упорядоченных сгустков энергетических полей, которые функционируют самостоятельно и являются полными или частичными копиями живых, а то и вовсе умерших людей.
— Как вы сказали? Умерших?
— Если копия существует независимо от оригинала, то время ее, если можно так выразиться, жизни, может быть сколь угодно большим.
Ланке был невозмутим, как японская маска, и это окончательно сбило с толку советника.
— Но вы… Вы отдаете отчет своим словам? — спросил он дрогнувшим голосом.
—Вполне!
— А последствия подобных заявлений? Вы подумали о них?
— С того момента, как появился «Объект», я передумал, пожалуй, больше, чем за всю свою жизнь.
— А что скажете вы, профессор?
Судя по всему, Блэкфорд был согласен с Ланке и не скрывал этого.
— У меня нет причин оспаривать мнение доктора Ланке, — степенно ответил он и углубился в созерцание своей бороды.
Мелвин слушал и ушам не верил. То, о чем он сам боялся думать, считал в душе профанацией, стало наконец обретать форму, дополняться пусть неожиданными, но вполне объяснимыми деталями. Сам он, наверное, не смог бы так… Но Ланке… да и Блэкфорд тоже!.. Люди, которые несколько дней назад на клочки бы разорвали любого, кто осмелился бы сказать такое… Всё перевернулось, не иначе. И не только в его сознании…
— Та-а-к, уважаемые господа ученые! — тоном, не предвещающим ничего хорошего, протянул Робертсон. — Договорились, дальше некуда! Значит, по-вашему, фантомы и привидения в известном понимании суть одно и то же?
— Ну что вы, господин советник, — сказал Блэкфорд. — Это уже крайность. А она так же вредна для дела, как и отрицание фантомов.
— И всё же ваше заключение представляется мне не совсем корректным, — отчужденно проговорил Робертсон.
— Стоит ли удивляться. Тема фантомов еще так необычна. В том числе и для нас. К ней тоже надо привыкнуть. А для этого необходимо время.
— В таком случае я не настаиваю на обсуждении этого вопроса, — отрубил Робертсон, после чего обратился к Джесси. — Вы называете этот диск радиотенью. Объясните — почему? Это действительно материальное тело или что-то другое? И потом, как оно ведет себя в других диапазонах… скажем, в оптическом?
— Абсолютно прозрачно и зрительно не выделяется…
Зазвонил один из телефонов. Рейдер безошибочно угадал аппарат. Лицо его оживилось.
— Есть новости? — спросил Робертсон.
— Да. Установлены личности тех двоих, оставшихся в очаге взрыва.
— Вот как?! — прошелестело по кабинету.
— Один из них — Джосафат Катамосто. Лицо, наиболее приближенное к Гарсии. Именно они и еще Антуан Эрнадо составляли верхушку клана. Тогда этой троице удалось бежать. В дальнейшем Эрнадо выплыл под именем Растини, а Катамосто превратился в Сьена Агуарто. Да-да, не удивляйтесь! В того самого Сьена, о котором упоминали Хаусман и Растини.
— А кто же второй? — спросил Мелвин.
— По всему выходит, что с Агуарто был некий Аллардо Адамс. Именно он по всем признакам подходит на роль организатора эксперимента. Адамс — физик по образованию, тридцати пяти лет, одинокий. Работал в столице. Потом перебрался к нам. Первое время сотрудничал с доктором Войцеховичем, известным специалистом-волновиком. Держался обособленно. Никто толком не знает, чем он дышал и что, собственно, из себя представлял. Правда, ходили слухи, будто он перенес какую-то личную трагедию, и на этой почве у него разгорелся конфликт с Войцеховичем. В конце концов они расстались. Где он после этого обитал и чем занимался — пока неизвестно.
— Адамс был альбиносом? — снова подал голос Мелвин.
— Да, — на губах Рейдера мелькнула мимолетная улыбка. — Именно по этому признаку удалось на него выйти.
— Тогда всё ясно! — облегченно выдохнул Мелвин. Еще один пласт из числа тех, в глубине которых прячется тайна, вскрыт. Еще один шаг в потемках сделан.
— Итак, господин Рейдер, на сцену выходит личность поистине одиозная, — подвел черту Робертсон.
— И все-таки, никак не могу уяснить, кто же они есть: Адамс, Гарсия и те, кто с ними, — удрученно проговорила Джесси. — И потом эти фантомы… — Она безотрадно вздохнула и стала собирать разбросанную в беспорядке графику.
Остальные молча следили за ней, обдумывая каждый про себя смысл последней фразы. Высказываться никто не спешил, ибо любые заключения выглядели бы по крайней мере неумно, а новые недоказанные суждения могли лишь напустить тумана, из которого они только начали с величайшим трудом выбираться…
Телефон зазвонил неожиданно и резко. Мелвин мгновенно проснулся и схватил трубку. Это был Рейдер.
— Что случилось?
— Потом объясню. Собирайся и жди меня. Да не забудь прихватить свою игрушку и бронежилет.
Несколько секунд Мелвин приходил в себя. Потом встал, разогнал остатки сна обжигающе холодной после теплой постели водой и торопливо проглотил чашку горячего кофе из термоса, который предусмотрительно заготовил с вечера.
В машине, кроме шефа, сидели трое. Вслушиваясь в лаконичную речь полковника, Мелвин сопоставлял вновь открывшиеся факты.
— Гривс вышел на вертолет и, кажется, выследил всю свору, — рассказывал Рейдер в то время как машина мчалась по ночным улицам. — Они скрываются на вилле некоего Роджерса. Место удобное. Рядом трасса и спортивный аэродром. Роджерс — по всей видимости, подставное лицо Гарсии — числится агентом акционерного общества «Фри Ланкстер» и постоянно находится в разъездах. Нельзя исключать, что его и вовсе не существует, а документы оформлены на вымышленное имя. Гривс устроил у вертолета засаду и, дождавшись темноты, пристроил в кабину передатчик. Вскоре заявились и те, кто нас интересовал. Из их разговоров стало ясно, что мы на верном пути. Гарсия где-то в стороне. Последние его указания сводились к тому, чтобы заправить машину и быть готовым к вылету. Гривс выследил людей, выходивших с ним на связь. Они-то и привели нас к вилле.
— А почему меня не известили раньше? — спросил Мелвин, уязвленный тем, что его обошли вниманием.
— С тобой всё решилось в последний момент. Откровенно говоря, я не хотел подключать тебя. Но в последнем сообщении Гривс передал, что на вилле подозрительно зашевелились. Потому и спешка. Из Центра поступил приказ создать группу захвата и всех накрыть на месте.
— А как же Гарсия?
— Делая ставку на него, мы рискуем упустить остальных. Возможно, он и тут ведет двойную игру, а Хаусмана использует для отвода глаз.
— Такое вполне вероятно.
— Поэтому мы решили не тянуть.
— Представляю, каково сейчас Гривсу. Он один?
— С ним еще двое. Но он попросил помощи.
— Что там стряслось?
— Ума не приложу. Больше часа от него нет ни слова.
— Я в этом районе никогда не был. Долго еще?
