- Вот и оставайся со своим “верняком”, а мы с Виноградычем ногами дотопаем, - грузный вывалился из машины и, смачно, до хруста, потянувшись, крякнул от удовольствия. Природа пробуждалась, тоже потягивалась, зевая, но томно и нежно, словно молодая любовница. Свежий утренний ветерок пьянил ароматом черёмухи, молодой травы и нёс издалека по близкой воде звон соловьиных трелей. – Вытрухайся, едрёныть, - он распахнул заднюю дверцу, - тут километра полтора осталось. Прогуляемся.
Потёртый в проплешинах чехол с надёжным, проверенным годами Ремингтоном, приятной тяжестью лёг на одно плечо. Взвалив тяжёлую охотничью сумку на другое, он вдруг выпрямился и замер, чертыхнувшись. Где-то глубоко под камуфляжной курткой тоскливо заныло. На всякий случай он взялся за козырёк бейсболки и резким движением развернул её задом наперёд.
- Говорил я тебе, надо было на служебной?
Виноградыч с сочувствием посмотрел на покрасневшие уши старинного друга. Сам невысокого роста, в обтягивающем спортивном костюме, ещё больше подчёркивающем чрезмерную худобу, он был похож на подростка. Юношеская улыбка, казалось, навсегда затаилась в уголках блестящих, с искринкой, глаз. И только глубокие, прорезающие лицо морщины выдавали его возраст. В руках он держал прозрачный пакет, сквозь который просвечивала нехитрая сложенная телескопическая удочка со спиннинговой катушкой.
- - Да, понимаешь, осечка тут у меня вышла.
- - Вроде стрелять не начал, а уже осечка? - с неизменной смешинкой в глазах поинтересовался Виноградыч.
- Ружьё, пока первую дичь не увидишь, заряжать нельзя. Удачи не будет.
Генерал, как любой охотник, был очень суеверен и свято верил в приметы, известные только посвящённым в таинство охотного дела.
- А оно, что, заряженное? – с опаской спросил Виноградыч и немного посторонился.
- Да ты не бойся, – натянуто хохотнул генерал, - не выстрелит. А противоядие я уже принял.
И он загадочно показал на перевёрнутую бейсболку.
Виноградыч недоумённо пожал плечами. Охоту он не любил и не понимал. Вот рыбалка – совсем другое дело. Посидеть на берегу с удочкой сродни медитации. Глядя на дрожащий поплавок можно расслабиться, привести мысли в порядок. И, вжав голову в плечи, ёжась от утренней прохлады, он засеменил к зарослям кустарника.
- Батя! – крикнул генерал. Из-под капота показалось перепачканное лицо отца. – Поезжай прямо в заказник! – и шутливо погрозил пальцем. - Без нас не начинайте!
Батя махнул рукой и генерал, широко переставляя ноги в высоких офицерских ботинках, тяжело зашагал по меже, догоняя друга.
Над узкой речушкой, окаймлённой порослью дикого орешника с бледными листьями, колыхался туман, тянулся полосой над редкими камышами.
- Ну, давай, выкладывай, - шмыгнув, перешел на деловой тон генерал, - что за посмешище учудил наш Старик на весь мир? Вы-то куда смотрели?
- Ты же знаешь, как трудно работать в таких условиях. Нам блокировали все каналы, эти люди тоже не лыком сшиты. А Он, как выпьет, сам не свой становится.
- Блокировали им! – буркнул генерал. – Работать надо лучше! Идти на шаг впереди. Предвосхищать, так сказать, события. С меня же голову снимут! Все вместе загремим под фанфары!
Загреметь под фанфары, даже со всеми полагающимися по рангу почестями, ему, пережившему не один режим, совсем не хотелось. Вся эта хвалёная демократия ничуть не лучше так и не постренного социализма. Мало что изменилось. Вот только первые лица страны раньше не позволяли себе выкидывать такие фортели. Устраивать песни-пляски под американский оркестр – это же ни в какие ворота не лезет! Да ещё и Курилы ни за хрен собачий собрался япошкам возвращать!
А всё от того, что народ всегда делает самый худший выбор из предоставленных. Народу ни в коем случае нельзя доверять его же судьбу. Неужели никто не замечает очевидного? Делать хорошую мину при плохой игре и оправдываться, что страна движется намеченным демократическим курсом, слава Богу, не наша задача. Есть специально обученные люди. Поиграли в демократию - и будет. Пора заканчивать этот балаган!
Он вытащил из кармана сигарету. Бороться с давней привычкой нелегко! Курить хотелось страшно, но – бросать, так бросать и, покатав её между жёлтыми, изъеденными никотином, пальцами, он жадно потянул носом заманчивый запах. Когда-то он выкуривал по три пачки в день и бросал уже раз двадцать и это был очередной период отвыкания. Уже три дня держался, решив окончательно не идти на поводу у вредной привычки. Сигареты всегда помогали ему думать и теперь, лишив себя возможности курить, он доставал табачную палочку и нюхал.
- Ладно, давай дальше. Отчёт по проекту готов?
- Уже у тебя на столе. И информация в нём весьма интересная.
- Миша, ты всего лишь руководитель проекта, - отрезал генерал. – Выводы будут делать другие люди.
- Извините, товарищ генерал. В-общем, всё, как мы и предполагали, но гораздо серьёзнее. Редуктивный анализ мозга…, - начал худой.
- Михал Михалыч, ты же не анализы принёс! Давай без этих ваших докторских терминов. Генерала всегда раздражала привычка доктора дотошно разбавлять свои доклады излишней и непонятной медицинской терминологией.
- Так вот, - не обращая внимания на грубую прямолинейность друга, а, скорее, привыкнув за долгие годы службы, хоть и в разных ведомствах, продолжил доктор, - в результате исследований, у неё обнаружена гипертрофированная, просто патологическая ненависть к лицам славянской национальности.
- Нет такой национальности, - снова буркнул генерал.
