— Что вы там увидели, Вадим? Скажите же!
— Я успел увидеть мельком, прежде чем оно исчезло в лесу, и это был не человек.
Остаток ночи они провели в состоянии между тревожным бодрствованием и беспокойным сном. Разумеется, они по очереди несли вахту, хотя никто не знал, что делать, если повторятся звуки или вернется их незнакомец. И эти несколько часов Виктор пытался отделаться от мыслей о группе Дятлова, разрезавшей свою палатку и сбежавшей в панике ночью пятьдесят лет назад.
Никогда время не шло так медленно, никогда прежде он не молился про себя с таким жаром, чтобы наступил день, в то же время страшась наступления этого дня.
Все снова молчали — отчасти потому, что остерегались выдать себя тому, кто мог находиться снаружи, но больше потому, что никакие слова не могли принести хоть немного облегчения.
Так они и пролежали до рассвета.
Когда через щели в брезенте палатки забрезжили первые лучи солнца, Виктор поднялся, садясь и благодаря Бога, что все живы. Остальные тоже закопошились, собираясь в дорогу — прочь из этого жуткого и странного леса.
Застегивая рюкзак, Виктор заметил, что Прокопий сидит к ним спиной у самого входа в палатку, уставившись на брезентовый полог, хотя, разумеется, смотреть там было не на что. У Виктора возникло подозрение, что он чего-то ждет или хочет, чтобы они узнали то, что уже понял он. Между коленей у него, словно талисман-оберег, был зажат его шаманский барабан.
Константинов пополз к выходу.
— Прокопий, подвинься.
Но шаман даже не шелохнулся.
Непонимающим взглядом окинув остальных, Вадим неловко пролез мимо него и открыл застежку палатки. Он уже начал вылезать, как вдруг остановился и замер на четвереньках, словно что-то снаружи его парализовало.
Виктор посмотрел на Алису и Нику — они тоже непонимающе переглянулись, и глаза их были полны тревожного страха, который он и сам чувствовал в этот момент.
— Что такое, Вадим? — окликнул он Константинова.
Тот, не ответив, сдвинулся с места и выполз из палатки. За ним скрепя сердце последовал Виктор и, выйдя, встал как вкопанный с разинутым ртом оттого, что увидел перед собой метрах в десяти.
Прошлой ночью на поляне, где была разбита их палатка, не было ничего, кроме нескольких деревьев.
Сейчас здесь возвышалась инсталляция.
Глава девятнадцатая
Она была не похожа на инсталляции с фотографий из досье Лишина — эта почти полностью уходила под землю, так что только самый верхний купол и второй купол, поменьше, торчали из снега. Виктор и Константинов стояли рядом, разглядывая ее, и вдруг почувствовали, что с ними стоит и Прокопий.
— Она появилась ночью, — прошептал Виктор.
Факт, разумеется, был очевиден, но он произнес это вслух, чтобы хоть немного уяснить то, что отказывался принимать его мозг.
Вероника и Алиса вышли из палатки и вскрикнули от испуга.
— Боже, боже мой! — повторяла Ника. — И что нам… что нам теперь делать?
— Мы осмотрим ее, — тут же ответила Алиса.
— Что значит «осмотрим»?
Алиса показала на купол поменьше и отверстие в нем:
— Мы посмотрим, что внутри.
— Вы с ума сошли? — воскликнула Ника. — Я не собираюсь лезть в нее — вы меня не заставите туда лезть, понятно?
Алиса кинула на нее испепеляющий взгляд:
— Думаете, у нас есть выбор?
Все посмотрели на нее.
— Что за ерунду вы несете? — возмутился Виктор.
Она кивком головы показала на Прокопия:
— Вот он знает.
— Полагаю, Алиса права, — заговорил шаман. — Вчера, когда вы приняли решение уехать, лес спрятал ваш лагерь и сделался бесконечно длинным, чтобы помешать вам уйти. Теперь он принес прямо к вашему порогу этот железный дом. Он требует, чтобы вы оставались здесь.
— Вы шутите, — сказала Ника, — не может быть, чтобы вы…
— Уверяю вас, я говорю серьезно, — ответил Прокопий, не сводя глаз с инсталляции. — Не думаю, что лес позволит нам уехать, пока мы не войдем в железный дом. Приехав сюда, вы задали вопрос. Думаю, что это и есть ответ на него.
— Я тоже думаю, что инсталляция появилась здесь по какой-то причине, — согласился Константинов.
— Дело в антипризме, — произнес Виктор, — он знает, что мы привезли ее обратно.
Прокопий резко повернулся к нему:
— Что вы привезли обратно?
— Одну вещь, — сказал Виктор, — которую много лет назад достали из точно такой же инсталляции. Мы не знаем ее назначения, но она точно не из нашего мира… Здесь ее место.
— Тогда я ошибался, — сказал шаман, — вы не задали вопрос — вы сами дали ответ.
— Почему бы нам просто не оставить ее здесь? — спросила Ника. — Не обязательно заносить ее внутрь. Оставим ее рядом и уберемся отсюда.
— Этого будет недостаточно, — ответил Прокопий. — То, что взято, должно вернуться на то место, где его взяли.
Собачий холод зимнего утра пробрался сквозь одежду Виктора и сжал его ледяным кулаком. Он почувствовал себя в ловушке — как лабораторная крыса, запущенная в незнакомый лабиринт, без малейшего представления о том, что таится внутри. И в то же время его возбуждала перспектива попасть внутрь и исследовать этот невероятный артефакт, созданный необычайно развитой цивилизацией. По крайне мере, он полагал, что, какая бы непостижимая алхимия ни приводила к переходам через измерения и разрывы между мирами, это вряд ли некий естественный феномен, а скорее, результат грандиозного научного эксперимента.
С одной стороны, ему хотелось поддержать предложение Ники — оставить антипризму рядом с инсталляцией и вернуться в Екатеринбург, навсегда забыв о своем пребывании в этом месте. Но с другой стороны, он хотел попасть внутрь инсталляции — прямо сейчас, чтобы раскрыть ее тайны вместе с Константиновым, которого всю жизнь преследовали призраки девяти человек, столкнувшихся с той же чертовщиной. Сама мысль о том, что в результате они погибли, наполняла его ужасом… но и ребенок, когда лезет на дерево, знает, что может упасть и разбиться, и все равно лезет выше и выше, не желая спуститься на безопасную землю.
Он услышал умоляющий голос Ники, зовущий его словно откуда-то издалека:
— Витя, пожалуйста…
Он посмотрел на нее и покачал головой:
— Прости, Ника, я думаю, у нас и правда нет выбора.
Она побледнела и уронила взгляд вниз, на мерзлую землю. Она выглядела так, словно только что выслушала свой смертный приговор и смирилась с судьбой.
Это сравнение пронзило Виктора, и он взял ее лицо в свои ладони:
