ногтями она свезла бумажки в карман и уткнулась в таблоид. — Погорю за тридцатку. Ну нельзя быть такой доброй. А чего случись у этих психов, мне отвечать.
На этаже пахло кислыми щами и хлоркой. Людей не наблюдалось. Потертый линолеум, обшарпанные двери палат. Из звуков — хохот медсестер в процедурной. Мать в гордом одиночестве сидела в небольшом холле. Ни дать ни взять треугольный холм — маленькая головка с вечным шапокляковским пучком на затылке расширялась плечами, потом расплывалась по стулу задницей и закреплялась у земли ногами- бутылочками, — покрытый сплошь блеклыми желтоватыми цветами казенного халата. Глаза тупо уставились в стену, и мысли в них не наблюдалось.
— Ма! — Он похлопал ее по плечу. Владлена вздрогнула, быстро взглянула на сына, отвернулась, будто не узнав, но потом воззрилась опять.
— Коленька, Коленька пришел. Пойдем, пойдем куда-нибудь. Здесь уши кругом.
— Ма, да нет никого.
— Везде, везде уши. — Владлена боязливо поозиралась по сторонам, но места, видимо, не нашла и, взяв сына под руку, затащила его в самый дальний угол и начала громко шептать, иногда попадая ему в лицо капельками слюны, которые Коля быстро и брезгливо утирал. — Я сделала все, как ты сказал, но этот адвокатишка вместе с кошкой хотят меня убить. Кошка ходит ко мне по ночам и покушается, вот видишь, все лицо расцарапано у меня. Хочет, тварь, перегрызть мне шею. — Глаза ее бегали, пот выступал на лбу крупными росинками.
— Ма, ты чего, совсем рехнулась? Объясни, что это ты сделала, как я сказал? Какая кошка?
— Да эта чертова Ляля.
— Она вроде того… тю-тю.
— Того… А не того! Ходит из преисподней. Кидается из кустов, с крыши, со шкафа. Хочет извести. Это Олькины делишки. Олькины. Денег своих пожалела. Обманула, обманула… — Губы Владлены задрожали. — Но ты не расстраивайся, сыночек, надо извести этого адвокатишку, и тогда все будет наше, все будет наше. И домик, и огородик. Чертов колодец. Выпустил шкуру эту, я думала, сгниет она там. Это Олька ходит в ее обличье. Ты езжай к нему, пригрози. Пусть знает.
Коля начал беситься. Кажись, мать реально сбрендила.
— Пусть знает, Владлена не сдастся. Нашли дурочку, знай подскребай за ними. А заплатить? Надо заплатить… — Ее мокрый рот расползся в улыбке. — Правда, сыночек?
— Надо. Очень надо. Ладно, мам, я пойду. Когда тебя выписывают?
— Завтра доктор будет и скажет. Скоро уже. У меня все хорошо, ты не волнуйся. — Владлена как-то резко собралась, и в глазах ее даже появился проблеск разума. — Не волнуйся, иди.
От городка до дачи было недалеко, но, не желая трястись в старом желтом автобусе с порезанными дерматиновыми сиденьями и идти от остановки по проселочной пыльной дороге, Коля поймал такси и попросил водителя подождать возле дома.
Калитка оказалась заперта, он стучал и даже кинул на участок несколько мелких камешков, они звякнули о стекла второго этажа и скатились по крыше веранды вниз. Однако окно в комнате у Марка светилось в ранних сумерках, и Коля продолжил попытки попасть в дом. Вскарабкавшись по дереву, он стал ловко перелезать через забор. Таксист выскочил из машины:
— Эй, парень, отдавай бабки, и я поеду.
— Да хорош стрематься. Дядя заперся и не открывает. А у меня бабок нет, я у него хотел взять. И потом, мне еще в Москву обратно надо, — отвечал он с ветки большой яблони.
— Ладно, только я долго ждать не намерен. Полторы до Москвы.
— Ок! Я быстро.
Адвокат открыл не сразу. Бледный, небритый и с перевязанной грязным бинтом рукой:
— Ты? — Казалось, он даже не удивился. — Проходи.
