосы стали серыми, словно покрылись морской солью. Он рассказал, что думал о скорой смерти, но буря утихла, и волны прибили его к берегу, хотя и довольно далеко от дома. С тех пор, чтобы увидеть, я представляю мою комнату, подхожу к окну и открываю его: там – самый райский уголок земли, и он постепенно начинает изменяться в зависимости от того, что я должен, что я хочу увидеть. Но делаю я это только в самых крайних случаях.
На вопрос во взоре Лизы он ответил:
– Мы с Терезой здесь хорошо зарабатываем и посылаем деньги семье. А там каждый второй считает себя колдуном. Отец старался дать нам более-менее приличное образование, мы с Терезой много читали, и о магии тоже. Сидели ночами в институтской библиотеке. Но у нас большая семья, и надо ей помогать. На зарплату инженера там родителей, сестер и племянников не поднимешь. А здесь мы получаем во много раз больше. А что, прислуга тоже может себя ощущать по-разному. Мы не видим в этом ничего дурного и сознательно взяли на себя помощь семье. Мы достались Бучино в наследство. Прошлый хозяин умер от старости, его дети продали дом. Он взял нас к себе, еще путешествуя по Доминикане. Мы идеально работаем, выучили язык. Нас даже хотели переманить, но мы решили остаться в этом доме. И как оказалось – не зря. А как видишь ты?
– Я вижу внутри себя. Эти видения похожи на сны, но для меня они более реальны, чем жизнь, происходящая здесь, у меня на глазах.
– Мне не хочется говорить тебе это, но твои сны теперь могут исчезнуть после случившегося.
– Но это невозможно! Как я буду без них жить?
– Ты пойдешь другой дорогой. Подумай о том, что Бог сохранил тебе жизнь. Но для чего?
– Какой другой дорогой? И куда я уже шла?
– Когда ответишь на этот вопрос, сразу и пойдешь. А пока – отдыхай.
– Это была моя воля, мое внутреннее желание жить так, как я жила.
– Фантазии, которые делали тебя свободной, сейчас тебя поработили, связали с людьми, которые никогда не станут свободными, потому что они – рабы власти и денег. Ты на самом деле помогла плохому стать еще хуже. Сейчас тот, кто украл твои цепи, думает, что он нашел игрушку, способную изменить его жизнь.
– Кажется, не только в цепях дело!
– Правильно! Одним и тем же ножом можно убить и можно достать пулю из раны на поле боя и этим спасти жизнь человека. Это знаешь ты, и это знаю я; а тот, кто украл, тот не знает. Вещи служат тому, кто их любит и знает, что они гораздо больше, чем просто вещь.
