бретельках. Девушка протянула ей узконосые, расшитые бисером атласные туфли в тон платью и такую же крошечную сумочку на длинной серебряной цепочке. При этом продавщица издала мелодичное мяуканье.
– Что? – удивился Андрей.
– «Миу-Миу», – повторила девушка. – Фирма-производитель.
– Скорее «Золушка», – пошутил Андрей, скрывая волнение. – Сегодня же прогуляем твое новое платье в «Белой сове». – Кстати, – он вдруг вспомнил высокую блондинку из клуба. – Чего она от тебя хотела? Та, вчерашняя?
– Не знаю! – ответила Валерия беззаботно. – Просила позвонить. Наверное, ошиблась. Странная какая-то!
Пока Валерия, взволнованная, с яркими пятнами румянца на скулах, сидя в кресле, пила бесплатный кофе – «подарок фирмы», – дожидаясь своих пакетов и коробок, Андрей, сказав: «Я сейчас», вышел из магазина. Валерия проводила его обеспокоенным взглядом. Он вернулся через двадцать минут и протянул ей длинный узкий сверток, упакованный в шелковую рисовую бумагу: «Это к платью». Она взяла сверток у него из рук. Развернула, освобождая футляр серой кожи. Подержала в руках, неловко раскрыла. Застыла, рассматривая нитку прекрасного серо-розового – цвет «пыльная роза» – жемчуга на сером бархате. Перевела взгляд на Андрея, в глазах ее стояли слезы. Девушки-продавщицы, сбившись в стайку, смотрели на них во все глаза. Все чувствовали себя участниками мыльной оперы. Андрей смутился и пожалел, что «выступил» публично. Прежний Андрей никогда бы не допустил ничего подобного. Но сделанного не вернешь. Он взял жемчуг из коробочки. Валерия наклонила голову, и он не сразу застегнул неловкими пальцами тонкий деликатный замочек белого золота на ее шее.
…Они бродили по городу до самого вечера. Молча, держась за руки. Валерия время от времени снимала перчатку, просовывала руку под шубку и дотрагивалась до жемчуга, теплого, словно живого. Когда стемнело, они забрели в парк, таинственный и пустой в это время. Было не холодно, влажная густая морось висела в воздухе. Они целовались, стоя под деревом, как школьники или студенты, которым некуда больше пойти, и вкус поцелуев вобрал в себя слабые запахи духов, меха, кожаной куртки Андрея, сырой травы и коры деревьев, а также другие, неопределенные, безнадежные запахи осени…
Поздно ночью позвонил Вениамин Сырников. Видимо, изрядно на взводе. Принял для храбрости перед серьезным разговором.
– Андрюша, я – скотина! – заявил он с места в карьер. Голос у него был слезлив и не похож на обычный самоуверенный Венькин голос.
Андрей молчал, ожидая продолжения.
– Я виноват перед тобой, – продолжал Дядя Бен. – Я должен тебе все сказать… Я тебя предал! Тебя, своего друга! Я… – Он всхлипнул.
– Я знаю, – перебил его Андрей. – Я видел фотографии.
– Ты видел их? – поразился Венька. – Кто?
– Кира.
– Дрянь! – завопил Венька. – Нет, ну ты подумай, какая дрянь! Ну, все, с меня хватит, теперь развод безо всяких! А я еще жалел ее, колебался, дурак, думал, как же она без меня, такая неприспособленная, такая тонкая… Дрянь, дрянь, дрянь! Нет, прав Оглио, свобода дороже всего! Змея! Психопатка. Ты знаешь, она лечится у Оглио. На мои деньги и меня же закладывает!
Венька, забыв, зачем позвонил, стал жаловаться на свою семейную жизнь и в конце концов довел себя до слез.
– Андрюша, – плакал он в трубку, – эта женщина подкосила меня! Ты помнишь, каким я был? Посмотри на меня… кем я стал! Хочешь, я приеду? Прямо сейчас? А хочешь, поедем к тебе на дачу? Шашлычок, красненького возьмем… Или нет, лучше коньячку… Давай, а? Савелия захватим… посидим без них, в мужской компании… От баб все зло!
