Ричард Додридж Блэкмор - Лорна Дун

- Джон Ридд, с тобой поступили несправедливо. Нет, нет, слышать ничего не хочу! Сейчас ты последуешь за мастером Спанком, а потом доложишь мне, по совести ли с тобой поступили.

Затем его милость повернулся к Спанку и взглянул на него так, что тот, как мне показалось, готов уже был отвалить мне, по меньшей мере, фунтов десять, чтобы только выпутаться из этой истории.

- Завтра ты снова придешь ко мне,— снова обратился ко мне лорд главный судья,— и прежде чем мы присту­пим к делу, ты мне подробно отчитаешься о своих финансовых средствах. Ступай, Джон Ридд, коль судья говорит! — Неожиданно срифмовал его милость и усмехнулся, довольный своей шуткой.

 На этом наша первая встреча закончилась. Я с облегчением вздохнул, потому что если когда-либо я видел, чтобы из каждого человеческого глаза выглядывало по раз­гневанному черту, то я видел это в тот самый день, когда заглянул в глаза его милости лорду главному судье Джеффризу.

Мастера Спанка как ветром сдуло в прихожую. Когда я вышел в коридор, он уже мчался мне навстречу с тугим мешочком из желтой кожи.

— Уважаемый мастер Ридд, — залепетал Спанк, — заберите все — все, что тут есть, но замолвите за меня доброе словечко его милости. Вы ему понравились, и это для вас великий шанс, не упустите его. Ей- Богу, мы всякое пови­дали, но вы первый, кто отвечал ему, не путаясь и не запи­наясь, глядя ему прямо в лицо, и это как раз то, что ему нравится больше всего. Если вы останетесь в Лондоне, мас­тер Ридд, при покровительстве его милости вы быстро сде­лаете карьеру. И умоляю вас, мастер Ридд, помните, нас, Спанков, в семье шестнадцать человек, и наше благополу­чие будет зависеть от того, что вы завтра скажете его ми­лости.

Мешочка от Спанка я, однако, не принял, сочтя это своего рода взяткой, потому что Спанк даже не поинтере­совался, велики ли мои расходы. Поэтому я попросил его убрать деньги до завтрашнего утра, когда я представлю ему счет за еду и жилье, заверенный и подписанный моим хозяином.

— Повторяю, мастер Ридд, — заметил на это Спанк, — вам выпал великий шанс: вы понравились великому человеку. Но на вашей честности вы в наших краях далеко но уедете. Лорд главный судья не поможет вам, если вы ни поможете себе сами.

Наутро я встретил мастера Спанка, поджидавшего меня у входа в кабинет лорда главного судьи, и передал ему счет от хозяина. Едва взглянув на счет, Спанк расхохотался:

— Просите вдвое больше, мастер Ридд!

 — Не надо мне вдвое больше: заплатите, как есть.

Чиновник криво усмехнулся и, дав мне столько, сколько я просил, шепнул:

— Сегодня он сидит один, и у него отличное настроение.

С этими словами Спанк приподнял портьеру, открыл дверь, и я снова предстал лицом к лицу перед судьей Джеффризом.

Его милость перебирал какие-то бумаги и с минуту или две не обращал на меня внимания, хотя и знал, что я здесь, рядом. Я ожидал, что он взглянет на меня, чтобы отвесить ему низкий поклон. Наконец, его милость отложил бумаги и сторону и устремил на меня пытливый, пронзительный взгляд.

— Я пришел,— сказал я,— как вы мне вчера приказали, ваша милость.

— Такому, как ты, много не наприказываешь, — заме­тил его милость с добродушной усмешкой, а затем, оглядев меня, как в прошлый раз, с любопытством поинтересовал­ся: — Послушай, а сколько в тебе весу?

— Дома я весил двести сорок фунтов, ваша милость, но после лондонской жизни я наверняка заметно поубавил.

— Ну ладно, Джон, приступим к делу.

Здесь его милость совершенно преобразился: насупил­ся, нахмурил тяжелые брови, словно и сам не смеялся ни разу в жизни, и другим того не позволит.

— Я готов отвечать, милорд,— сказал я,— если буду знать то, о чем меня спросят, и если вопрос не будет противоречить моим понятиям о чести.

