Скип откинулся на спину, вытянул ноги и закрыл глаза. Веки у него были белее фарфора, тяжелые и плотные.
— А эта тварь, — проговорил он, — это существо… Это
— Если найдем — разбогатеем. — Я тоже прилег. Каменная поверхность раскалилась.
— Нет, — возразил Скип, — не разбогатеете.
— А ты откуда знаешь?
— Знаю.
— Не знаешь.
— Знаю.
— Ха. — Тим снова лег.
Теперь мы все трое растянулись под жарким солнцем. Когда я закрыл глаза, все стало оранжевым. «Домой возвращаться не обязательно, — думал я, — можно отправиться куда угодно. Не обязательно на Рэтклифф-хайвей, или к реке, в «Матрос», или к Менгу. Можно жить на горе. В джунглях. Где все покрыто цветами. На мили и мили вокруг ничего определенного и все разное». Я попытался выразить эти мысли вслух, но получалось плохо, и я сдался.
— Только представьте себе, — произнес Скип и сдавленно фыркнул, словно ему в голову пришло что-то очень смешное, — в следующую секунду, прямо сейчас, гора — раз! — и взорвется.
— Бум! — весело воскликнул Тим.
— Смешно, правда? — хохотнул Скип. — Мы можем погибнуть в любую минуту.
— Где ты родился? — спросил я.
Он не отвечал так долго, что я уже забыл про свой вопрос, а потом вдруг сказал:
— В Рочестере. Давным-давно.
Вельботы были загружены провизией доверху, но жир в бочке еще остался.
— Совсем сбрендил? — рявкнул Рейни на Саймона Флауэра. — Просто так решил отдать? Эй, парень! Тебе разве это было велено делать?
— Нет, сэр, — ответил Саймон, серьезный темноволосый юноша, настоящий красавчик — мог дать фору даже Тиму.
— Хватит, хватит. Скажи им, больше не дадим! — орал Рейн на Коппера, а тот пытался отогнать от бочки толпу нищих старух, которые окружили его, точно стадо гусей.
— Мистер Рейни, сколько там осталось? — мягко поинтересовался капитан Проктор, подойдя сзади.
Насчет церкви не поручусь, но в кабак Рейни явно успел заглянуть. При появлении капитана весь хмель с него словно ветром сдуло.
— Немного. — Старпом наклонил бочку.
— Что скажете, Флауэр?
— Совсем чуть-чуть, — Саймон покраснел как рак.
Проктор немного подумал и вынес решение:.
— Слей что осталось. Пусть заберут. Там все равно одна капля.
Старухи рванули вперед и облепили бочки, отпихивая друг друга и подсовывая кружки под краны. Темнело. Дэн Раймер сидел на волнорезе. Далеко в бухте зажег свои фонари «Лизандр», на берегу тоже начали вспыхивать огни. Дэн подозвал нас с Тимом:
— Это ваш первый выход на берег. Держитесь ко мне поближе. Лучше меня провожатого не найдете.
Сколько Дэну было лет, не знаю. Кожа — одни морщины, но по повадкам — совсем еще юноша; временами его огрубевшие черты озаряла слабая мальчишеская улыбка. Я сказал «огрубевшие», потому что где-то там, в глубине, все еще таился прекрасный призрак, почти совершенно скрытый за этим иссушенным, стареющим лицом. Для меня Дэн всегда был всего лишь любимым поставщиком Джемрака, привычным мрачноватым персонажем, и с момента отплытия он почти не обращал на меня внимания, моим обучением занимался в основном Габриэль. Но той ночью в Орте я впервые познакомился с Дэном поближе.
