Бронсон с Анджелой всматривались в прямоугольное отверстие. Углубление в два фута шириной и восемнадцать дюймов глубиной было выложено камнем. Оттуда поднимался затхлый аромат — смесь гнили, сырости, пыли и грибка. В самом центре находился объемистый предмет, завернутый в какую-то ткань.
Бронсон просунул в углубление руки.
— Что-то круглое, похожее на цилиндр или, возможно, горшок, — сказал он.
Стоило ему прикоснуться к ткани, в которую был завернут загадочный предмет, как она рассыпалась в прах, и Бронсону оставалось только стряхнуть с ладоней ее остатки.
— Какой-то керамический сосуд, — заключил Крис.
Анджела сделала глубокий вдох. Ей все труднее было сдерживать волнение.
— Вытащи его, чтобы можно было получше рассмотреть. Отнеси на тот конец стола поближе к двери, — предложила она. — Там светлее.
Бронсон извлек загадочный объект из углубления и осторожно перенес на стол. Это был глиняный кувшин, покрытый зеленой глазурью. Снаружи украшен беспорядочным орнаментом и снабжен двумя ручками. Крышки не было, вместо нее имелась деревянная пробка, герметически опечатанная чем-то похожим на воск.
— Похоже на римский или греческий скифос, — заметила Анджела, внимательно осмотрев кувшин, — разновидность сосуда для питья с двумя ручками. Чего-то подобного нам и следовало ожидать, если вспомнить вторую строфу прованского стихотворения.
— Давай вскроем его, — предложил Бронсон и взял нож.
— Нет, подожди минуту. Ты помнишь, что сказано в стихотворении? «В потире все ничто / И страшно это видеть». А что, если речь идет о чем-то опасном, что находится в кувшине? А вдруг там какой-то яд?
Бронсон покачал головой.
— Даже если бы шесть столетий назад его наполнили цианидом или чем-то в этом духе, вероятность того, что яд представляет какую-то опасность сейчас, практически равна нулю. Он распался бы несколько веков назад. Как бы то ни было, я не думаю, что в стихотворении имеется в виду физическая опасность, исходящая от сосуда. Как ты помнишь, там говорится: то, что содержится в потире, «страшно видеть». То есть на его содержимое страшно смотреть, что, возможно, означает какое-то запретное знание или ужасную тайну.
— Кувшин очень старый, и не исключено, что от соприкосновения с воздухом его содержимое может быть сильно повреждено, — возразила Анджела.
— Знаю, — согласился Бронсон. — Однако именно оно стало косвенной причиной гибели Джеки и Марка и, возможно, Джереми Голдмена. Я не собираюсь дожидаться несколько недель, пока какой-нибудь музейный специалист в белых перчатках вскроет его в особых условиях. Я загляну внутрь кувшина прямо сейчас.
— Хорошо, — смирилась Анджела, — только потерпи хотя бы несколько секунд. Мы должны сфотографировать этапы обнаружения и вскрытия кувшина.
Она извлекла из кармана цифровой фотоаппарат и сделала несколько снимков запечатанного кувшина и пару снимков углубления в полу.
— Ну давай, — наконец сказала она. — Вскрывай.
Бронсон вынул нож и осторожно срезал восковую печать. Он подождал, пока Анджела сделает еще два снимка, а затем, воспользовавшись кончиком лезвия, извлек деревянную пробку. Она была забита очень плотно, поэтому действовать пришлось не торопясь, но в конце концов пробка выскочила из горлышка. И вновь, прежде чем полностью извлечь ее из кувшина, Анджела сделала фотографии, а затем еще один снимок, наставив объектив прямо в открывшееся отверстие кувшина.
— Прежде чем просунуть туда пальцы, — предупредила его Анджела, — оберни их платком или какой-нибудь другой материей. Влага с ладоней может серьезно повредить то, что находится внутри.
— Хорошо, — согласился Бронсон и сделал так, как она просила. — Ну вот.
Он сунул руку в кувшин и вытащил оттуда небольшой предмет цилиндрической формы.