– Вениамин, успокойся, – сказал Андрей, – уже два ночи, какая дача? Ты предатель, Вениамин. Сволочь! Как ты мог? – Он впал в пафос, следуя Венькиному тону, с трудом удерживаясь от смеха. Юрист всегда был «застегнут на все пуговички» – деловит, сух, самоуверен, Андрей не помнил его в подобном «размазанном» состоянии.
– Если ты не простишь меня, Андрюха… даже не знаю, что я сделаю…
– Я прощаю тебя, Вениамин, – серьезно сказал Андрей. – Ничего не надо делать. Живи дальше. Спокойной ночи.
– Правда? – не поверил Венька.
– Чистая правда. Иди, ложись, уже поздно.
– И ты меня не… я могу остаться?
– Можешь. Сначала дело, потом личная жизнь. Как юрист, ты меня вполне устраиваешь. Иди и больше не греши.
– Не буду! – завопил Венька, не чаявший такого исхода. – Никогда! Да я… теперь… никогда! Ты мне веришь, Андрюша?
– Верю, Вениамин.
– Хочешь, я приеду? И Савелия…
– Давай завтра, уже поздно.
– Ну, тогда дай мне в морду! Дай! Дашь?
– Если ты настаиваешь… Завтра.
– Эх, Андрюха, – Вениамина, как всякого прощенного грешника, распирало радостное желание немедленно начать новую жизнь и полюбить все человечество. – Эх, Андрюха, жизнь все-таки прекрасна и удивительна. Ты знаешь, у меня такие замыслы…
– Спокойной ночи.
– А… как она? – не удержался Вениамин.
– Спокойной ночи, – повторил Андрей и положил трубку.
– Не верю, – думал он. – Это не Венька. Не верю…
Глава 19
«БОРОДАВКИ СВ. ДЖОНА»
Федор Алексеев рисовался. Кидал рисовки, как выразился бы студенческий молодняк. С понтом под зонтом. Числился за ним такой грех. Хотя какой там грех? Так, грешок, вполне невинный. Кто без греха, бросьте в него камень! Все он понял с шифром, как понял бы всякий, кто, печатая на компьютере, пользуется двумя алфавитными рядами. Но легкость решения лишала его всякого удовольствия. Он принадлежал к тем интеллектуальным спортсменам, которым нравятся сильные противники, заставляющие напрягать «серые клетки». Поставив чашку с кофе на стол, он переключил клавиатуру на «английскую» раскладку, «кликнув» мышкой на крошечном синем квадратике внизу экрана с двумя буквами «En», что значило «English».
Алфавитные ряды кириллицы и латиницы на клавиатуре не совпадают. Английское «а», например, делит клавишу с русским «ф»; «h» – с «р»; «r» – с «к», и так далее. Тот, кто печатает материалы на разных языках, знает, что случается, если забыть переключиться на нужную раскладку. Слово печатается латинскими буквами, или наоборот, и в итоге получается абракадабра. Вместо «мама мыла раму» получится «vfvf vskf hfve». Именно это и проделала Валерия Павловна. Простенько и по-женски мило. Самое главное, на первый взгляд абсолютно нечитаемо. Федор и сам частенько забывал переключиться. Поэтому тексты из файла «Борода» показались ему удивительно знакомыми. Теперь осталось лишь напечатать три названия месяцев в родительном падеже – «февраля», «октября» и «декабря» – в английской раскладке и получить на экране соответственно «aevhakz», «jrnz,hz» и «ltrf,hz». Что и требовалось доказать.
«13 ltrf,hz 2011» значило «13 декабря 2011».
Таким же макаром Федор расшифровал остальные записи и в результате получил:
Бородавки св. Джона (jlfdrb cd/ l;jyf)
Наконец-то настоящее дело! (Yfrjytw-nj yfcnjzott ltkj!)
Это только начало («nj njkmrj yfxfkj/)
Историческая дата – 13 декабря 2011 (bcnjhbxtcrfz lfnf – 13 ltrf,hz 2011)
Дальше шли цифры, даты, имена, сокращения.
