и она протянула своего ребенка, показывая его Вану Тигру.
Но вторая вовсе не желала скрывать, что она родила сына, потому что у ученой жены была дочь, и она тоже встала и торопливо заговорила, хотя в другое время старалась более молчать, потому что у нее были черные зубы и между ними зияли дыры; теперь же она сказала, поднимая губы:
— У меня сын, а у нее дочь, господин мой!
Но Ван Тигр не промолвил ни слова. Некоторое время он стоял и молча смотрел на этих крохотных человечков, а они, казалось, вовсе его не замечали. Нет, они безмятежно глядели на него, точно он всегда был здесь, как дерево или стена. Они мигали и моргали на солнце, а мальчик расчихался необыкновенно громко, и Ван Тигр изумился еще больше, услышав, как сильно может чихнуть такое маленькое существо. А девочка только зевала, словно котенок, широко раскрывая ротик, и отец пристально смотрел, как она зевает. Ван Тигр ни разу не держал на руках ребенка, и на этот раз он не дотронулся до своих детей. Он не знал также, что нужно сказать обеим женщинам, привыкнув говорить лишь о том, что касается войны. И потому он только улыбнулся натянутой улыбкой, в то время как люди, бывшие с ним, радостно кричали, любуясь сыном своего генерала. Услышав эти клики, он пробормотал от избытка удовольствия:
— Что ж, я думаю, женщинам только и дела, что рожать! — и поспешно ушел на свою половину, преисполненный радости и взволнованный.
Там он умылся, поел и сменил неудобную военную форму на темно-синий шелковый халат, а тем временем наступил вечер. Тогда он сел перед жаровней с угольями; незаметно подошла тихая и морозная ночь, и Ван Тигр сидел один и думал о том, что произошло.
Ему казалось, что судьба во всем ему благоприятствует, что для него нет ничего недоступного. Теперь, когда у него родился сын, честолюбивые стремления получили новый смысл, и то, что он делал, он делал для сына. И от этих дум сердце его переполнилось, он забыл о своих печалях, забыл о своем одиночестве и вдруг крикнул в тишине комнаты:
— Я сделаю из моего сына настоящего воина! — и поднявшись с места, он в радости хлопнул рукой по бедру.
Потом он долго шагал по комнате, улыбался, сам того не замечая, и думал, какое утешение иметь родного сына, думал, что теперь нет нужды полагаться на братниных сыновей, потому что у него есть свой сын, в котором продолжится его жизнь и который войнами расширит его владения. Потом в голову ему пришла другая мысль, — что у него есть еще и дочь. Некоторое время он раздумывал, что ему с ней делать, и, стоя у решетчатого окна, перебирал пальцами бороду, но о дочери он думал сдержанно, без увлечения, потому что она была только девочка, и наконец сказал себе в нерешимости:
— Я думаю, можно будет выдать ее замуж за какого-нибудь храброго воина, — вот и все, что я могу для нее сделать!
С этого дня Ван Тигр стал смотреть на своих жен по-новому, видя, что от них могут еще родиться сыновья, верные и преданные сыновья, которые никогда не изменят ему, как может изменить всякий другой, в ком не течет его кровь. И он уже не ходил к обеим женам только для того, чтобы облегчить сердце свое и плоть. Сердце его освободилось при первом взгляде на сына, а тело должно было родить ему сыновей, верных солдат, которые станут ему помощью и опорой, когда он станет стар и беспомощен. И он неизменно ходил к обеим своим женам, к одной не чаще, чем к другой, как ни боролись они втихомолку из- за его благосклонности; каждая нравилась ему на свой лад, и обеими он был доволен, потому что от обеих ему нужно было одно, и от одной он ждал не больше, чем от другой. Его не тревожило больше, что в нем нет любви к женщине, потому что теперь у него был сын.
