Иногда крестьяне отвечали добродушно:
— Хорошее дело!
Но больше было таких, которые молчали и угрюмо глядели на солдат, проходивших через поля пшеницы, капусты и дынь, потому что не ждали от солдат ничего хорошего, — так они им надоели.
Снова поднялся Ван Тигр на предгорья, и у подножия двуглавой горы, где начиналось ущелье среди утесов, он спешился и повел своего коня под уздцы; то же сделали и его солдаты, ехавшие верхом. Но он не обратил на них внимания. Он шел вперед, словно был один, пригнувшись к земле, и думал о той женщине, о том, как странно возникла его любовь к ней, и даже теперь он все еще любил ее так, что плакал про себя, и едва различал мхи, росшие на каменных ступенях. Но он не раскаивался в том, что убил ее. Несмотря на свою любовь, он понимал смутно, что женщина, которая могла так ловко его обманывать, с улыбкой и искренней страстью отвечая на его любовь, — такая женщина могла хранить верность только мертвая. И он шептал про себя:
— Она все-таки была лисица!
Он упорно вел своих людей на гору и, подойдя ко входу в ущелье, выслал вперед Ястреба с отрядом в пятьдесят человек разузнать, что делается в становище, а сам укрылся в тени сосен, потому что солнце пекло нестерпимо. Не прошло и часа, как Ястреб вернулся с донесением, что он оцепил кругом все становище, и прибавил:
— Мы их застанем врасплох, потому что они строятся заново.
— Не видел ли ты, есть у них старший? — спросил Ван Тигр.
— Нет, не видел, — отвечал Ястреб. — Я подкрался так близко, что слышно было каждое слово. Они народ неумелый и ничего не понимают в своем деле: в ущелье нет часовых, а они ссорятся между собой из-за домов, которые остались целы.
Это была добрая весть, и Ван Тигр созвал своих людей и быстро двинулся по ущелью, на ходу громким голосом отдавая своим людям приказ ворваться в становище и каждому застрелить одного бандита, а потом прекратить стрельбу, чтобы он мог начать переговоры.
Так они и сделали. Ван Тигр стал в стороне, а солдаты его ворвались в становище и дали залп, и повсюду кругом бандиты падали, убитые наповал или извиваясь в корчах и крича от предсмертной муки. Правда, они не ждали нападения и думали только о своих домах и о том, как получше устроиться; должно быть, в становище их собралось тысячи три, а то и пять, и все они копошились, словно муравьи в муравейнике, возводя глинобитные стены, таская бревна и солому для крыш, рассчитывая на будущие успехи. Когда их застали врасплох, все они побросали свои дела и разбежались в разные стороны, и Ван Тигр увидел, что некому сказать им, что нужно делать, и что вожака у них нет. В первый раз слабый луч утешения проник в сердце Вана Тигра, потому что он знал хорошо, кто должен был предводить ими, и подумал, что рано или поздно ему пришлось бы бороться с женщиной, которую он любил, и лучше было убить ее, как сделал он.
И с этой мыслью вера в свой жребий снова проснулась в нем, и он повелительно крикнул своим людям, приказывая прекратить стрельбу, и обратился с речью к тем из бандитов, которые остались в живых:
— Я — Ван Тигр, военачальник этой области, и потакать бандитам я не намерен! Я не боюсь убивать, не боюсь и быть убитым. Я перебью всех вас до одного, если вы станете на чью-нибудь сторону против меня! Но я милосерден, и для тех из вас, в ком осталась честность, есть еще выход. Я возвращаюсь в свой лагерь в городе. В течение трех дней я буду принимать в мое войско каждого из вас, кто придет с ружьем, а если кто принесет два ружья, тому я дам серебра в подарок за лишнее ружье.
Кончив эту речь, Ван Тигр отрывисто скомандовал своим людям, и все они с топотом начали спускаться вниз по ущелью. Однако Ван Тигр позаботился о том, чтобы некоторые из его людей спускались, пятясь задом и взяв ущелье под прицел, из опасения, что кто-нибудь из бандитов похрабрей начнет стрелять. Сказать по правде, эти бандиты были неумелый народ. Они участвовали в заговоре вместе с женщиной, которая принадлежала Леопарду, и с готовностью отправились добывать ружья; однако немногие из них умели владеть оружием, и никто из них не стрелял в Вана Тигра, чтобы не раздразнить тигра, дергая его за усы, боясь, что он набросится на них и не оставит в живых никого.
