– Карлито! Но я хочу быть просто самой собой. Во мне обитает некая сущность, которую для чего-то туда поместили. Я живу для нее. Я хотела соединить разорванные звенья времени, вернуть жизнь в те места, где она была и погибла.
– Оживить мертвеца?! По-нашему – зомбировать. Ты как представляла себе это оживление? Надо рождать новое!
– Я думала, что, связавшись с прошлым, с историей места, я обрету внутреннюю гармонию.
– Но ты пошла странным путем, сдав себя и то место людям, прямо скажем, не гармоничным. Мой прадед, увидев однажды пустынное живописное место на берегу океана, своим духом представил там деревеньку. И он создал ее. Там и по сей день живут его потомки. Дух и воля могут сделать все! И главные наши законы – законы природы. Ты связалась с дурным человеком из-за своего страха. Страха не справиться с задачей.
– Ты прав, Карлито! Ты прав!
– Вот когда ты отпустишь эгоизм, страх и трусость, когда ты помудреешь, ты можешь стать внутренне свободной. Даже без этих своих снов. Только тогда ты поймешь, что тебе нужно по-настоящему делать. Все в тебе есть! А сейчас я перевяжу тебе порезы и намажу нос. Иди к зеркалу, посмотри на себя. Уже лучше, правда?
– Действительно. Много лучше. Но я не видела, что было до этого, – засмеялась Лиза.
– Как меняется сейчас твой нос, так должна измениться душа.
Лиза подошла к окну. Карлито был прав, но что-то тревожащей занозой сидело в ее душе. Лиза не любила правильных людей. Все эти фразы, сказанные слугой, раздражали ее. Сахар сладкий. Вода мокрая. Соль соленая. Все прописные истины. Он не сказал чего-то самого главного. Но, видимо, и не мог. Он правильный и живет по законам природы, используя свою силу только в самом крайнем случае. Да нет! Сказал. В своем эгоизме она использовала все приемы: удобного мужа, подставного Акимова. Но это был не ее эгоизм. Сущность, что жила в ней, требовала этого, гнала по дороге, по которой она пошла. Карлито – простой, да нет, не простой слуга – прикоснулся к ее душе. До этого никто не мог этого сделать, именно это тревожило Лизу. «Неужели я потеряла мою сущность? Я должна вернуть цепи, и тогда гармония восстановится». Потеря цепей сейчас была для нее непреодолима. Она не могла с этим смириться, это был недостающий необходимый элемент ее жизни и души. Она была зависима от них и от тех сил, которые, как ей казалось, ими управляют.
Глава 26. Рефлексия
В самолете Андрея Ильича трясло в салоне бизнес-класса под двумя пледами, и стюардесса несколько раз носила ему горячий чай. Если не считать пожилого англичанина, который заснул сразу, как только сел в кресло и пристегнул ремень, Акимов был один и смог себе позволить распуститься. Состояние страха и шока, в которое его швырнула смерть Лизы, доходило до своего пика. Вечный вопрос «Что делать?» увеличивался в размерах, дробился, и мелкие частицы его росли и множились. Насильственное призывание «Августина» не давало своих результатов. Как только он закрывал глаза, в сознании проявлялись Лизины карты, и сверкающий камень ее оплечья буравил акимовский мозг. Холодея от отчаяния, он представлял себя в своем старом бухгалтерском кабинете; а воспоминания о делах, которые он проворачивал позже, шпарили кипятком.
Он тупо смотрел в иллюминатор и постанывал:
– Ах, мой милый Августин, Августин, Августин… Лиза, Лизонька! Что же ты наделала! Как мне теперь быть? Как жить?
Акимов подумал: как хорошо, что он не успел вступить в игры Энцо с органами! Без Лизы он никогда бы не выпутался из этой истории, точно – не сдюжил бы. Но еще вопрос, стала бы Лиза ему в этом помогать!
Потом он рыдал почти в голос, вытирая слезы и сморкаясь в жесткий шерстяной плед, пальцами стирая с языка приставшие ворсинки. Он оплакивал свое падение, которое вскоре предвидел. Затем во внезапном приступе злобы он начинал ругать последними словами наглую предательницу, позволившую себе суицид.