И так зима эта прошла в мире. Наступил и прошел праздник Нового года, и Ван Тигр веселился больше обычного, потому что год этот был удачен, и оделил всех своих солдат едой и вином и денежными подарками. Всем солдатам он роздал те мелочи, которые им особенно хотелось иметь: табак, полотенца, носки и другие мелочи. Женам своим он тоже сделал подарки, и все домашние его очень веселились на праздниках. Одно только было неблагополучно, но и это произошло уже после праздника, так что радость не была омрачена. Старый правитель умер ночью во сне. Принял ли он слишком много опиума, засыпая тяжелым сном, или замерз от жестокой стужи, отяжелев от дурмана, — узнать было нельзя. О случившемся доложили Вану Тигру, и он приказал купить хороший гроб и сделать все, что нужно для кроткого старика, и на следующий день после того как все было готово и гроб собрались уже отправить на родину правителя, который был не из этой провинции родом, к Вану Тигру снова пришли и сказали, что старая жена правителя приняла весь опиум, оставшийся после мужа, и по своей воле последовала за ним. Никто о ней не горевал, потому что она была старая и болезненная женщина, никогда не выходила со двора, и Ван Тигр ее ни разу не видел. Он заказал и второй гроб, и отправил обоих умерших в сопровождении трех слуг в родной город правителя, в соседней провинции. После этого Ван Тигр послал надлежащее донесение стоящим выше, которые должны были об этом знать, и с письмом отправился человек с заячьей губой, взяв с собой нескольких солдат, и Ван Тигр сказал ему наедине:
— Есть вещи, которые можно сказать только с глазу на глаз, и потому я этого не писал. Но при случае дай понять, что я имею право сказать свое слово, кому быть здесь гражданским правителем.
Верный человек кивнул в ответ, и Ван Тигр удовольствовался этим. В такие смутные времена нечего было опасаться скорого приезда какого-нибудь правителя, и Ван Тигр мог обойтись и без него. Он не думал об этом деле и занял для своих жен внутренние дворы, где жил прежде старый правитель, а скоро и совсем забыл, что тут жил кто-нибудь, кроме него самого и его домашних.
Год снова близился к весне. В этом году Вану Тигру во всем была удача, из новых владений приходили хорошие вести, все налоги поступали во-время, и солдаты, получая жалованье, были довольны и громко восхваляли Вана Тигра. И он решил вернуться к весеннему празднику в отцовский дом и провести праздник вместе с братьями, — так и подобало поступать членам знатной семьи, в особенности в такое время, когда сыновьям полагается посещать могилу отца. А кроме того, Вану Тигру нужно было еще рассчитаться со средним братом, и теперь он готов был освободиться от долга и хотел от него освободиться. И потому Ван Тигр послал солдат к своим старшим братьям известить их со всеми подобающими церемониями о том, что он приедет на праздник с женами, детьми и слугами. На это оба его брата, Ван Помещик и Ван Купец, ответили учтивым приглашением.
И вот когда все было готово, Ван Тигр сел на своего рослого рыжего коня и во главе отряда телохранителей двинулся в путь. Но на этот раз им пришлось ехать медленно, потому что с ними были запряженные мулами повозки, в которых ехали обе женщины, и другие повозки со служанками. И Ван Тигр ехал медленно, гордый тем, что приходится замедлять шаг ради такого случая. Выступая впереди своего отряда, впереди своих жен и детей, он занял свое место в ряде поколений. Никогда еще его земли не казались ему такими прекрасными и такими изобильными, как теперь, когда весна была в разгаре, когда наливались почки на ивах и зацветали персики. И видя все лощины и склоны холмов в зеленой и персиковой дымке, видя темную и влажную землю под весенним солнцем, он вдруг вспомнил о своем отце и о том, что весной он любил срывать ветку ивы и ветку цветущего персика и носил их в руках или прикреплял над дверью своего глинобитного дома, и, думая о своем отце и о своем сыне, чувствовал, что стоит на своем месте в длинной веренице жизней и что теперь он уже не будет одинок, как прежде. Он все простил отцу, и в первый раз в нем умолк тот глубокий гнев, который он питал против него с юных лет. Но он и сам не знал, что простил его. Он знал только, что ожесточение, овладевшее им со времен его гневного отрочества, оставило его, и наконец он был в мире с самим собой, словно бодрящий ветер унес это ожесточение.
Так приехал Ван Тигр в отцовский дом, приехал, торжествуя, не как младший сын и младший брат, а как человек, имеющий власть, которую дали ему завоевания и рождение сына. И все чувствовали эту власть, и братья встречали и приветствовали его так, словно он был гостем, а жены братьев состязались между собой, кто из них красноречивее и любезнее встретит Вана Тигра.
Сказать по правде, жены Вана Помещика и Вана Купца препирались из-за того, в чьем доме будет гостить Ван Тигр со своей семьей. Госпожа считала своим совершенно бесспорным правом принимать их в доме мужа, так как теперь, когда славу уже завоевал Ван Тигр, она сознавала, что такой гость в доме принесет им почет, и потому сказала:
— Так будет приличней, потому что мы нашли ему жену, особу ученую и приятную в обращении, — нельзя же ей жить у жены твоего брата, совсем простой женщины. Пусть принимает вторую жену, если
