Виргинии. Мы построим там город, Джонс. Целый зефирный город, со школой и пешеходной зоной. В каждом доме будет локальная сеть и своя переговорная комната. Мы дадим им все, что они хотят, а взамен они должны будут просто жить в этом городе. Ты совершенно прав, когда говоришь, что мы воруем их личную жизнь. Но в нашем городе всякая разница между работой и домом сотрется: все будут работать двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю, не выходя из дома. Понимаешь? Будут работать не потому, что мы их заставляем, а потому, что этим они обеспечивают существование своего города и уровень своей жизни. Из чувства патриотизма к своей компании. – Она крепко сжимает руки, глаза у нее горят. – Ты же видишь, нельзя все обрывать теперь. Нам еще столько предстоит сделать.
– Мне надо подумать, – помолчав, говорит Джонс.
– Да, конечно. Какое-то время у тебя есть. В полдень «Альфа» соберется опять. Приходи, ладно?
Элизабет садится, откидывает назад волосы. Двигает бедрами – у нее ощущение, что они прилипли к столу. Начинает застегивать блузку.
– Что-то невероятное. – Роджер сжимает ее плечо. Она и не глядя знает, что он улыбается во весь рот. – Тебе не кажется?
– Угум. – Она озирается, ища свои трусики.
– Хочу извиниться. Я вел себя препаршиво. Больше занимался политикой, чем тобой. Ты же знаешь, что у нас за контора.
Трусики обнаруживаются на ее левой лодыжке. Она наклоняется, подвинув вбок голову Роджера, и натягивает их.
– Если уж быть до конца честным, то я боялся, – смеется он. – Ты мне, наверное, не веришь, но это правда. Всегда чувствовал, что должен что-то тебе доказать.
Она встает, поправляет юбку.
– Короче говоря, я хочу, чтобы это у нас продолжалось.
Она молча трясет головой.
– В смысле? – моргает он.
– А я не хочу.
– Чего не хочешь – секса?
– Тебя.
– Меня не хочешь?
Она кивает.
– Почему? – Его лицо собирается складками. – В чем дело? Что-то не так?
– Все нормально.
– Тогда почему? Бога ради, чего же ты
Элизабет задумывается.
– Огурцов маринованных.
Отдел обслуживания, прыгая по столам и расшвыривая стулья, играет в хоккей. Джонс наблюдает за этим, стоя в дверях. Кто-то налетает на перегородку, опрокидывает штабель папок, наступает на верхнюю, разодрав картон, и несется дальше.
– Джонс! – подлетает счастливый, взволнованный Фредди. – А у нас тут хоккей.
– Вижу.
– Ты чего?
– Мы не для того скинули администрацию, чтобы в игры играть.
– Да перестань. Можно ведь повеселиться хоть для первого дня.
– Фредди! – Мимо них проносится Холли, гоня картонной трубкой резиновый мячик.
– Со временем все уляжется. Ребята у нас хорошие, – виновато говорит Фредди и шпарит за ней.
В клетушке бывшего отдела продаж нет никого. Джонс садится, опускает голову на руки.
Он думал, что невозможно будет уговорить людей вернуть свергнутую администрацию. Теперь ему это кажется неизбежным. Это не учреждение, а балаган, Ева права. Рано или поздно они сами это поймут. Увидят, что все перестали работать, и смекнут, что это означает.
– Привет.
Джонс поднимает голову. Это Алекс Домини, нанятый им для восстановления локальной сети, с пачкой каких-то – Глупо, – комментирует Джонс. – Клаусман никогда не стал бы нас сюда загонять. А вдруг ввалится кто-нибудь посторонний?
Ева в сомнениях.
– Мона, может, заклинишь дверь стулом?
– Я? – пугается та. – Ладно, попробую…
– У нас для этого есть прекрасная комната на тринадцатом этаже.
– Джонс, заткнись, бога ради.
– Как ни противно мне соглашаться с этим Иудой, Ева… – вставляет Блейк.
Она хлопает рукой по столу. Все подскакивают.
– Совещание проведем здесь. Начинаем.
Проходя мимо своего стола, Фредди замечает что-то странное на экране компьютера. Притормаживает, смотрит внимательнее. За последние месяцы он привык видеть там среди прочих значков маленький монитор, перечеркнутый красным крестиком. Теперь эту пиктограмму сменил желтый воздушный шарик и надпись:
– Эй, – окликает Холли, – я думала, ты мне кофе пошел налить.
– Глянь-ка сюда. – Фредди берется за «мышь», чтобы открыть почту, но тут на экране появляется новое окно. Надпись ВВОД сменяется сообщением ГОТОВО, а затем…
– Что… – начинает Холли и осекается. Оба во все глаза смотрят на экран.
– Мы как, запланированные проекты продолжать будем? – спрашивает Том Мандрейк, обращаясь к Еве. Та, не отводя взгляда от Джонса, молча кивает. – Ладно. Проект четыреста сорок два. Исследует, как влияет на продуктивность удаление любых напоминаний о внешнем мире. Если помните, там были интересные предварительные результаты…
– Они остаются на работе дольше обычного, – подтверждает Мона.
– Отмечено также снижение количества личных звонков. Я консультировался с одним из наших психологов, но он, к сожалению, обнаружил у некоторых объектов диссоциативные расстройства личности.
– Шизанулись? – интересуется Блейк.
– Это не шизофрения, хотя личность и здесь раздваивается. Одна для дома, другая для работы. Были инциденты, вызывающие некоторую тревогу. Люди не узнавали своих родственников по голосам, когда те им звонили. В таком вот плане.
После паузы агент слева от Джонса замечает:
– Может, они просто предрасположены.
– Я не настаиваю на прекращении исследований, – говорит Том, – просто указываю на возможность серьезных медицинских проблем.
Джонс под цепким взглядом Евы с трудом сдерживает смех.
– Первым делом надо поговорить с нашими страховщиками, – советует Блейк. – Нам нужно прикрытие на случай, если кто-то свихнется.
– Стоп, – говорит Ева, не сводя глаз с Джонса. – Замолчите все.
В отделе обслуживания, где только что бушевали хоккейные страсти, стоит полная тишина. На всех остальных этажах наблюдается то же самое. Люди, сгрудившись в клетушках, смотрят на экраны компьютеров.
