спросит, куда вы идете, то спрашивайте, где Леопард, будто бы вы хотите примкнуть к его войску. На прокорм я выдам каждому из вас по три серебряных монеты. И всем вам я говорю раз навсегда, если до меня дойдут слухи, что кто-нибудь из вас обижает мирных жителей и трогает женщин, которые не свободны, я не стану спрашивать, кто это сделал, а убью вместо одного двоих, какие под руку подвернутся.
Тогда один из солдат отозвался:
— А когда же нам можно будет делать все, что делают другие солдаты?
И Ван Тигр ответил ему грозно:
— Когда я прикажу, но не раньше! Вы еще не показали себя в бою, а уже хотите получить награду, какая достается только победителям.
Солдат испугался и замолчал, так как Ван Тигр славился своим вспыльчивым нравом и тем, что сразу хватался за меч, и его нельзя было смягчить ни острым словом, ни веселой шуткой, сказанной во-время. Но он славился также справедливостью, и эти люди, которые пошли за ним, были по-своему честны и понимали, что он прав. Верно, они еще ни разу не были в бою и соглашались ждать, пока у них был кров, пища и деньги.
Ван Тигр сам наблюдал, как они разбились на маленькие отряды, а потом роздал им деньги из своего запаса, и вместе с Рябым, ехавшим на осле, и Заячьей Губой, которому он купил мула в одной деревушке, без охраны направился на северо-восток.
Когда Ван Тигр доехал до границы той области, о которой ему рассказывали, он пустил своего рыжего коня вскачь и, поднявшись на вершину холма, насыпанного над могилой какого-то богача, стал оглядывать окрестности. Ему не случалось видеть земли прекраснее этой, она расстилалась перед ним, то подымаясь невысокими холмами, то переходя в неглубокие долины, где слабо зеленели молодые всходы озимой пшеницы. На северо-востоке холмы сразу вырастали в островерхие горы, и отдельные утесы четко вырезались на ясном дневном небе. Здесь люди жили в небольших поселках и деревушках, в хороших глинобитных домах; среди них не было развалившихся, а многие дома были крыты свежей соломой последнего урожая. Можно было разглядеть стога соломы на ближних дворах, издалека слышалось кудахтанье кур, только что снесших яйца, и время от времени ветер доносил к Ван Тигру отрывок песни, которую пел крестьянин, работая в поле. Это была прекрасная земля, и сердце его трепетало от радости при виде такой красоты. Но он не собирался ехать через поля в солдатской одежде на своем рыжем коне, чтобы слухи о войне не распространялись в народе раньше времени. Нет, Ван Тигр смотрел и намечал себе окольный путь к горам, где можно было скрываться с отрядом и разведывать о силах врага, пока еще никому не известно, что он прибыл.
У подножия отлогого холма лежала маленькая деревушка, та пограничная деревушка, о которой он говорил своим людям. Она тянулась одной длинной улицей, и Ван Тигр повернул коня и въехал в нее, а оба его спутника следовали за ним. Было то время дня, когда крестьяне возвращаются с поля в деревню, и деревенский чайный дом был полон крестьян, которые пили чай или хлебали из чашек лапшу из пшеничной или гречневой муки. Груды опорожненных на рынке корзин стояли возле них на полу, и, заслышав стук копыт на улице, люди поднимали в изумлении глаза и с раскрытыми ртами глядели на проезжавшего мимо Вана Тигра. Он тоже оглянулся на них, стараясь рассмотреть, что это за народ, и радовался, что они такие красивые, крепкие и загорелые, такие добродушные и сытые на вид, и говорил себе, что удачно выбрал свои земли, если здесь родятся такие люди. Но кроме этого одного взгляда, он держался с необычной для него скромностью, словно путник, который только проезжает мимо, направляясь в какие-нибудь дальние места.
В конце улицы стояла винная лавка, о которой ему рассказывали, и, приказав своим спутникам подождать у дверей, он остановил коня, спешился и, раздвинув занавес у входа, вошел в лавку. В ней никого не было, потому что это была крошечная лавчонка, с одним-двумя столиками для посетителей, и Ван Тигр уселся за стол и хлопнул по нему ладонью. Выбежал мальчик, но, испугавшись сурового гостя, убежал назад к отцу, который был хозяином лавки, и тот вышел и, вытирая столик своим рваным передником, спросил почтительно:
— Какого ты хочешь вина, господин?
