– Ну что вы! – повеселел парень. – Просто нам было приказано доставить вас к следователю.
На этот раз Фомин был в форме.
Некоторое время он, по своему обыкновению, рылся в каких-то бумагах, потом что-то читал и наконец поднял взгляд:
– Знаете, по какому поводу я вас вызвал?
– Догадываюсь, – кивнул Андрей Денисович. – Готов понести заслуженное наказание.
– Нам поступило заявление от гражданки Михайловой, проходящей по делу о наезде на вашу жену в качестве свидетеля. С ее слов, вы оказываете давление и прибегаете к грубому физическому насилию. Все это тянет на вполне серьезную статью. Вы отдаете себе отчет в том, что делаете? Я далек от того, что все, что она здесь написала, правда, – ткнул в лежащий перед ним листок Фомин. – Но поверьте, у меня есть все основания, невзирая на все ваши заслуги и возраст, взять вас сейчас под стражу…
– Она написала, что мы избили ее? – тихо спросил Адоратский.
– И изнасиловали.
– Что?! – вскочил со стула Андрей Денисович. – Вы в своем уме?
– Я понимаю, выглядит абсурдно, но факты…
– Вы! – вскочил со стула Андрей Денисович. – Вы что себе позволяете?! Нет, это выше моих сил! Где ваш начальник? Я буду жаловаться!
– Это ваше право, – устало ответил следователь. – Но именно он на утреннем совещании проинформировал меня, что из-за широкого общественного резонанса лично берет дело на контроль. – С этими словами Фомин достал из выдвижного ящика уже знакомую Адоратскому газету и бросил на стол: – Читали?
– Я даже в суд на этого графомана подавать не стану, – обреченно вздохнул Андрей Денисович, опускаясь на стул.
– По существу случившегося я должен задать вам несколько вопросов. – Фомин взял ручку.
– Задавайте, – безразлично кивнул Андрей Денисович.
Следователь подробно расспросил о событиях злополучного дня. Следуя инструкциям Руслана, Андрей Денисович ни в чем не признавался. Он отрицал, что в тот день был у гражданки Михайловой, и стоял на том, что вообще никогда не общался с ней.
– Значит, вы утверждаете, что не оказывали давление на свидетеля? – запротоколировав последний ответ, проговорил Фомин и внимательно посмотрел на Андрея Денисовича: – Странно. А вот свидетели утверждают, что видели, как вы в компании с молодым мужчиной в указанный день приходили к потерпевшей.
– Какие свидетели? – ужаснулся Андрей Денисович, пытаясь понять, кто их мог видеть.
Ну, конечно же, перед подъездом сидели бабушки, в тени деревьев прогуливался мужчина с собакой, а когда они звонили в дверь Софии, из квартиры напротив вышел какой-то пенсионер.
«Что же делать? Сам себе яму выкопал! – Он достал платок, намереваясь утереть выступившую на лбу испарину, но тут же передумал, испугавшись, что следователь заметит, как трясутся руки. – Надо было рассказать все, как есть. А теперь, мало того что следователь вообще верить перестанет, так еще и дачей ложных показаний стращать будет. Ну и пусть! – Неожиданно страх прошел, уступив место странному, сродни ступору, спокойствию. – Шарашки сейчас отменили, а заменить меня в институте некем. Наверняка, если дело зайдет слишком далеко, вмешаются на самом высоком уровне. А пока надо просто увидеть Руслана и решить, как действовать дальше. Дернул же меня черт связаться с этим отморозком».
Андрей Денисович посмотрел на часы и перевел взгляд на следователя:
– Мне через час надо быть в больнице. Сегодня должен состояться консилиум по поводу дальнейшего лечения моей жены. На вторую половину дня назначил встречу заместитель министра…
– Будете, – заверил его следователь, разворачивая к нему протокол допроса, – только распишитесь…
Рабочий день подходил к концу, когда измотавшийся вконец Адоратский вошел в кабинет заместителя министра. Сидя за огромным письменным столом в окружении неотъемлемых атрибутов властной бюрократии, Набокин с умным видом читал лежащий перед ним документ. Несмотря на то что сидевшая в приемной длинноногая секретарша доложила о визите советника генерального конструктора, он некоторое время смотрел на Андрея Денисовича взглядом удивленного его появлением человека. Наконец, словно что-то вспомнив, кивнул и указал на один из стульев у стола для совещаний.