— А я бы посоветовал тебе, парень, отвечать на все вопросы, какие тебе зададут. К тому же, на кой тебе сдалась честь? Итак, правда ли, что в ваших местах свили гнездо разбойники и грабители, которых боится вся округа?

— Да, милорд, чистая правда!

— Но ведь есть же у вас там шериф, черт побери! По­чему он их не перевешает? Мог бы, на худой конец, пере­слать их на расправу мне, если у самого руки не доходят!

— Полагаю, боится, милорд. Связываться с ними небезопасно, а место, где они поселились, труднодоступное. И хоть нет у них ни чести, ни совести, люди они все весьма благородного происхождения.

— Благородного происхождения? Ха! Лорд Рассел был птицей куда как высокого полета, и что же? Зачитали при­говор, и зашагал на плаху, как миленький! Как зовут этих негодяев и сколько их числом?

— Их зовут Дуны из Беджворти-Вуд, ваша милость. А числом их около сорока, не считая женщин и детей.

— Сорок Дунов! Вор на воре! Да еще плюс женщины и дети, черт побери! И давно они поселились в ваших краях?

— Приблизительно лет тридцать тому назад, милорд, и может, и сорок. Они свалились на нашу голову еще до ве­ликой войны [36], задолго до тех времен, что остались у меня в памяти.

— Понятно, Джек. То есть задолго до того, как ты появился на свет Божий. Это хорошо, что ты говоришь правду: если я кого ловлю на противоречиях, лжецу остается упо­вать только на милость Божию. Мне нужны свои люди на западе страны, и ты мне еще пригодишься, когда я разде­лаюсь с предателями здесь, в Лондоне. А правда ли, что рядом с вами живет семья по фамилии де Уичхолс?

Он спросил это совершенно неожиданно, словно хотел застать меня врасплох, и, спросив, взглянул мне прямо в глаза.

— Да, милорд, есть такие. Но барон де Уичхолс живет совсем не рядом с нами.

— Ах, так он еще и барон! Подумать только! Этот мошенник собирает налоги в свою пользу, а не в пользу короля. Денежки оседают у него в кармане, так сказать, в самом начале пути. Ну ничего, я с этим еще разберусь, дай срок. Эти негодяи, этот пьяный сброд из Западной Англии еще попляшет под мою дудку!

Услышав такое заявление, я не выдержал и решил вступиться за честь земляков.

— Ваша милость,— начал я,— хотя вы являетесь глав­ным судьей и стоите на страже справедливости, но судите вы о наших людях совсем не справедливо. В нашем Орском приходе проживает добрый и законопослушный народ, и с той поры, как я приехал в великий город Лондон, я не встретил здесь никого, кто был бы честнее, обязательнее и порядочнее, чем наши соседи. Народ у нас миролюбивый, и мы не выставляем напоказ...

— Довольно, славный Джон, довольно! Скажи-ка, слы­шал ли ты и подозреваешь ли де Уичхолса в том, что он — в сговоре с Дунами из Беджворти-Вуд?

Он проговорил это медленно и снова, как в прошлый раз, заглянул мне прямо в глаза, и меня его взгляд бук­вально заворожил: я не мог сказать ни словечка, потому что мысли у меня разбежались от неожиданности, а отвести глаза от его милости я тоже был не в состоянии.

— Достаточно, — нарушил молчание судья Джеффриз, — тут и без слов все понятно. Ясное дело, тебе такое и в голо­ву не могло прийти. Скажи, встречался ли ты когда-либо с человеком по имени Том Фаггус?

- Да, сэр, и неоднократно, Это мой родственник, и я боюсь, что он намерен...

Я хотел сказать, что Том Фаггус намерен жениться на Анни — мне это стало ясно, как божий день, когда он по­бывал у нас в последний раз,— но положение его непроч­ное, а жизнь полна случайностей... Вот какие мысли стре­лой пронеслись у меня в голове, но в последний миг я сдержался, решив не впутывать в это дело Анни.

— Том Фаггус — добрый человек, — промолвил судья Джеффриз, и на его широком квадратном лице появилась улыбка, говорившая о том, что судья уже встречался с мо­им родственником. — Мастер Фаггус ошибается в вопросах о праве собственности, — продолжил судья, — но в целом он человек исключительно прямодушный: предоставляет счет адвокатских расходов, причем оплаченный, из чего видно, что он не