Ричард Додридж Блэкмор - Лорна Дун

— Полагаю, лучше драться, Джен,— шепотом ответил Джон Фрай через прутья ворот.— Тебе еще не раз придет­ся постоять за себя, так что начинай прямо сейчас. Попро­си, паренек, швейцара, чтобы впустили меня, а я присмот­рю со стороны, чтобы все было по-честному.

К этому времени о предстоящей схватке узнали все старшие школьники. Шестеро-семеро из них прибежали во весь дух на место поединка, и я не мог ударить перед ними лицом в грязь. Более того, сейчас, в присутствии Джона Фрая, я должен был отстоять и честь нашей семьи, и славу Эксмура.

До этого дня никому еще не удавалось одолеть меня в драке, хотя за три школьных года мне пришлось выдер­жать более шестидесяти боев. Побеждал я отчасти благо­даря своей природной силе, отчасти потому, что, начиная бой, я уже не знал, где и когда остановлюсь. Но сегодня, похоже, победа впервые должна была достаться не мне, потому что драться мне не хотелось ни вот столечко, а Робин Снелл был самым здоровенным из всех мальчишек, с каким мне приходилось иметь дело.

Помня о мягкосердечии матушки, я никогда не расска­зывал ей, как часто дерусь, а отец, если бы узнал, задал бы мне хорошую трепку. Поэтому-то Джон Фрай вообра­зил, что это мой первый бой, и когда ему открыли ворота, он прошел мимо меня, приговаривая: «И что же это я тебе присоветовал, Джен! Эх, попутал нечистый!» Но я ему ска­зал, что все уже решено и отступать невозможно.

Место для боя было не сказать чтобы очень простор­ным, но для того, чтобы померяться силами, его было пре­достаточно. Старшие ученики — школьная аристократия — стали вокруг по краям ринга, а малышне милостиво разре­шили лечь прямо на землю и понаблюдать за боем, копо­шась между ног старших ребят.

Мне было интересно, что чувствовал сейчас Робин Снелл, хотя, скорей всего, он не чувствовал ничего, потому что горазд был драться когда и с кем угодно. А у меня сердце колотилось так, словно хотело вырваться из грудной клетки, и жарко становилось при мысли о том, какие удары примет сейчас на себя мое бедное тело.

Мальчишки помогли мне раздеться. Я стащил с себя кожаную куртку и положил ее на шапку, потом снял жи­лет и положил его на куртку. Я попросил одного из учени­ков присмотреть за моими вещами, и помню, с какой гор­достью он взялся услужить мне. Затем на ринге появился Робин Снелл. Он начал кружиться вокруг меня так резво, что я едва успевал поворачиваться, следя за его передви­жениями. К тому же, он оказался на несколько дюймов вы­ше меня. Но я все думал о странном поведении Джона Фрая и о том, почему он приехал за мной так рано, и начинать бой у меня не было ни малейшего желания.

— Сойдитесь и пожмите друг другу руки! — закричал один из старших учеников, подпрыгивая от удовольствия.— Пожмите друг другу руки, щенки, и покажите, на что вы способны!

Робин схватил мою руку и, бросив презрительный взгляд, ударил меня по лицу.

— Да что ж ты делаешь, паршивец? — возмутился Джон Фрай.— А ну-ка, дай ему сдачи, Джен, чего стоишь? Во-во, так ему, так, добавь еще на закуску!

Как раз в этот момент я изо всей силы нанес Робину удар справа. Удар, к великой радости зрителей, раззадорил нас обоих. Тумаки Робина градом обрушились на меня. Мальчишки что-то орали, но что, я так и не разобрал. По­зднее Джон Фрай рассказал мне, что во время нашего боя юные питомцы Бланделл-Скул ругались и божились не ху­же взрослых. Наконец, первый раунд закончился, и я, тя­жело дыша, ушел в свой угол, испытывая огромное жела­ние махнуть на все рукой и признать поражение.

Один из старших учеников усадил меня к себе на ко­лено.

— Глубже дыши,— посоветовал он,— и, главное, помни: не всегда конец боя похож на его начало. Часто бывает совсем наоборот.

— Время! — воскликнул мальчишка, взявший на себя роль судьи. Я же, признаться, не успел ни толком отдох­нуть, ни перевести дыхание. Господи, как мне хотелось еще хоть чуточку посидеть на колене моего приятеля!

