Из другой кабинки вышла еще одна женщина. Она увидела, что здесь творится, и тоже закричала, сразу же попав в унисон с первой солисткой.
— Четыре... Пять... Вах! Успеть бы!
На этот раз появились сразу две женщины — из двух противоположных кабинок. Они не стали долго разбираться что к чему — присоединились к голосистому дуэту мигом превратив его в квартет.
— Шайтанки вы, а не женщины! — Хасан трясущимися руками сорвал кольцо.
Шампанское оглушительно хлопнуло. Пробка ударила в потолок. Пенная струя описала замысловатую кривую и плеснуло на кафельный пол.
И тут... Произошло немыслимое. Казалось, теоретически это невозможно. Но жизнь в который раз посрамила скучную теорию, доказав, что на практике может случиться всякое. Женщины, не сговариваясь, взяли на октаву выше и заверещали в два раза громче. Хасан, опасаясь, что у него сейчас лопнут барабанные перепонки, бросился прочь из женского туалета.
— Ты слышал это? — один из «горилл», стоявших перед раздевалкой русского боксера, повернул голову.
— Крик, — ответил второй.
— А этот хлопок? Похожий на...
— Что вы здесь стоите? — раздался грубый окрик.
«Гориллам» пришлось опустить головы, чтобы
увидеть, кто говорит.
— Какой-то маньяк открыл стрельбу в женском туалете! — размахивая руками, кричал лысый коротышка с табличкой сотрудника казино на лацкане пиджака. — Есть жертвы! Скорее! Все туда!
— У нас распоряжение Майка Боумена... — начал один из громил.
— Я все знаю! — перебил его коротышка. — А я, по-вашему, на что? Я покараулю этого боксера. Ну, если разобраться, кто к нему сунется, а? Я спрашиваю, кто сунется к здоровенному боксеру? Это все равно, что охранять от посетителей тигра в зоопарке. А там... —
он ткнул пальцем себе через плечо, и голос его задрожал от жалости и возмущения. — Там... Несчастные женщины! Они ждут помощи! А маньяк, это свирепое чудовище, насилует их одну за другой, одну за другой. И время от времени стреляет, не забывайте!
Громилы переглянулись. Они запустили здоровенные ручищи под мышки и достали такие же здоровенные пистолеты.
— Я первый, Вес! — сказал один. — Выломаем дверь. Ты меня прикроешь!
Крадучись, на цыпочках, они двинулись в сторону женского туалета. Из-за поворота вылетел Хасан и с размаху угодил одному из охранников головой в живот. Охранник положил руку ему на плечо:
— Что там?
Хасан страдальчески поморщился.
— Лучше не спрашивай, дорогой! Не приведи Аллах иметь такой гарем...
. Охранник отпустил его, переглянулся с напарником и приложил палец к губам.
«Действуем, как договорились», — показал он на пальцах.
«Понял», — так же, жестом, ответил напарник.
Движения их стали еще более медленными и осторожными. Теперь они напоминали двух танцоров, вальсирующих под водой. Подождав, пока они скроются за углом, Буцаев, Хасан, Гога и Реваз ворвались в раздевалку...
XV
Альберт со злости зашвырнул чемоданчик в самый дальний от себя угол.
— Ты мог бы предупредить! — кричал он Савину. — Столько лет, столько сил — и все псу под хвост!
— Я не уверен, что от этого стало бьг кому-нибудь лучше, — пытался оправдываться тренер. Бесполезные боксерские перчатки он по-прежнему держал в руках, словно не знал, куда их девать.
Они уже и не помнили, когда оставались после боя втроем. Только боксер и его команда — и больше никого. Раздевалка победителя всегда полна. Там толкутся репортеры, импресарио, менеджеры, рекламации, — словом, всякая шушера, желающая заработать на спортсмене. А что можно заработать на неудачнике? Ничего.
В душе шумела вода. Савин прислушался.
— Если бы ты... — начал Альберт.
— Да пошел ты... — беззлобно махнул тренер.
Альберт нахмурился. Он внимательно посмотрел
на Савина, подом подошел ближе и положил руку ему на плечо.
— И давно ты мочишься розовым бульоном?
— С тех самых пор, как вернулся. Им чем-то не понравились мои почки.
Альберт в задумчивости почесал затылок.
— Теперь они мне тоже не нравятся.
— Вот видишь? Но других у меня нет, — тренер развернулся и пошел в душевую.
От порога он сделал несколько шагов и остановился. Большое помещение было перегорожено тонкой кирпичной стенкой, выложенной кафелем.
Савин прошелся вдоль ряда душевых кабинок. В одной из них кран был закрыт неплотно, и вода капала. Он прикрыл кран и вернулся обратно.
— Сергей! Ты меня слышишь?
Боксер, стоявший по другую сторону тонкой перегородки, молчал.
— Я... Наверное, я должен объяснить... — слова давались Савину с трудом. Горло перехватывало, и тренер боялся, что в самый ответственный момент вместо нужной фразы вырвется жалкий всхлип. — Ты имеешь полное право винить меня. Да, я струсил. Признаю. Но я испугался не за себя. Поверь. Я очень боялся за тебя. Я видел этих людей. Они готовы на все. Они хотели, чтобы ты лег в пятом раунде...
— Поэтому ты дал мне неправильную установку? — шум воды затих, затем раздалось шлепанье босых ног по мокрому полу.
Из-за перегородки вышел Степанцов. Савин старался на него не смотреть.
— Сергей! Я понимаю, как это звучит, но поверь, я сделал это ради тебя.
Степанцов сжал кулак и что было сил хлопнул им по раскрытой ладони. Этого выброса энергии ему хватило, чтобы выпустить пар и взять себя в руки.
— Теперь я знаю, — сказал он. — Всегда, когда люди хотят тебя предать, они говорят, что делают это ради твоего же блага. Точно! Это выглядит именно так! — он прошлепал мимо Савина, взял с вешалки большое махровое полотенце и отправился в раздевалку.
Савин подошел к ближнему душу, включил холодную воду, сунул седую голову под жесткие, как спицы, струи и некоторое время так стоял. Затем выключил воду и, мокрый и жалкий, поплелся за боксером.
— Сергей! — снова начал он.— Ну, дай же мне шанс...
В это время дверь раздевалки распахнулась и на пороге появились четверо мужчин. Всех их Савин знал в лицо. Сергей и Альберт до этого видели только двоих: Буцаева и Реваза. Двое незнакомых угрюмых кавказцев производили устрашающее впечатление. Гога и Хасан сразу шагнули в стороны и заблокировали фланги. Руки они держали за пазухой, под левой мышкой. Не нужно было обладать аналитическим складом ума, чтобы догадаться, что именно можно искать в том месте, где обычно висит подплечная кобура. Буцаев вышел вперед и ехидно улыбнулся.
— Это снова я, друзья мои! — он поискал глазами Савина. — Ну что, старик? Ты нарушил наш уговор.
А это нехорошо. Я очень не люблю, когда меня обманывают.