– Вчера мне принесли на согласование ваши планы и заявки. – Набокин, не глядя, взял лежавшую рядом папку и протянул через стол Андрею Денисовичу: – Я отметил там пункты, по которым финансирования не будет. Отдельно выделил статьи расходов, требующие корректировки. Надеюсь, понятно, что их необходимо уменьшить…
Набокин был намного моложе Андрея Денисовича, однако тон, с которым всегда говорил заместитель министра, не импонировал, сквозило в нем вызывающее пренебрежение. Набокин словно считал ниже своего достоинства общаться с человеком. Ни для кого не было секретом, как он относился к подчиненным, особенно к тем, кто занят интеллектуальным трудом. Сам в душе бизнесмен и по образованию социолог, только и делал, что «химичил» с бюджетными деньгами.
– Я разрабатывал план финансирования проекта не один день, – открывая папку, сказал Андрей Денисович. – И все мои расчеты основаны на реальных потребностях.
– Ваш проект съел в первом квартале полтора миллиона рублей, – напомнил Набокин.
– Американцы на подобные работы тратят десятки миллионов, и не рублей, а долларов. – Андрей Денисович замолчал, увидев сделанные на полях поправки, и поднял на Набокина удивленный взгляд: – Позвольте, но ведь это крах!
– Это – спасение мною бюджетных средств! – багровея, выдавил из себя Набокин. – Крах – это когда солидные люди, конструктора, руководители целых направлений, вместо того чтобы заниматься делом или, на худой конец, проведать находящуюся в тяжелом состоянии жену, идут к проституткам и устраивают там погромы!
После визита к следователю Адоратский в какой-то степени был готов к подобному развитию событий, поэтому внешне спокойно выдержал взгляд Набокина. Как заместитель министра ни старался, он не смог правдиво изобразить негодование, только пыжился, округлив глаза.
– Вам бы в цирк, клоуном, – усмехнулся Андрей Денисович.
– Что?! – взвыл Набокин. – Как вы со мной разговариваете?
– Сказал, что думаю, – пожал плечами Андрей Денисович. – Тем более, судя по всему, вы попросту зарезали финансирование моей работы. Не сомневаюсь, кто-то прилично увеличил свое состояние.
– Да как вы смеете! – поперхнулся Набокин.
Андрей Денисович молча встал и направился к выходу.
– Значит, вы пока не хотите, чтобы Адоратский знал о вас? – задержав чашку с кофе у рта, уточнил Ивкин.
– Именно так, – подтвердил Матвей.
Ивкин торопливо допил кофе, поставил на стол пустую чашку:
– Думаете, так будет лучше?
– Уверен.
– Если бы у меня были хотя бы сутки, чтобы пообщаться с ним, я бы узнал, кто такой Моррис, – задумчиво проговорил Ивкин. – Может, спросить по телефону?
– Тогда он поймет, что за ним следили, – покачал головой Матвей. – Не стоит вообще затрагивать эту тему.
Они сидели в небольшом кафе аэропорта. До регистрации Ивкина на рейс в Новосибирск оставалось полчаса. Задержаться в Москве ученый больше не мог, кроме того, он не знал, кто такой Моррис. Опасаясь, что Адоратский под наблюдением, Матвей принял решение пока не входить с ним в контакт.
– Странная ситуация, – неожиданно спохватился Ивкин. – Сразу у двоих моих друзей и коллег несчастье. И произошло оно практически в одно время.
– Вы все-таки допускаете, что это не случайно? – насторожился Матвей.
– Еще пару дней назад я бы точно так и подумал, – признался Ивкин. – Но сейчас, когда вам удалось доказать, что убийство Латушкиной носило, по сути, криминальный характер, я уже так не считаю.
