смахивала пыль, чистила ножи и вилки, сгребала и закидывала в стиральную машину все, что попадалось под руку, разбирала кладовку, вытаскивая копившийся годами хлам. Что угодно, лишь бы не думать… не думать… не думать…
Но это не помогало. Она снова и снова возвращалась мыслями к Диме Сотникову. Она увидела его вчера… наткнулась случайно и чуть не умерла от ужаса и стыда. Дима похудел и выглядел таким печальным… Бедный мальчик! А она, Зося, подлая! Тысячу раз подлая. Она хотела подойти к нему, но не посмела. Что она ему скажет? Что она не Лидия? Что она играла? Притворялась?
Зося села на диван и задумалась. В том-то и дело, что не играла! Нет! Ей действительно казалось, что она – Лидия… богатая, несчастная, необыкновенная женщина из красивого романа! Из пьесы… Ей, Зосе, хотелось любви… она не играла! Она была Лидией, она прожила чужую жизнь… так отличавшуюся от ее собственной, серой и скучной…
Она не думала, что все так закончится. Она вообще ни о чем не думала. Она привязалась к этому мальчику… Диме Сотникову. А когда поняла, что ломает ему жизнь, опомнилась, но было уже поздно. И игра превратилась в подлость… в жестокость по ее недомыслию и глупости… И жадности! Проклятые деньги!
Что же теперь делать? Что делать? Бежать к Диме просить прощения? Она бросилась в прихожую, сдернула с вешалки свою старую шубу, да так и застыла с ней в руках. Что она ему скажет? Извини, Димочка, но я не Лидия? Я все наврала… Меня попросили, заплатили, а мне так нужна новая шуба!
Он читал ей стихи, этот мальчик. Он строил планы на будущее, а она… Первая любовь… Господи, как стыдно! Ни одна шуба этого не стоит! Змий внутри нас, прав святой Георгий. И мы ничего про себя до конца не знаем. Такие глубины, такие бездны… страшно!
Она стояла в темноте, прислонившись плечом к стене, с шубой в руках, уставясь невидящим взглядом на светлое пятно двери. Жизнь ее и раньше была серой, а теперь стало еще хуже…
Трель дверного звонка заставила ее вздрогнуть. Она замерла испуганно, не решаясь посмотреть в глазок.
– Зосенька, это я, Савелий, – сказали из-за двери, и она с облегчением перевела дух. Щелкнула замком – и увидела смущенного Зотова с громадной сумкой. Он стоял за порогом, не решаясь войти. Зося посторонилась. Савелий вошел и поставил сумку на пол. Поймал ее взгляд и поспешно сказал: – Вот книги принес.
Книги? Не еду и бутылку из «Магнолии», с которыми заглядывают на огонек к девушкам без претензий, а книги! Зося молча смотрела на Савелия, не сообразив пригласить его в гостиную.
– Я выбрал по своему вкусу, – сказал он. Вид у него был неуверенный. – Детективы, приключения… всякие. – Он постеснялся сказать, что среди двух десятков томов, что он принес, были книги про любовь…
– Хотите чаю? – спросила Зося неожиданно.
– Хочу! – обрадовался Савелий.
Он не пошел за ней на кухню, как сделал бы Гриша Донцов, а остался в гостиной. Зося вспомнила, как новый знакомый – Федор Алексеев, надев ее фартук, готовил ужин… А Гриша расхаживал в голубых шерстяных носках..
Савелий другой. Он не самоуверен, он не самодостаточен, от него за версту несет одиночеством. Зося отметила плохо выглаженную рубашку Савелия и представила себе его пустой холодильник. Подумала, что он часто забывает поесть и обедает в кафе… первом попавшемся.
Он не такой. Гриша Донцов и Федор нигде не пропадут, они везде как дома. Они оба запросто хозяйничают на ее кухне… на любой кухне. Федор звонил вчера, звал ее в ресторан. Она отказалась, понимая, что нет у них ничего общего. Он не настаивал…
Зося украдкой выглянула из кухни. Савелий сидел на диване ровно как аршин проглотил, сложив на коленях руки. Лицо его казалось серьезным, близко посаженные глаза смотрели в одну точку – куда-то над шторой, где ничего интересного не было. И Зося поняла, что Савелий мучительно стесняется…
Книги принес! Не бутылку, а книги. Необычный человек. Зося вздохнула…
Она принесла из кухни деревянный поднос с чашками. Савелий вскочил помочь, схватился за поднос со своей стороны. Они стояли растерянные, вдвоем держась за поднос. Савелий побагровел от смущения, убрал руки и остался так стоять.
