проболтаться не мог, точно. Сама я тоже держала язык за зубами. Спросить что ли Карпова, откуда такая осведомлённость? Не, лучше не надо».
Карпов наблюдал за ней, незаметно, но на редкость пристально. Он подмечал каждое движение губ и бровей, малейшее отклонение взгляда, любую возникающую морщинку. Мимика Виктории выдала удивление, но не более того. Есть лёгкое напряжение, но было бы странно, если б оно отсутствовало — в Налоговой Инспекции ведь сплошная нервотрёпка. Никаких эмоций относительно конкретно себя любимого Карпов не узрел. Он мысленно вздохнул с облегчением. Но тщательного призора не прекратил.
— Мне просто нужен совет по поводу налога на квартиру. — И лицо опять добродушное- добродушное. — У меня в России осталась квартира. Возникли некоторые сложности, а здешние адвокаты не знают российских законов. Не могли бы Вы быстренько проконсультировать меня на правах, так сказать, профессионала.
Вика сложила руки. Она почувствовала себя точь-в-точь как на работе, когда какой-нибудь незадачливый налогоплательщик обращался с нелепой, на взгляд Загрызаловой, просьбой.
— Налог на недвижимость — не мой профиль. Я занимаюсь экспортными вопросами.
«Спонсор» всё больше и больше убеждался в напрасности своих опасений.
— Но Вы ведь должны хоть что-то понимать в любых налогах, Вы же налоговый инспектор. Вика скуксилась, терпеливо и натянуто улыбнувшись.
— Вам же не придёт в голову по математическому вопросу консультироваться с учителем географии, хотя и математик и географ — оба педагоги, правильно?
Марк за всё время беседы внимательно вслушивался, хотя источником информации для него были не сами слова (на русском языке), а интонация. Ничего угрожающего ихтиолог не уловил, и всё же продолжал чувствовать себя как под присмотром акулы. Может, именно потому, что Дантон по долгу профессии не столь уж редко общался с этими милыми рыбками, у парня развилась отличная интуиция и превосходное чутьё, позволяющее вычислить даже замаскировавшегося или притаившегося хищника.
Карпову было грустно. Вернее, досадно. Вика не подавала никаких тревожных для него признаков, однако мужчина отнюдь не считал себя великим психологом, которого невозможно обмануть. Обидно, если девчонка и впрямь ничего не подозревает. Но отпускать эту Загрызалову, понадеявшись на удачу, точно нельзя. А братец её вообще тупо попал, оказался без вины виноватым.
— Серёжа, — Карпов медленно потянулся, — уведи этих двоих.
— Обратно на танцы? — деловито осведомился помощник.
— Нет, куда-нибудь подальше. Туда, где мы сможем по-настоящему побеседовать. — Последние два слова были произнесены ужасающе холодно. Таким морозом недолго и обжечься.
Данилов многозначительно выгнул брови.
— Я Вас правильно понял, Виктор Петрович?
Вика и Марк, почуяв неладное, попятились к выходу. Но снаружи поджидали шкафоподобные детины, которые попросту не позволили Дантону и Загрызаловой распахнуть дверь.
«Спонсор» махнул рукой, отвечая помощнику.
— Правильно. И при них можешь меня называть как есть на самом деле. — От уколов совести «меценат» был далёк, но ему хотелось посмотреть на реакцию Загрызаловой. Всё равно вопрос с ней уже решён, остались небольшие технические мелочи.
— Как скажете, Дмитрий Иванович.
Когда Марку надоело безответно пинать наглухо запертую массивную железную дверь, требуя освобождения или, как минимум, объяснений, он обратился к Вике. Та сидела на большом деревянном ящике, положив ногу на ногу, подперев подбородок кулаком, и уныло созерцала окружающую обстановку.
— Что происходит?! С чего Карпов так взбесился?..
Вика перевела взгляд с тёмного закутка, уставленного коробками, на недоумевающего ихтиолога. Освещение тут было не ахти — всего одна лампочка, но и она давала неплохую видимость.
