Допив, я поставила чашку и взглянула на капитана. Тупая пульсирующая тяжесть билась где-то в желудке, ползла вверх и перехватывала горло.
– Как это случилось? – с трудом выговорила я.
– Мы не знаем точно, как именно это произошло. Вашу подругу нашли в субботу на рассвете в Черном урочище…
– В Черном урочище? – переспросила я. – Ритуальное убийство?
– В общем, да.
– Значит, это правда!
– Что именно?
– В городе только и говорят о ритуальном убийстве… Я и подумать не могла, что это Людмила!
– Кто говорит? Кто рассказал вам о ритуальном убийстве?
– Мои друзья. То есть не мои друзья… а друзья моего друга… вернее, друг…
Я окончательно запуталась и замолчала. Вдруг страшно захотелось спать – так со мной бывает после встрясок, – видимо, психика защищается. Я положила голову на руки, закрыла глаза и мгновенно уснула. На неподготовленного человека это производит странное впечатление. Но, к счастью, просыпаюсь я почти сразу. Капитан сидел напротив меня за столом с ничего не выражающим лицом. Похоже, он даже не удивился. Может, не заметил? Тем лучше.
– Весь город уже в курсе… Вы же знаете, как у нас… новости распространяются со скоростью звука… Все всё знают, ничего не утаишь… – Я говорила, словно в горячечном бреду, и вдруг замолчала, вспомнив о том, что случилось. – Но как же… – запнулась я, – как же… почему? Почему Людмила? Почему? – Я смотрела на капитана, и глаза мои наполнялись слезами.
– Александра Дмитриевна, э-э-э… я понимаю
– Как вы меня нашли?
– По вашему звонку. Прослушали автоответчик. И в студии сказали, что вы дружили с Герасимовой. С Людмилой Герасимовой, – поправился он.
– Вы были в телестудии?
– Да. Александра Дмитриевна, как давно вы знали Людмилу?
– С института. Она училась на филфаке, я на инязе. Уже лет пятнадцать. Людмила была… вы даже не преставляете, какая она была! Настоящий друг! Только не говорите мне, что женщины не умеют дружить!
– И в мыслях не было, – пробормотал капитан.
– У меня нет никого ближе Людмилы. Она… – я замолчала. Сказать «была» язык не поворачивался. – Она – замечательная журналистка. Вы помните ее передачи? Никакой чернухи, грязи, сталкивания лбами, а только человечность и тепло. Она умела найти в наше подлое время таких людей, такие слова… Вы помните ее передачу про дедушку-птицу? Про старика, который построил самолет? А про коллекцию Рунге? У этого Рунге всегда была та еще репутация, а под старость он вообще спятил – стал приставать к пациенткам и превратился в ходячий анекдот и посмешище. Он оставил городскому музею свои картины, антикварную мебель, фарфор, монеты. Людмила сделала о нем передачу. Витя сначала не хотел…
– Кто такой Витя? – спросил капитан.
– Витя Чумовой, директор телестудии.
– Чумовой?
– Чумаров! Виктор Чумаров, директор телестудии «Интерсеть». Ретроград страшный. Всего боится. А передача получилась замечательная. Людмила пригласила искусствоведа из музея, Марину, не помню фамилии… очень красивая женщина. Она рассказала о коллекции Рунге, о каждой вещи, ну не о каждой, конечно… И вот уже старый сатир превратился в мецената и патриота. Приехал его племянник из Швеции, тоже Рунге. Был в студии. Еще была передача о детдоме, который открыла преподаватель нашего педа, собрала шестнадцать бездомных ребятишек и своих четверо… Читаешь газету, а там, кроме гадостей… Возьмите криминальные хроники, какой разухабистый язык… Про убийства со смешком… Говорят, народ требует мяса и крови. Неправда! У Людмилы был самый высокий рейтинг! Знаете, как подсчитывается рейтинг?
– Нет, – признался капитан. – Как?
– Людмила мне рассказывала. Рейтинг подсчитывает независимая компания. Учитывается количество населения в ареале, целевая направленность передачи и количество подключений семейных приемников, то есть телевизоров, в определенное время. А время делится на прайм-тайм, до и после. Ее передачи шли после прайм-тайм, с десяти до одиннадцати. Поздно, а люди все равно смотрели. Она оптимистка была… Правда, сделала пару передач… не очень оптимистичных. Людмила приложила городскую администрацию, там чиновники брали взятки, она нашла свидетелей… Был скандал, мэрия грозилась подать в суд, да обошлось как-то… – Я неслась вскачь, боясь замолчать. Капитан слушал не перебивая и внимательно рассматривал меня. – Но… почему? Неужели у нас есть сектанты, которые приносят человеческие жертвы?
– Пока не знаю, Александра Дмитриевна. А вам известно, над чем Герасимова работала в последнее время?
– Она не говорила… то есть, может, и говорила, но я не помню… кажется, не говорила. Она замуж собиралась… – вспомнила я.
– За кого?
– За Витю Чумового.
– Когда?
– В ближайшее время. Мне он не нравится. То есть сначала понравился, а потом нет. Он какой-то… как паровой каток, застегнутый на все пуговицы, в галстуке, солидный, толстомор… толстый, а Людмила – на винте!
– На винте?
– Ну, в полете! В движении – вечно куда-то бежит, полна замыслов, радостная, как солнечный луч… Есть материал, говорит, глаза блестят, сердце выскакивает. Чумаров против, но я его уломаю. Когда дедушку-птицу нашла, Чумаров тоже был против, но она пробила. Вообще, без нее студия… даже не знаю… И женщину из села, которая пишет маслом на деревянных досках… Муж выстругивает гладенько, а она пишет… Они оба сидели за столом, лет за шестьдесят, лица обветренные, руки грубые, муж вообще двух слов связать не может… Пальцы, говорит, от ревматизма сводит, а он ее от работы домашней освобождает, чтобы рисовала. Им хлеб раз в месяц завозят. Что на огороде – тем и живы. Врача нет, электричества нет, живут как до революции. Тоже скандал был. А она, женщина эта, говорит: у меня муж хороший! И так она это сказала… не поверите! Вместе прожили жизнь, срослись… Как она это сказала! – Я всхлипнула. – Представляете, серьезно так смотрит на Людмилу, глаза круглые, как вишни, муж, говорит, у меня хороший! А картины… Луг, река, ромашки в глиняном горшке… Я рыдала как ненормальная, не могла остановиться, а Чумовому только сериалы подавай! А эти… у них хлеба нет, а она рисует!
Я чувствовала, что речь моя становится все бессвязнее, но ничего не могла с собой поделать. Мне казалось, если я остановлюсь, то расплачусь. От слез перехватывало горло, и я спотыкалась на каждом слове, как заезженная пластинка. Наконец я замолчала.
– Александра Дмитриевна, давайте вернемся к связям Людмилы Герасимовой. Вы понимаете, чем больше мы будем знать, тем вероятнее… Вы упомянули о свадьбе. Можно подробнее?
– Я почти ничего не знаю. Людмила говорила, что женщина должна быть замужем. Она вообще-то уже была замужем…
– Почему они развелись?
– Это случилось давно, и если вы думаете, что Славик…
– Кто такой Славик?
– Муж Людмилы. Последний. У него уже другая семья и ребенок… Людмила, как бы вам это сказать… она профессионал, понимаете, для нее работа – самое главное, она иногда и ночует в студии, готовить не любит, обожает приемы и тусовки… предпочитает богемный образ жизни, так сказать. А Славик хотел ребенка. Но они расстались по-хорошему. Она говорила, что женщина должна быть замужем, хотя бы ради