– Сахар? – спросила Зося.
Савелий кивнул и сел. Она стала класть сахар ему в чай. Одну ложечку, другую… Савелий пил чай без сахара, прочитав где-то, что сахар убивает целебные свойства напитка. Он смотрел на руки Зоси, на ложечку, на чашку… и молчал. Взгляд его упал на ложбинку в вырезе ее блузки, и он поспешно отвел глаза.
Зося заметила взгляд Савелия и вспомнила вдруг, что на ней старая мужская рубашка, вылинявшие затрапезные джинсы… и вообще она, кажется, еще не умывалась сегодня. Она вспыхнула, поправила волосы и сказала:
– Вы, наверное, меня осуждаете?
– Я? – испугался Савелий.
– Я себя ненавижу! – воскликнула Зося. – Не понимаю, как я могла. Это было как розыгрыш… сначала, а потом я поняла, что…
Она говорила словно в лихорадке, схватив Савелия за руку, глядя ему в лицо полными слез глазами.
– Я испугалась! Я думала, Рогов меня убьет. А потом его секретарша… тоже хотела меня убить. И этот мальчик, Дима… Я видела его на кладбище… Я пошла к той женщине, настоящей Лидии, взяла цветы… Я перед ней тоже виновата, а он там… Сидит у могилы, руками размахивает, разговаривает с ней. Я стояла и смотрела… – Зося заплакала. – Хотела к нему подойти, но не смогла, не посмела…
Савелий молча внимал. Потом осторожно протянул руку и погладил Зосю по голове. А она прижалась к его груди, прямо к неглаженой рубашке, мокрым от слез лицом…
– Что же мне теперь делать? Уехать из города?
– Не надо уезжать… Погодите, Зосенька. Вы все усложняете… Знаете, что сказал Федор?
Она оторвалась от груди Савелия и напряженно уставилась ему в лицо.
– Вы же знаете, он философ, он понимает жизнь… Он все умеет разложить по полочкам. Даже Коля, вы его тоже знаете, с ним соглашается, правда, не сразу. Федор сказал, что… Дима пережил замечательную, прекрасную и трагическую любовь! Такая любовь делает человека поэтом, он начинает сочинять музыку или рисовать… он взлетает! Это редкость, подобная любовь. Вы подумайте об этом, Зосенька. Это вы подарили ему
Зося ничего не ответила и снова уткнулась лицом ему в грудь. И Савелий позволил себе обнять ее…
Чай давно остыл. На улице стемнело. В окнах дома напротив вспыхнули огни. Народ возвращался домой, садился за стол, ужинал и включал телевизор.
А эти двое все сидели…
Эпилог
Догорал прекрасный майский день, переходя в задумчивый мягкий вечер. Такие безмятежные вечера примиряют людей с несовершенством мироустройства. «Бог с ним, – думает человек, – с мироустройством. Красота-то какая!» За столиком уличного кафе «Атенас», что в переводе значит «Афины», сидели трое. Старший лейтенант уголовного розыска Николай Астахов, главный редактор «Арт нуво» Савелий Зотов и преподаватель философии педагогического университета Федор Алексеев.
– Я ненадолго, – предупредил Савелий.
– Чего это? – удивился Николай. – С зимы, считай, не виделись.
– Савелий у нас в интересном положении, – сказал Федор ехидно. – Ему бежать надо.
– Что значит – в интересном положении? – не понял Коля.
– А то и значит, что сдал позиции, – объяснил Федор. – Выходит замуж.
– Что значит сдал позиции… – начал было Коля и умолк, уставившись на побагровевшего Савелия. – Правда?
– Правда, – ответил смущенный Зотов. – Я это… мы приглашаем вас на свадьбу, через три недели,