Я вздохнул.
— Ты слышишь мой голос?
— Да, — сказал он, — но это как... типа, что-то абстрактное. Этим довольно трудно управлять.
Это имело смысл. Он не мог, на самом деле, физически слышать мой голос. Дар Фитца чувствовать духов просто выражался как что-то, что его мозг мог воспринять — в данном случае, как звук.
— Ну, хорошо, — сказал я. — Подойди к задней стене комнаты, которую ты увидел, как только вошёл в дверь.
Фитц сказал Фортхиллу:
— Он пытается сказать мне, как доказать вам, что он не чушь собачья.
Затем он встал и пошёл через комнату.
— Хорошо, — сказал я. — Положи руку на стену. Теперь перемести вправо. Ещё немного. Ещё немного. Немного больше. Хорошо, теперь примерно на девять дюймов вниз и постучи костяшками кулака.
Он проделал всё это и, наконец, постучал в стену. Затем повернулся к Фортхиллу и сказал:
— Это значит что-нибудь для вас?
Старый священник сжал губы и кивнул.
— В самом деле. В самом деле, значит.
— Блин, — сказал Фитц, качая головой. — Старики.
Фортхилл улыбнулся этому.
— Хорошо, сын мой. Действительно ли ты настолько замёрз и голоден, как выглядишь?
Фитц попытался выглядеть беспечным.
— Я мог бы перекусить, полагаю.
— Как давно ты мылся под горячим душем?
Фитц закатил глаза и сказал:
— Сейчас, если честно, я не знаю, что это такое.
Фортхилл хихикнул и сказал в пространство:
— Дрезден, я уверен, что вы спешите, и что некий зловещий конец близок, но я не буду говорить с вами о деле, пока не провожу молодого человека.
Он сказал Фитцу:
— Та дверь ведёт в мою ванную. Есть душ. Есть картонная коробка под сливом с кое-какой одеждой. Я держу её под рукой для таких случаев. Не стесняйся выбрать что-нибудь для себя.
Фитц лишь хмуро взглянул.
— Мм. Хорошо.
— Приведи себя в порядок, — ответил Фортхилл твёрдым тоном. — А я пока пойду, поищу что-нибудь поесть. Ты предпочитаешь чай или какао?
— Эм, — сказал Фитц, — я буду какао.
— Превосходный вкус, — сказал Фортхилл. — Прошу меня извинить. — Он тихо удалился.
Фитц сразу огляделся.
— Я сомневаюсь, что здесь есть что украсть, — сказал я. — Фортхилла не интересуют земные блага.
— Ты шутишь? Взгляни на это место. Подушки, одеяла. — Он заглянул под кровать. — Три пары обуви. Да это чертовски больше, чем у моих парней. У Зеро только четыре пары носков и какие-то старые домашние тапки.
— Человек предлагает тебе одежду и пищу, — сказал я. — Ты всерьёз хочешь его обокрасть?
Фитц пожал плечами.
— Ты делаешь то, что должен, чтобы выжить, мужик. Я делаю. Все делают. Ничего личного. — Он заглянул в шкаф Фортхилла, в котором было полдюжины комплектов одежды, и покачал головой. — А. Он заметит, если я попробую взять что-нибудь.
Он посмотрел в сторону ванной.
— Вперёд, — сказал я. — Ты можешь закрыть дверь за собой. Я тебе говорю, парниша, Фортхилл — один из хороших парней.
— Это притворство. Нет никаких хороших парней, — сказал Фитц. — Или плохих парней. Есть просто парни.
— В этом ты ошибаешься, — сказал я.
— Слышал и прежде. Люди, которые хотят тебя использовать, всегда говорят, что они хорошие, — сказал Фитц. — Ты один из них, не так ли?
— Хех, — ответил я. — Нет. Я — высокомерная задница. Но я знаю, как выглядят хорошие парни, и Фортхилл один из них.
— Да мне всё равно, мужик, — сказал Фитц. — Я не принимал душ две недели. Если я скажу тебе отвалить, ты сделаешь это? Или мне продолжать слушать твоё нытьё?
— Извини, Фитц. Ты не в моём вкусе.
Он фыркнул, зашёл в ванную, закрыв за собой дверь. Секундой позже я услышал плеск воды.
Я недолго стоял в пустой комнате священника, осматриваясь. Там всё было просто, скромно, функционально и дёшево. Стёганое одеяло, покрывающее кровать, могло быть сделано мамой Фортхилла, когда он пошёл в семинарию. Рядом с кроватью была Библия Короля Якова. Которая тоже выглядела старой и потрёпанной.
Я покачал головой. Конечно, моя жизнь и рядом не стояла с сериалом Эм-Ти-Ви, в котором показывают излишества богатых и знаменитых, но даже у меня было больше, чем у Фортхилла. Как мог человек идти по жизни с таким минимумом? Ничего неизменного, ничего созданного, чтобы оставить после себя. Ничего, что говорило бы о его существовании.
Думаю, он из тех, кого не заботит собственное существование. Из тех, кто заботится больше о других, чем о себе — вся его жизнь, жизнь, которая мимолетна и драгоценна, как ничто иное, была потрачена на служение его вере и человечеству. В ней не было места ни романтике, ни славе.
Фортхилл и другие мужчины, живущие в рамках своих общин, никогда не могли избежать воспоминаний о том, что они упустили. И всё-таки, он никогда не привлекал этим к себе внимания, не искал сочувствия или жалости. Как трудно для него, должно быть было, посетить болтливую семью Карпентеров, зная, что он мог бы иметь свою собственную? Он когда-нибудь проводил время, мечтая о том, какая у него могла быть жена? Его дети? Он никогда этого не узнает.
Я думаю, именно поэтому они и называют это жертвой.
Я нашёл Фортхилла на кухне, готовившего еду из остатков. Когда я нашёл в церкви убежище, это были бутерброды. Фитцу нужно было больше еды. Горячий суп; пара бутербродов, с индейкой и тунцом, естественно; печёный картофель; початок кукурузы; и немного салата.
Спустя несколько секунда, после того как я вошёл в комнату, Фортхилл замер, а затем, неопределённо улыбнувшись в пространство, сказал:
— Привет, Гарри. Я полагаю, это ты, конечно.
— Это я, святой отец, — откликнулся я. Я имею в виду, он не может меня слышать, и я знаю об этом, но... Промолчать — это просто невежливо.
— У меня был трудный разговор с Кэррин этим вечером, — сказал Фортхилл. — Она сказала, что ты нашёл людей, которые обстреляли её дом прошлой ночью. И что ты хочешь, чтобы мы помогли им.
— Я знаю, — я вздохнул, — это звучит безумно, но...
— Я думаю, что Кэррин ты, должно быть, показался безумцем, — он продолжал. — Но я считаю, что твоя реакция говорит о сострадании. Я могу только предположить, что этот мальчик из той банды.
Он завершил приготовление пищи и повернулся лицом ко мне, более или менее.
— Не волнуйся. Я не собираюсь сообщать мисс Мёрфи об этой ситуации — не в ближайшее время. После твоей смерти она не может мыслить трезво, и пока борьба продолжается, её состояние всё больше ухудшается.
Я немного расслабился.
— Я надеялся, что не будете.
— Я дам мальчику пристанище, пока. Поговорю с ним. Я уверен, что он расскажет мне о своей