— А какое у тебя есть? — спросил Ван Тигр.
Лавочник ответил:
— Есть молодое вино из сорго, которое гонят в здешних местах. Нет лучше этого вина; его отправляют во все концы земли, я думаю, — даже к императору в столицу.
Ван Тигр презрительно улыбнулся, говоря:
— Разве в вашей деревушке еще не слыхали, что у нас больше нет императора?
Лавочник изменился в лице от страха и сказал шопотом:
— Нет, не слыхал. Когда же он умер? А может быть, престол у него отняли силой, кто же тогда наш новый император?
Ван Тигр подивился, что есть еще такие невежды, и ответил пренебрежительно:
— У нас совсем нет императора.
— Тогда кто же нами правит? — спросил лавочник растерянно, словно эта новая беда застала его врасплох.
— Идет борьба, — отвечал Ван Тигр. — Правителей много, и неизвестно, кто из них захватит первое место. Время сейчас такое, что каждый может добиться славы.
Так он сказал, и жажда славы, которая была в нем всего сильнее, вдруг вспыхнула в нем, и в сердце своем он воскликнул: «А почему бы мне не стать этим правителем?» Но вслух Ван Тигр ничего не сказал; он продолжал сидеть за некрашеным столиком, дожидаясь, когда ему принесут вино. Вернулся лавочник и принес кувшин с вином, и по его степенному лицу заметно было, что он очень встревожен.
— Плохо не иметь императора, — сказал он Вану Тигру, — это все равно, что телу остаться без головы, значит, повсюду начнутся волнения, и некому будет нами править. Дурную весть ты принес, господин мой, и лучше бы ты ничего не говорил, потому что теперь мне не забыть. Я человек маленький, и мне этого не забыть, и, как ни мирно живется в нашей деревне, я всегда буду опасаться за завтрашний день.
И опустив глаза, он налил теплого вина в чашку. Но Ван Тигр не ответил, потому что мысли его были далеко от этого бедняка, а сам он был рад, что настало этакое время. Он налил себе вина и быстро выпил его. Оно разлилось по всему телу, крепкое и горячее, удалило в голову, и к щекам его прилила краска. Он выпил немного, всего несколько чашек, заплатил за выпитое и, кроме того, еще за одну чашку, которую вынес своему верному человеку. Тот благодарно ухватился за чашку обеими руками и попробовал вино, лакая его, как собака, а потом запрокинул голову и вылил его в горло, потому что мало было проку от его раздвоенной верхней губы. Ван Тигр вернулся в лавку и спросил хозяина:
— А кто правит этой областью?
Лавочник оглянулся по сторонам, но поблизости никого не было, и он сказал, понизив голос:
— Главарь шайки бандитов, по прозвищу Леопард. Это человек жестокий и злобный. Все мы должны платить ему подать, а не то он налетает на нас со своими бездельниками, и все они, словно стая хищных воронов, обирают нас дочиста. Все мы хотели бы отделаться от него!
— Разве некому с ним бороться? — небрежно спросил Ван Тигр, садясь за стол, словно это были сущие пустяки и для него ничего не значили. И чтобы казаться еще беспечнее, он сказал: — Принеси мне чайник зеленого чая. Вино жжет мне горло, словно огнем.
Хозяин принес чай и ответил Вану Тигру:
— Некому, господин мой! Мы пожаловались бы на него высшим властям, если бы от этого был какой- нибудь толк. Как-то раз мы ходили в ямынь,[1] туда, где живет начальник нашей области. Мы рассказали ему о нашем деле и просили прислать к нам солдат, взяв подмогу у другого начальника, который выше его; мы думали, что, может быть, вместе им удастся прогнать нашего притеснителя. Однако, господин, когда пришли эти солдаты, оказалось, что это жестокие люди; они долго прожили в наших домах, насиловали наших дочерей, ели, сколько хотели, не платили нам и в конце концов стали для нас непосильным бременем. А кроме того, они были такие трусы, что разбежались, как только запахло битвой, и бандиты после этого еще больше осмелели. Мы опять пошли к начальнику и попросили его взять своих солдат обратно. Но вышло еще хуже, потому что многие из солдат пристали к бандитам,