— Время! — закричал другой мальчишка.— Считаю до трех: если не поднимешься, значит, ты трус, и твое место среди девчонок. Итак, один, два...

Не успел он сказать «три», как я, жарко и часто дыша, вырос перед своим врагом, держа боевую стойку.

— Разделайся с ним, Робин! Пусть знает, как связы­ваться с таким, как ты! — выкрикнули из толпы.

Но разделаться со мной оказалось не так-то просто. Я ускорил темп боя и, уходя от ударов Снелла, стал ата­ковать его при каждом удобном случае. Я вертелся, делал обманные финты, полагаясь не только на ловкость рук — они у меня были в ссадинах и кровоподтеках,— но и на ловкость ног. Я твердо решил провести бой так, чтобы за­служить одобрение того старшего школьника, что напутст­вовал меня перед этим раундом, и, честное слово, в жизни я не был так счастлив, как в тот миг, когда, снова сев ему на колено, я услышал его слова:

— Молодец, Джек, хорошая работа! Дыши глубже, Джек, и ты победишь!

А между тем Джон Фрай, обращаясь то к одному, то к другому ученику, спрашивал, не пора ли прекратить побо­ище, потому как, неровен час, Робин Снелл может выши­бить мне мозги. Но, узнав, что за плечами у меня более шестидесяти боев, необычайно расхрабрился и, подойдя ко мне, когда я, тяжело дыша, сидел на колене старшего уче­ника, шепнул мне на ухо:

— Не сдавайся, Джен, не возвращайся в Эксмур без победы!

И снова я сжал кулаки. Либо Робин Снелл свалит меня окончательно, либо я его отделаю так, что он запомнит этот бой на всю жизнь. Преисполненный решимости, я ри­нулся в наступление. Робин, уверенный в победе, криво усмехнулся, и я возненавидел его за эту усмешку. Он уда­рил меня левой рукой, а я ответил правой, угодив ему пря­мо между глаз, что ему крепко не понравилось. Я больше не боялся его и не щадил его так же, как не щадил себя. Я дрался яростно, но расчетливо, и сердце мое оставалось холодным. Я дрался, зная, что скорее умру, чем опозорю родной край. Что было после, я вспоминаю с трудом. Пом­ню только, что одолел-таки Робина Снелла, а потом по­мог отнести его, жестоко избитого, в спальню Бланделл - Скул.

Глава 3 Тропа Дунов

Мы с Джоном Фраем остались в Тивертоне на один день, чтобы отдохнуть и перековать лошадей, чему я был страшно рад, потому что тело у меня болело неимоверно. Ранним утром следующего дня мы отправились домой. Джон Фрай по-прежнему не желал выкладывать начистоту, почему он приехал за мной так рано, и всю дорогу плел россказни про моего отца, а я, не веря ни одному его слову, молча уповал на то, что дома не случилось ничего худого.

В Далвертон мы прибыли в полдень. Здесь жил мой дя­дя, брат матери, но в это время дня мы не стали его навещать, остановившись в гостинице «Белая Лошадь». Меня, сказать по правде, эта остановка в гостинице удивила, по­тому что в городе нам нужно было задержаться всего-то на каких-нибудь два часа, ровно на столько, чтобы успеть накормить и напоить лошадей перед тем, как отправиться через болота.

Те, кто путешествовал в те времена из Тивертона в Орский приход, знают, что дорога между ними была долгой и трудной, за исключением той поры, когда наступали холода и болота замерзали. Но зима в том году выдалась теплая, и дорога с трудом угадывалась из-за глубокой грязи и ухабов, наполненных водой.

В Далвертоне я пообедал так, что и теперь, много лет спустя, у меня разыгрывается аппетит при одном лишь упоминании о далвертонском обеде. Мои одноклассники, отпрыски богатых семейств, частенько рассказывали мне о пироге с наперченной бараниной, и у меня от их расска­зов только слюнки текли. А нынче, поди ж ты, Джон Фрай, едва ступив на порог гостиницы, зычным голосом, каким он созывал эксмурских овечек, потребовал:

— Пирог с наперченной бараниной для двух путешественников, да поживее, — чтоб через пять минут