Коля прошел за ним на кухню.
— Денег на такси не дадите?
— Сколько?
— Полторы.
Марк молча ушел к себе и вернулся с двумя голубыми бумажками, которые Коля быстро засунул в карман.
— Ага. Спасибо. А я у матери был.
— Мммм.
— Что у вас тут произошло?
— А ты что, из прокуратуры?
— А вот хамить не надо, Марк Анатольевич. Вы мать в больницу упекли, деньги у нас украли.
— Что-о-о?! С какого это, Коленька, перепугу, я их у вас украл? Ольга переписала завещание на меня и имела на это полное право.
— Но сначала она написала его на мать! Ты нас обманул, так что давай делиться по-хорошему. Ты не подумал, что с нами будет? Что будет с моей мамой, которую ты упек в психушку? — Коля говорил таким спокойным и самоуверенным тоном, что у Марка стало сносить крышу от этой адской наглости.
— Слушай, кто вы такие вообще?! Самозванцы. Скажи спасибо, что ты еще живешь в ее квартире, а твоя шизофреническая мамаша здесь. Скажи спасибо Ольге, что я не выкинул вас на улицу сразу же и Владлена не гниет в буйном отделении по моему заявлению. — Марк свирепел, желваки ходили под натянутой кожей скул, он вскочил, но тут же схватился за сердце и, покачнувшись, сел обратно. — Так что ты, щенок, вали отсюда и оставь меня в покое.
— Ты еще пожалеешь о своих словах. — Коля стиснул зубы и кулаки и направился к двери. Если бы он мог сейчас всадить в Марка нож или пулю, то сделал бы это не задумываясь, так ненавидел он его в данный момент.
— Старый дурак! — донеслось до Марка вместе с ударом входной двери.
Ларе пришлось посидеть в приемной, — мать вела урок, и оставалось лишь ждать перемены. Надо ли говорить, что одним стаканом пива у них вчера с Сашкой не закончилось. Лару колбасило, голова болела, очень хотелось домой. Выглядела она не очень — бледна, растрепана и дышит перегаром. И если учесть, что ее состояние накладывалось на общий готический вид, посетители, заходившие к секретарю, поглядывали на дочь завуча с подозрением и опаской. Но нужно пройти это испытание — добыть ключи у матери. Ночная женщина в желтом парике не забылась, но всплывала размыто, и хоть в солнечном сплетении сжималось, но так, как будто после дурного сна. Содранные ладони указывали на реальность. Физическое недомогание перекрывало моральное потрясение, и главная мысль была о том, как бы побыстрее дотащиться до собственной кровати.
Звонок прозвенел, а мать все не шла. Лара поднялась на второй этаж. Маргарита Николаевна учила жизни двух молодых сотрудниц прямо посреди коридора.
Из-за ее фигуры, прямой, как палка, костюм на ней выглядел как эсэсовская форма. Даже несмотря на то, что она улыбалась. Лара знала составляющие такой улыбки: раздражение, злость и вынужденное соблюдение правил приличия. Руки завуча, словно языки хамелеонов, периодически выбрасывались в стороны отработанным движением и, как мух на лету, хватали бегающих мальчишек.
— Мам, привет. Можешь дать мне ключи от квартиры? — подошла Лара неожиданно сзади. Лицо завуча на мгновение перекосилось, но тут же приняло прежнее выражение, поменяв цвет на пунцовый.
— Мама?! — Молодые учительницы не смогли сдержать изумления от такого масштабного несовпадения и, почувствовав, что это невольное удивление может не лучшим образом отразиться на их карьере, поспешили ретироваться.
— Пойдем! — сквозь зубы рявкнула Маргарита Николаевна и рванула вперед по коридору. Захлопнув дверь в кабинет, она схватила Лару за ухо и провела таким образом до своего стола. — Что же ты меня перед учительским составом позоришь, потаскуха? Ты в зеркало на себя смотрела? Оставалась бы там, где ночью шлялась. — Но, отпустив ухо, ключи из сумки все же достала и швырнула дочери. — И не смей
