Ольги, смерть Ольги. Какой-то знакомый голос и смех. Он вдруг отчетливо увидел, как над ним согнулась и смотрит прямо ему в глаза сумасшедшая старуха из леса и что-то шепчет беззубым ртом, сморщенными губами. Он тяжело дышал, вглядывался в странно знакомые черты лица и не мог сказать ни слова. Понимал, что надо встать. Встать и пойти на воздух. Надо ударить ее, оттолкнуть, выйти на улицу и пойти за ней в лес. Если старуха тогда бежала за ним, значит, она где-то рядом. Надо ее найти. Только зачем она ему понадобилась, Марк понять не мог. Наверное, это остатки сна. А потом, как обычно, внезапно накрыло это ужасное состояние, когда никого не хочется видеть, только спрятаться и кричать изо всех сил. Он встал, оделся и вышел в ночь.
Он вернулся домой только под утро. Не обратив внимания на то, что дверь в комнату открыта, снял с себя одежду, запихнул ее в шкаф и упал на свой матрас, сразу же забывшись глубоким сном. Утром его разбудил стук в дверь. Марк подскочил и бросился к ней, приоткрыл щелку. В коридоре стояла домработница:
— Вы, кажется, в город собирались, просили разбудить.
— Да, просил? — Он ничего не понимал спросонья. Потряс головой. Сразу вспомнил про Лялю и закрыл щель собственным телом, чтобы Владлена не могла заглянуть в комнату. — Ах, ну да, спасибо.
— Что это у вас на щеке?
— Где? — Он провел ладонями по щекам и посмотрел на них. — Вроде ничего.
— Да все лицо перемазано.
— Спасибо, что разбудили. Сейчас чаю попью и поеду. Вы не нашли кошку?
— Нет. — Владлена развернулась и зашаркала в сторону кухни.
Он закрыл дверь и посмотрел на Лялину постель, кинулся к ней, сорвал одеяло — девушки не было. Быстро набросив халат, вышел в коридор и осмотрел дом, заглянул в комнаты, на кухню, дверь у Владлены была закрыта, сама домработница что-то мешала в кастрюле на кухне.
— Варю рис для кутьи, надо же будет помянуть покойницу.
— Не рановато?
— С рисом ничего не случится. А вот и вещи, вы их хотели подвезти сегодня в морг.
— Спасибо. — Он взял пакет и не решался задать вопрос. Однако, судя по поведению Владлены, ничего такого, что бы ей могло показаться странным, в доме не происходило.
— Завтракать будете? — Она старалась исполнять свои обязанности.
— Нет, спасибо, только чаю попью.
— Как котлетки?
— Спасибо, очень вкусные.
Владлена видела в окно, как он ходил по участку и звал Лялю. В халате, калошах, прижимая к груди пакет с одеждой для Ольги.
— Ищи, свищи свою Лялю. Сдохла небось уже в этом колодце. Однако каков! Даже крысиный яд его не берет. И где он шлялся? Все щеки в земле. Неужели искал эту глупую кошку? Небось под дом лазил.
Владлена действовала простыми народными методами. Она недолго думая подмешала к фаршу щепотку крысиного яда. Просто позабавиться. Она не планировала таким грубым образом убивать Марка, это будет слишком подозрительно. Ей просто было бы приятно, если бы его мутило и рвало. Домработница не знала, что Марк отдал свою котлету не известной ей гостье. Отрава досталась Ляле.
Безуспешно помотавшись по двору, Марк вышел на улицу, прошел ее вдоль и поперек, сходил к лесу и все звал:
— Ляля, Ляля! — «Наверное, сбежала. А чего, собственно, ей тут делать? Девушка мне все рассказала и испугалась возможных последствий. Но куда же могла деться эта девчонка? Добралась, наверное, до электрички и потом домой». Он все же переживал. Вчера они так близко сидели рядом и пили вино. Она была такая милая, не особенно красивая, если судить по общепринятым канонам и собственным предпочтениям Марка, но все же очаровательная. И безумно похожая на кошку. Те же повадки и глаза… Неужели он больше никогда ее не увидит. Господи, о чем он думает? Пора в Москву. Прошедшая ночь совсем растворилась в его сознании, ушла, как дурной сон, когда он умылся, облился из ведра холодной водой, выпил крепкого чаю. Будто все не с ним произошло.
Он мчался на машине по шоссе и все думал, куда же делась девушка. Если она ушла, то только ночью. Как она шла в темноте одна через лес, чтобы добраться до станции? Что делала там до первой электрички?.. Если дошла, конечно. Тоска, какая тоска. Зачем же он оставил ее одну? Но тогда он не владел собой. Эта старуха, бежавшая за ним в лесу и приходившая во сне… Он ведь знал ее. Знал и оттого боялся. Он всего-то хотел больше не бояться. Найти ее и посмотреть ей в глаза. Зачем она вернулась? А Ляля, скорее всего, ушла, пока он спал? Ну, тогда хорошо. Тогда она точно в безопасности добралась до электрички. И… Что и? Наверное, Ляля сейчас дома… Он несся по почти пустой трассе и думал, что у Москвы встанет в пробку и тогда позвонит по всем своим сегодняшним делам. Как же найти Лялю? Она нужна ему. Марк надеялся, что она не станет ничего предпринимать сама. Это было бы глупо и опасно. Правой рукой он стал рыться в портфеле, чтобы найти телефон и поставить его на подзарядку, периодически поглядывая туда же. В один из таких моментов не заметил перед собой участок разбитой дороги. Машина вильнула, долбанулась об отбойник, слегка подлетела вверх, и ее понесло в другую сторону, наперерез движению. Скрежет и лязг слились в голове Марка в пронзающий мозг звук, а подушка безопасности больно ударила ему в лицо.
Гавр очнулся на рассвете, лежа в чавкающей грязи между гаражами. Били его нещадно, предварительно заткнув рот тряпкой. Двое парней в черных чулках на голове, с прорезями для глаз, зажали его ночью, когда он возвращался домой, с двух сторон, оттащили в местечко поуединеннее и там глухо пинали ногами в живот и спину так, что у него вывалился кляп (никто даже не сделал попытки засунуть его обратно, кричать он больше не мог), и он стал отхаркивать сгустки крови, а потом потерял сознание. Но, несмотря на закрытые лица, Гавр знал, кто они. Это было второе и, как они сказали, последнее предупреждение. Он встал на колени и уперся руками в землю. Стоял, как собака, и думал, сдохнуть здесь или еще побороться? Если бы Гавр упал обратно и полежал в ледяной луже еще какое-то время, точно третьей встречи с ребятами в чулках уже не случилось бы. Но он решил бороться. Сжал зубы и, хватаясь пальцами за петли гаражной двери и замок, встал, превозмогая дикую боль. Немного постоял и пошел, делая осторожные шаги. С куртки стекала грязь, штаны промокли насквозь и облепили ноги, в кроссовках хлюпало. Пока были гаражи, он держался за их стены. Потом побрел, шатаясь, к подъезду. Бабки на лавочке шарахнулись и стали делано-оживленно болтать о своем. Подниматься по лестнице к лифту оказалось сложнее всего. Дома он стянул с себя одежду, бросил ее в коридоре, упал в кровать и пролежал так неизвестно сколько. Все это время его преследовали обрывки воспоминаний.
Удушливый сигаретный дым серым шифоном стлался над столами, и азарт обволакивал каждого игрока плотным коконом. Сюда теперь не ходили посторонние просто развлечься, как раньше, а только те, кто не мог без этого жить. Он прошел к месту, где стоял в последний раз. Гавр играл тогда понемножку, находя в себе силы уйти, и у него накопилась довольно приличная сумма. В этот заход он решил сделать крупную ставку. Хотя бы удвоиться. Он машинально потрогал свое запястье, и словно железная тесная цепь сдавила ему горло: браслета не было. Гавр растерянно смотрел себе под ноги, крутил беспомощно головой, но видел только чужие ботинки. Он даже вернулся, поболтался у входа. Его кожаная священная веревочка пропала. Чуть не плача, он думал: уйти или остаться? Попробует сделать одну ставку, небольшую, и посмотрит, что будет дальше. Вернулся к столу в подавленном настроении, поставил на цвет и выиграл. Осторожно поставил еще и выиграл снова. «Она еще со мной. Она так долго была со мной, что вросла в кожу, и ее фантом все равно мне помогает». Напротив, через расчерченное магическими квадратами зеленое поле, на бортике стола стояла круглая рюмка, наполненная янтарной жидкостью. Страшно захотелось влить ее в себя, чтобы стекла внутрь, согрела, все смазала, дала расслабление и уверенность. «Всего одну, всего одну, — думал он. — Браслет же потерялся, и ничего, играю вот и даже выигрываю». Силясь вспомнить, когда ему еще хотелось так сильно выпить, он придумывал себе оправдание, чтобы в очередной раз нарушить давно придуманное правило — в казино не употреблять. «Сейчас поставлю немножечко, и если выиграю, то возьму себе полтинничек!» Поставил немного, резвый