– Кто, собственно, такая эта бабенка, возомнившая себя великой жрицей каких-то цепей! Да?! Кто ты такая есть?! Да кто тебя знает? Сдохла? Довольна теперь? И я наконец свободен!
Бормотания и всхлипы пассажира снова насторожили стюардессу. Она вошла в салон:
– Вам плохо, месье? Что-нибудь принести?
Вид его красного, растертого грубой тканью лица очень ее обеспокоил.
– Если хотите, могу померить давление, вы неважно выглядите!
Акимов, вырванный в реальность, попытался даже улыбнуться:
– Все хорошо… все нормально. Принесите двойной виски! Скоро Париж?
– Через сорок минут.
– Спасибо.
Он свернул плед мокрой стороной внутрь и отдал бортпроводнице. Потом довольно долго просидел на унитазе; умылся, разглядывая свое покрасневшее лицо, и, вернувшись на место, стал потягивать спиртное.
Выходя из аэропорта, Акимов будто бы даже немного взбодрился. А что, собственно, случилось? Секретарша покончила с собой. Дела мои идут хорошо. В поместье, моем поместье, меня ждет помощник Потапов. Помощник еще покруче, чем эта Лиза. Что она – карты, цепочка да сомнительная Туся?!. А этот рулит реальностью. Да еще как рулит! Предложение Бучино интересно, но усадьба слишком далека от центров, чтобы использовать ее таким образом. Подобными делами занимаются в крупных городах, где хаос, продажные власти и близкие больницы: изъятие должно производиться быстро. Нет! Нет! Там – только туристический центр и спокойная, благостная, размеренная жизнь на воздухе. Денег достаточно заработано. А Потапов, если что, придумает какую-нибудь не слишком обременительную аферу, чтобы хватало на хлебушек с икоркой. С его-то талантами!
Когда он выходил из такси напротив Татьяниной гостиницы, он уже совершенно пришел в себя. Близость его падения казалась кошмарным сном и просто какой-то нелепицей. У него связи, у него деньги – о чем разговор?
Послезавтра они с женой будут дома, и все пойдет по налаженной уже дороге… Лизин облик еще мелькнул в сознании, но не причинил беспокойства.
– Эспрессо и коньяк, – заказал Акимов официанту, зайдя в кафе рядом с гостиницей. Удобно усевшись в плетеном кресле, позвонил жене: – Танечка, я на месте, пью кофе в кафе налево от входа. Павел звонил? Хорошо. Пока, родная. Ах, Париж! – Он с удовольствием потянулся и глотнул кофе.
Глава 27. Домой
Через пару дней Лиза пила в постели кофе и думала, что физически она уже окончательно пришла в себя, только нужно ли ей это было?! Она ощущала себя простой среднестатистической смертной женщиной, и ей это совсем не нравилось. Мир потерял трехмерность и ограничивался тем, что она видит здесь и сейчас. Вот настольное зеркало, вот разбитый нос, вот чашка, вот ваза с цветами и шкаф. Окружающий мир потускнел. Она безрезультатно пыталась представить себе Антонию, итальянскую площадь, Тусю, наигрывающую гаммы за дверью в Серебрянке…
– Я пришла в себя, но при этом себя потеряла. Неужели это из-за того, что цепи мои пропали. Неправда! Во мне и раньше присутствовало что-то сверхестественное, может быть, оно не так сильно проявлялось. – Лиза встала и подошла к окну, отодвинула темную штору. Солнце ударило в глаза. – Надо вернуться и найти цепи.
Она поставила на подзарядку и включила телефон, которым не интересовалась уже несколько дней:
«Надо же, несколько пропущенных от бывшего мужа! Не буду сейчас перезванивать. Все потом. Интересно, знает он? А что же Акимов? Не звонил… Не знает, что я жива».
Лиза сходила в душ. Потом долго лила на лицо холодную воду, текущую из старинного бронзового крана струей, мягко разбивающейся о тяжелую мраморную раковину и закручивающейся в воронку, вспоминая примету: чтобы плохой сон не исполнился, надо смыть его водой. Вглядывалась в зеркало: «Вроде я, а