У Анджелы перехватило дыхание.
— Будь осторожен, — проговорила она прерывающимся от волнения голосом. — Судя по всему, это настоящий папирусный свиток. Невероятно редкая находка. Секунду подержи его.
Анджела просеменила по комнате, взяла с кресла подушку и положила на стол.
— Клади сюда! — скомандовала она.
— А кстати, насколько редкая? — спросил Бронсон, кладя реликвию на подушку.
— Свитки находят относительно часто. Дело не в самой находке, а в ее состоянии. За многие столетия большинство свитков, включая, к примеру, и те, что нашли в Вади-Кумране, — ты наверняка слышал о них, о свитках Мертвого моря, — большей частью истлели. Специалисты — текстологи вынуждены изучать отдельные сохранившиеся фрагменты, и на их основе они пытаются отрывок за отрывком реконструировать целые тексты, подгоняя друг к другу крошечные обрывки папирусных свитков.
— Я и не предполагал, что папирус может сохраняться так долго. И сколько, по-твоему, ему лет?
— Дай мне хотя бы минуту. Мы тут не с современным триллером имеем дело. На свитках не ставили дат выхода в свет.
Она придвинула стул поближе к столу и извлекла из кармана пару латексных перчаток.
— Ты приехала во всеоружии, — заметил Бронсон.
— Предусмотрительность — основное достоинство исследователя, — ответила Анджела.
В течение некоторого времени она не прикасалась к бесценной реликвии, только смотрела на нее под разным углом, поворачивая подушку то в одну, то в другую сторону. Хотя основной специальностью Анджелы была керамика, Бронсон сразу понял, что и в древних рукописях она тоже разбирается совсем неплохо, ведь и это было частью ее работы. Через пару минут Анджела откинулась на спинку стула.
— Ну вот, теперь я могу совершенно определенно сказать, что он достаточно древний, так как мы действительно имеем дело не с чем-нибудь, а именно с папирусным свитком. На таких свитках, как правило, писали только на одной стороне, хотя на некоторых поздних образцах надписи находят и на обратной стороне. В данном случае текст — только на одной стороне, что также свидетельствует о древности документа. Одна из очевидных проблем, с которой столкнулись древние, — продолжала Анджела, внимательно рассматривая внутренность кувшина, — заклю-чалась в том, что единственным способом узнать содержание свитка было развернуть его и прочесть, поэтому кто-то изобрел «ситтибос». Специальную бирку, которая привешивалась к свитку, чтобы продавец или читатель мог сразу понять, о чем он. Они в те времена использовали его примерно для того же, для чего мы сейчас используем корешки книг. Я проверила сосуд — в нем ничего нет. Да и на самом свитке тоже никаких опознавательных знаков.
— И что это значит? — спросил Бронсон.
— Ничего существенного. Вероятно, на свитке не слишком большой текст, не коммерческий документ и не какое-то всем известное сочинение. В подобных случаях свиток имел бы «ситтибос». Скорее всего, перед нами текст приватного содержания. Я счастлива оказаться первооткрывательницей такой ценной реликвии, но должна признать, что она не относится к сфере моей научной специализации, и потому, что бы ты там ни говорил, его прежде всего должен осмотреть настоящий эксперт.
Анджела осторожно развернула свиток, взглянула на первую строку и так же осторожно свернула его.
— Текст на латыни, — прокомментировал она, — и буквы необычно большого размера. Полагаю, он сплошной, что свидетельствует о его раннем происхождении. В более поздних текстах обычно имеется «spatium», пропуск между строфами, и «paragraphus», горизонтальная линия под началом каждого нового предложения.
— Ну и сколько, по-твоему, ему лет? — спросил Бронсон.
Оба наклонились над обеденным столом, разглядывая реликвию, став спиной к входной двери.
— По моим прикидкам, он должен относиться ко второму или третьему веку нашей эры. Скорее всего…
Анджела вскрикнула, когда кто-то схватил ее за руку. Ее оттащили от стола и швырнули к стене рядом с дверью.