Узенькие тропки дышали ароматом цветов. В глазах пестрило от узоров на стенах домов. Мы направились в таверну, или это был просто дом — я уже никогда не узнаю. Из дверей лился золотистый свет. Внутри пела женщина. Низкий голос рвался в ночь, и звук его был подобен райскому пению. Лиловые и белые цветы волнами вились по стенам, нависали над неширокой улицей. Мы зашли в комнату, наполненную весельем: стены были увешаны изображениями святых, за столами хохотали мужчины и женщины — последние были куда красивее девок с Рэтклифф-хайвей. Таинственные заморские женщины, с черными бровями, темной кожей и замысловатыми движениями. Насыщенный ароматами воздух вызвал во рту привкус сладких приправ и мяса. В земляном полу горел костер, над которым в котле готовилась еда.
Я сел за стол спиной к стене, Тим — сбоку, Дэн — напротив. Я глотнул из круглой кожаной фляги какой-то крепкой красной жидкости. Смазливая дружелюбная женщина, болтавшая без умолку на чужом языке, принесла нам тушеное мясо с картофелем. Ничего вкуснее я в жизни еще не пробовал. «Надо перебраться жить сюда, — подумал я. — И плевать на вулкан».
— Видишь, — Дэн потряс передо мной своей ложкой, — я знаю хорошие места.
— Чистая правда! — согласился Тим. — Не представляю, что бы мы без тебя делали.
— Были бы как все остальные, — торжественно заявил Раймер. — Дядюшка Дэн все знает! — Он слегка шепелявил.
Дэн щедро плеснул нам напитка из кожаной фляги, и мы осушили стаканы. Девушка в красном платке, с косами, сидела на деревянных ступенях и играла на мандолине. Я с первого взгляда влюбился в нее и понял, что должен остаться здесь навсегда, что нашел наконец свой настоящий дом и буду теперь счастлив навеки. От россыпи невозможно сладких звуков в груди защемило. Подвыпившие посетители затянули мелодичную песню. Цепляясь за штанину, ко мне на колено взобрался крошечный котенок. Теплый комочек замурлыкал, уткнулся мне в подмышку и принялся меня вылизывать. Большие и маленькие собаки бродили под столами, выбегали на улицу и возвращались в дом. Повсюду вышагивали куры и клекотали, разинув сердитые острые клювы. Тим исчез. Я оглянулся, ища его глазами, но все вокруг закружилось: яркие цвета, огонь, красный платок, синие балахоны… Дэн все еще сидел напротив, с усмешкой поглядывая на меня своими небольшими, близко посаженными глазами из-под низких морщинистых бровей. Он оперся на локоть, наклонился через стол и посмотрел мне прямо в глаза.
— Вот что, Джаф, — сказал он, — никогда не забывай этого.
— Чего, Дэн? — со смехом спросил я: крепкое красное вино ударило мне в голову, и я осмелел. На вкус оно было как кровь, когда губу закусишь или зуб кровит. — Давай поделись мудростью!
— Я уже все сказал. Этого достаточно. Просто никогда не забывай.
— Чего «не забывай»?
Во рту у него была длинная коричневая сигара, и он изящно помахивал ею, создавая вихри неожиданно яркого голубого дыма.
— Вот этот дым, — серьезно произнес он, — помни этот дым до самой смерти. — И принялся тихонько напевать «Табак — индейская трава…».
Нам принесли еще вина и маленькие ярко-желтые пирожные, приторно-сладкие и чем-то пропитанные.
— Вот эти — очень вкусные, — сообщил Дэн, и мы принялись их поглощать, — предел мечтаний. Ради таких пирожных умереть не жалко. — Он усмехнулся. Рука описала в воздухе подобие круга.
— Ты Мадонну когда-нибудь видел?
— В каком смысле? — невпопад спросил я, осушил стакан и тут же схватил бутылку, чтобы налить еще, пролив несколько капель.
На глаз было не понять, сколько осталось вина, но на вес бутылка оказалась тяжелой. Котенок выпал у меня из подмышки и соскользнул на пол с недовольным мяуканьем.
— Мадонну, — повторил Дэн. — Идем взглянем, она на втором этаже.