— Он не Карпов. Он Богомолов, Дмитрий Иванович.
Лоб Дантона наморщился, голова двинулась немного назад, на лице чётко вырисовалась фраза «Не понял!».
Вика потёрла переносицу, потеребила свой кулон и стала разъяснять:
— Мы пересекались лет пять назад. Тут я его не узнала, потому что та встреча была, в общем-то, мимолётной. Я бы этого товарища и не вспомнила, если б он сам не полез разбираться вместе со своими прихвостнями. — Марк слушал её чрезвычайно внимательно, хмурясь сильнее и сильнее. — Я видела Богомолова на судебном заседании.
— Прошу, скажи, что он был свидетелем!
Виктория сокрушённо цокнула языком.
— Подсудимым. Кстати, его потом признали виновным почти по всем пунктам. Я только-только начинала работать в Налоговой Инспекции, на это заседание меня взяли вместо заболевшей помощницы начальника. Я лишь делала пометки в блокноте, периодически подвала нужные папки, выискивала требуемые документы.
— В чём обвиняли этого Богомолова?
Вика безотрадно усмехнулась.
— Если коротко, то в кражах и мошенничестве. Он был крупным начальником на главном заводе города, развил бурную деятельность. Мои четыре миллиарда недоимки — капля в море по сравнению с тем, что заграбастал себе Дмитрий. Воровал так виртуозно, что обобрал завод до нитки, а никто ничего не замечал до последнего момента. Богомолова взяли по чистой случайности. А завод спасти не получилось, вернуть деньги не смогли. Это был удар не только по заводу, но и по всей экономике города и даже области.
— Почему же Ка… Богомолова выпустили?
— Его не выпускали.
— Тогда как он оказался на свободе?
— Вообще-то Дмитрий Иванович мне не докладывал о своих действиях. Но в принципе догадаться нетрудно. Когда его увозили с последнего заседания, машина, в которой он ехал, взорвалась. Нашли тела, вот только большой вопрос — чьи они были. Само собой, начали разбираться, проводить расследование, однако никто в этом деле не стал тщательно копаться. — Вика многозначительно подняла бровь. — Вскоре Богомолова и двух перевозивших его милиционеров объявили мёртвыми.
— Жаль парней. Я о полицейских.
— Не переживай за них, — хмыкнула Загрызалова. — Говорят, их семьи не слишком убивались на похоронах, а вскоре уехали из страны, обе. Не сомневаюсь, что сейчас эти «покойники» вместе со своими близкими радуются жизни на каком-нибудь экзотическом побережье.
— А мы сидим здесь, напуганные и запертые, — угрюмо пробубнил блондин. — Как по-твоему, что с нами собираются сделать?
— Боюсь, ничего хорошего.
— Думаешь, убьют?
— По логике получается именно так. А что им ещё делать? Хотя, может, они планируют нас подкупить и отпустить… нет, ерунда. Богомолов не будет рисковать своей свободой. — Сказать, что Вике было страшно, это ничего не сказать. Но истерика бы сейчас ничем не помогла. Кроме того, ещё в свою бытность инспектором Вика привыкла сдерживать эмоции в критической ситуации и выплёскивать их только по приходу домой — поорать в подушку, разбить пару тарелок. — Марк, прости. Я подставила тебя под такой удар… — Серьёзно, сейчас хуже всего ей было именно от того, что человек, который столько для неё сделал, помог в критический момент, опекал и поддерживал больше полугода, пострадает по её вине.
Пару секунд Марк просто смотрел на неё, потом беззлобно проронил:
— Прекрати. Мы ещё живы. И лично я не собираюсь умирать, по крайней мере, в ближайшие пятьдесят лет. — Он стал мерить подсобку крупными чеканными шагами. — Надо что-то делать!
— Поддерживаю, — саркастично буркнула россиянка. — Не подскажешь, что именно? Попробуем позвать на помощь — и те бугаи за дверью мигом влетят сюда и заставят нас замолчать, причём не
