собственной персоной.
Он с усмешкой протянул мне руку и сказал:
— Кто бы говорил, Дрезден.
Я поднялся в ошеломлении и принял руку сержанта Рона Кармайкла, служившего в Полицейском Департаменте Чикаго, Отдел Специальных Расследований. Он был напарником Мёрфи. И он отдал свою жизнь, чтобы спасти её от неистовствующего луп-гару. Это было... Блин-тарарам, больше десяти лет назад. Я видел, как он умер.
Когда я встал, то на мгновение глянул на него в смущении, тряхнув головой. Я был куда выше, чем он.
— Ты... — сказал я. — Ты здорово выглядишь.
— Забавно, что смерть может с тобой сотворить, — сказал он, драматически расширив глаза. — А ещё я вёл здоровый образ жизни и всё такое.
Он посмотрел на часы.
— Всё это весело, конечно, но нам пора двигать.
— М-м, — осторожно сказал я. — Двигать куда именно?
Кармайкл сунул в рот зубочистку и протянул:
— В офис. Пошли.
Я последовал за ним наружу, где стоял старый золотистый Мустанг. Он направился к водительскому месту и сел в машину. Было темно. Шёл дождь. Город светился огнями, но место выглядело пустынным, не считая нас двоих. Я всё ещё не мог точно сказать, где именно в Чикаго мы находимся, что было чертовски неправильно — я знаю свой город. Я заколебался на мгновение, осматриваясь, пытаясь определиться по знакомым ориентирам.
Кармайкл распахнул дверцу.
— Не парься, парниша. Все эти здания такие же, какими должны быть. Ты заработаешь себе мигрень, если будешь и дальше об этом думать.
Я осмотрелся ещё раз и сел в старый Мустанг, закрыв дверь. Кармайкл степенно двинул по пустым улицам.
— Это не Чикаго, — сказал я.
— Гениально, — дружелюбно сказал он.
— Тогда... где мы?
— Между.
— Между чем? — спросил я.
— Между чем, — сказал он. — Между кем. Между где. Между когда.
Я хмуро посмотрел на него.
— Ты забыл «почему».
Он покачал головой и усмехнулся.
— Не-е, парень. Мы тут настоящие любители «почему». Большие фанаты «почему».
Я нахмурился на секунду. Потом сказал:
— Почему я здесь?
— Ты что, никогда не слышал о прелюдии? — сказал Кармайкл. — Может быть, ты тонешь, и всё это — иллюзия, что твой мозг создает для тебя, чтобы скрыть от тебя правду смерти.
— Оказаться здесь? С тобой? Я встречался со своим подсознанием, и оно не настолько больное.
Кармайкл засмеялся. Это был тёплый, искренний звук.
— Но это
— Я не понимаю. Вообще.
— В том-то всё и дело, — сказал он.
Я рассердился.
Продолжая улыбаться, он сказал:
— Парень, тебе позволено видеть столько, сколько ты можешь себе позволить. Прямо сейчас, мы находимся в неком месте, которое выглядит почти как Чикаго, и едем сквозь дождь в моём старом Мустанге, потому что это то, что позволяют видеть твои границы. Нечто большее могло бы... — Он сделал паузу, обдумывая свои слова. — Могло бы устранить некоторые возможности, а их здесь не так уж и много.
Я подумал об этом секунду, и затем сказал:
— Ты только что использовал слова «устранить» и «не так уж» в одном предложении.
— Я вычитал их в одном из этих календарей с умными словами на каждый день, — сказал он. — Не выделывайся.
— Ты шутишь? — сказал я, откинувшись на сидении. — Я живу, чтобы выделываться.
Кармайкл хмыкнул, его глаза сузились.
— Ага. Посмотрим.
Глава вторая
Кармайкл остановил Мустанг перед зданием, которое напомнило мне о старых эпизодах «Облавы».[2] Он припарковался на пустой улице и мы пошли к входу.
— Так куда мы идём?
— Я же говорил — в офис.
Я нахмурился.
— А ты не мог бы быть немного поточнее?
Он осмотрелся, сузив глаза.
— Не здесь. Тут небезопасно. Повсюду уши.
Я остановился на совершенно пустом тротуаре, посмотрел вверх и вниз вдоль лишённой движения, свободной улицы и не увидел ничего, кроме одиноких фонарей, светофоров и окон без света или занавесок, пялящихся безучастнее, чем пустые глаза трупа.
— Точно, — сказал я. — Мы в самом центре заговора.
Кармайкл остановился возле двери и глянул через плечо. Пару секунд он ничего не говорил, затем спокойно произнёс, без какой-либо искусственности в голосе:
— Здесь есть Вещи, Дрезден. И некоторые Вещи хуже, чем смерть. Лучше всего будет, если ты зайдешь внутрь.
Я закатил глаза. Но...
Что-то в пустоте вокруг вдруг сильно подействовало на нервы.
Я сунул руки в карманы и изобразил прогулочный вид. Этому немного мешало моё желание выставить между мной и пустотой что-нибудь вроде надёжного здания. Кармайкл же открыл ключом дверь и, пропустив меня вперёд, вошёл сам, не теряя улицу из виду, пока дверь не была закрыта и заперта.
Он кивнул на охранника, местного копа в парадной форме, который стоял с одной стороны лифта, с непринуждённо выпрямленной спиной и сложенными за спиной руками. Униформа охранника была, без преувеличения, идеальна. Идеально чистая, стрелки идеально острые, перчатки идеально белые. У него был служебный револьвер с серебряной гравировкой в блестящей чёрной кобуре на бедре. Выглядел он соответственно униформе — крайне симметрично, сильно и уверенно.
Я притормозил на момент, хмуро глядя на охранника, а затем обратился к своему Зрению.
У профессиональных чародеев вроде меня есть доступ ко всяким крутым штучкам. Одна из крутейших — это Зрение, называемое в разные времена и в разных культурах Вторым Зрением, Третьим Глазом, Злым Глазом и ещё много как. Оно позволяет чародею видеть истинную природу окружающих вещей, прозревать невидимый мир энергии и сил вокруг. Это опасно. Однажды увиденное с помощью Зрения останется с вами навсегда, и время не изгладит воспоминаний. Бросьте взгляд не на ту вещь и можете попрощаться со своим здравомыслием.
Но обстановка настолько напоминала Сумеречную Зону, что я должен был найти