На горе было совсем тихо, ни единого звука не доносилось из становища, и дорогой Ван Тигр слышал только, как слабо шумел ветер в соснах, то поднимаясь, то утихая, да птица кричала на дереве. И он вел своих людей вниз по ущелью. Назад через поля вел он их, и дорогой солдаты везде с торжеством говорили крестьянам:
— Еще три дня, и бандитов здесь не будет, клянемся вам!
Некоторые радовались и благодарили, но большинство крестьян смотрело искоса и отвечало уклончиво, ожидая, чего потребует у них Ван Тигр, потому что где же слыхано, чтобы военачальник сделал что-нибудь для населения и не потребовал награды.
Потом Ван Тигр вернулся в свой ямынь, роздал всем своим солдатам серебро в награду и приказал дать каждому из них хорошего вина, сколько нужно, чтобы развеселить человека, но не напоить допьяна, и приготовить для них разные блюда. А потом стал ждать, когда пройдут три дня.
Один за другим, или по-двое, а то и по-пятеро, по-восьмеро, и по-десятеро, стекались со всех сторон в город бандиты, принося с собой ружья. Редкий из них приносил два ружья, потому что, когда попадалось лишнее ружье, он брал с собой приятеля, младшего брага или еще кого-нибудь, так как многим из них и в самом деле нечего было есть, — они нуждались и рады были служить под чьим угодно началом. Ван Тигр приказал принимать в свое войско всех здоровых и не слишком старых людей, а у тех, которые были ему не нужны, отбирал ружья и что-нибудь платил за них. Тех же, кого принимал, он кормил и давал им хорошее платье.
Когда прошло три дня, Ван Тигр объявил еще три льготных дня, а после них еще три, и люди приходили каждый день, пока ямынь и солдатские лагери не переполнились народом, и Вану Тигру пришлось разместить своих людей на постой по городским домам. Иногда какой-нибудь горожанин, отец семейства, приходил жаловаться, что дом его переполнен и вся семья его жмется в одной или двух комнатах. Но если человек этот был молод или, принося жалобу, держался заносчиво, Ван Тигр угрожал ему и говорил:
— Может быть, тебе больше нравится, чтоб тебя грабили бандиты? Ведь ты ничего не можешь сделать? Так терпи!
Но если жалобщик был человек старый, держался почтительно и говорил кротко, то и Ван Тигр был с ним вежлив и давал ему серебра или еще какой-нибудь подарок и отвечал:
— Это лишь не надолго, потому что скоро я выступаю в поход. Моей столицей не может быть такой маленький городок.
У него не было теперь женщины, и он говорил всем и каждому, и говорил с какой-то дикой злобой, потому что втайне его раздражала мысль, что у всех мужчин есть жены:
— Если какой-нибудь солдат посмотрит на чужую жену, скажи мне, и он умрет!
И он разместил новичков в домах рядом с ямынем и не шутя запретил им даже смотреть на честных женщин.
Каждому солдату Ван Тигр заплатил, сколько было обещано. Да, хотя серебра ему не хватало, потому что около четырех тысяч людей перешло к нему от бандитов и из трех тысяч ружей, купленных для него братом, осталось две с чем-то тысячи, он все же уплатил каждому солдату, и все они остались довольны. Но он знал, что не может поступать так же и дальше, если не придумает какого-нибудь нового налога, потому что сейчас он расходовал деньги из тайных своих запасов, а военачальнику опасно их трогать, так как если его разобьют и придется скрываться, то ему нечем будет кормить своих солдат. И Ван Тигр стал придумывать какой-нибудь новый налог.
Лазутчики, которых разослал Ван Тигр, возвращались один за другим, потому что лето подходило к концу, и все они приносили одни и те же вести — что южные генералы опять разбиты, и Север победил снова. Ван Тигр этому поверил, тем более, что генерал, правивший всей провинцией, в последние недели уж не так настойчиво требовал, чтобы Ван Тигр прислал своих солдат ему на помощь.
Тогда Ван Тигр поспешил написать письмо и послать с ним племянника и человека с заячьей губой в главный город провинции, и в этом письме он вежливо выражал сожаление, что ему так долго пришлось усмирять бандитов в своей области, но что теперь он готов присоединиться к силам Севера против Юга и
