Ричард Додридж Блэкмор - Лорна Дун

— Зря волнуешься, Карвер, я сюда не из-за бабы пожаловал. К тому же, ты встал с левой ноги, и набивать­ся к тебе в компанию — себе дороже станет. А пришел я потому, что мне понадобился огонь для фонаря да стакан­чик виски, ежели у тебя найдется.

— А почему у тебя свет погас? Счастье твое, что не я нынче проверяю часовых.

— Между нами пролетела здоровенная сова, и Фелпс так испугался, что брякнулся оземь и выбил свечку из фонаря.

— Складно врешь, Чарли, ой, складно! Ну ничего: утром я тебя выведу на чистую воду. На, забирай свечку и топай отсюда!

Сунув свечку Чарли, Карвер с треском захлопнул дверь перед его носом, и Чарли снова поплелся на пост, и я слышал, как он пробормотал, проходя мимо меня:

— Худые нас ожидают времена, ежели эта скотина сделается капитаном.

Я был ни жив ни мертв, когда, стоя в тени под окош­ком Лорны, я чуть слышно произнес ее имя. Дом был одноэтажным, и с этой стороны было только два кривых окна. Надо сказать, что Дуны сами строили себе жилища, и каменщики они были никудышные. Столярное дело им было и вовсе не по плечу, и потому оконные перепле­ты они попросту крали у соседей во время ночных набе­гов.

Я не посмел позвать громче, потому что заметил, как на скале с западной стороны появился часовой, а тот, за­метив меня у дома, подошел к краю скалы и крикнул:

— Эй, ты кто? Отвечай, или стрелять буду! Считаю до трех: раз, два...

До него было полсотни ярдов — не более. Положение мое было отчаянным, и тут губы сложились у меня как бы сами собой, и я просвистел ту самую мелодию, ту стран­ную мелодию, что давеча услышал от Чарли, и часовой, к моему удивлению, не только опустил карабин, но и по­приветствовал меня.

Много лет спустя я узнал, что эта мелодия была па­ролем Карвера Дуна, и Чарли воспроизвел ее, чтобы по­дозвать Лорну к окну. Часовой же принял меня за Кар­вера, сочтя, что тот явился на свидание под окно Лорны, и не стал перепроверять, свой тут или чужой, потому, во-первых, что от скалы до этого места было, как говорится, идти и идти, и, во-вторых, он не пожелал встревать в личные дела Карвера Дуна. Между тем часовой, подняв шум, сам того не желая, сослужил мне добрую службу, потому что Лорна тут же подошла к окну и, желая узнать, что там случилось, отодвинула занавеску. Она открыла окно, взглянула в сторону скалы и, не обнаружив там ни­кого, кроме одного из неусыпных Дунов, печально вздох­нула.

— Лорна, Лорна, ты не узнаешь меня, Лорна? — горя­чо зашептал я, не показываясь, однако, ей на глаза, что­бы не испугать ее внезапным своим появлением.

Нет, она не узнала меня по шепоту и уже было по­спешно захлопнула окно, и тогда я, перехватив ставню и потянув ее на себя, предстал перед Лорной.

— Джон!— воскликнула Лорна. (Молодец Лорна: у нее даже в такой момент хватило самообладания не крик­нуть слишком громко).— Господи, Джон, да ты с ума со­шел!

— Конечно, сошел: ведь от тебя, любимая, не было никаких вестей. Ты знала — знала, что я приду, и вот я здесь.

— Да, знала. И все же... Джон, ты так жарко целуешь мою руку! Но посмотри — видишь, какие толстые решетки поставили Дуны на мое окно?

— Вижу, родная, вижу. Что мне решетки! Я... Но что же это я целую все ту же ручку? Убери ее и протяни мне другую...

Лорна протянула мне вторую ручку, но я слукавил и не отпустил первую, а стал исступленно целовать обе, и я почувствовал их ни с чем не сравнимый трепет, когда прижал их к своему сердцу.

— Отпусти, Джон, а то я заплачу,— попросила Лорна, меж тем как слезы давно уже катились по ее щекам.— Ты ведь знаешь, мы никогда не сможем принадлежать друг другу: все против нас. Я принесу тебе одни лишь не­счастья. Оставь... Оставь меня и попытайся больше не думать обо мне.

— И ты тоже обо мне забудешь, Лорна?

— Да, Джон — если ты сделаешь то, что я прошу тебя. Во всяком случае, я попытаюсь изгнать тебя из своей па­мяти.

— Изгнать — если только я сделаю то же самое. Но я не сделаю этого, Лорна. Слышишь — даже не попытаюсь! И потому тебе незачем забывать меня.

Я попытался говорить с ней как можно бодрее, пото­му что голос ее был прекрасен, как всегда, но печален, как никогда.

— Давай все же попытаемся сделать все, чтобы ты стала моей, а я — твоим. Если мы сделаем все, что в на­ших силах, мы преодолеем все.

Она не ответила: рыдания застряли у нее в горле и мешали ей говорить.

— Но что все это значит? — спросил я.— Почему ты взаперти? Почему не подавала мне сигналов? А твой де­душка — неужели он уже не на твоей стороне? Скажи, тебе что-то угрожает?

— Мой бедный дедушка очень болен. Боюсь, ему уже недолго осталось жить. Каунселлор и его сын хозяйнича­ют нынче в долине, и я не смею ступить за порог этого дома. Когда я вышла, чтобы выставить сигнал для тебя, Карвер попытался задержать меня по дороге, но я убе­жала от него. Маленькой Гвенни не позволяют покидать долину, и потому я не смогла послать тебе письмо. Все что время я была сама не своя: я боялась, ты можешь подумать, что я тебе неверна. Если хочешь вызволить меня, приглядывай за этим домом днем и ночью. Этих тиранов ничто не остановит, если мой бедный дедушка... Как горько думать о том, что он умирает в полном оди­ночестве, и нет рядом с ним сына, чтобы позаботиться о нем, и нет дочери, чтобы утереть его слезы!

— Но у него много сыновей,— даже слишком много,— попытался возразить я, но тут же осекся.— Почему же никто из них не приходит к нему в такие дни?

— Не знаю, честное слово, не знаю. Он вообще очень странный человек, и любят его немногие. Нынче после полудня он из-за чего-то поругался с Каунселлором, так, веришь ли, дедушка просто почернел от гнева... Однако ты так долго стоишь здесь, ты рискуешь головой, а я все о себе да о себе. Какая бессовестная! Ой, а что это за тень промелькнула вон там?

— Летучая мышь, дорогая. Самец. Полетел искать свою милую. Ладно, я не задержусь надолго: ты вся дро­жишь. И все же — как мне оставить тебя здесь, Лорна? Что ты будешь делать без меня?

— Но ты должен — должен! Я умру, если с тобой что-то случится. Я слышу, сюда идет старая нянька. Это, верно, дедушка послал за мной. Отойди от окна.

Однако это оказалась всего лишь Гвенни Карфекс, маленькая служаночка Лорны. Лорна подвела ее к окну и представила ее мне.

— Гвенни, я так рада тебе! — сказала Лорна. — Я всег­да хотела представить тебя своему, как ты его называ­ешь, «молодому человеку». Сейчас довольно темно, но ты все равно сможешь разглядеть его. Запомни его хоро­шенько, Гвенни.

— Ого! — с удивлением воскликнула Гвенни, стано­вясь на цыпочки, чтобы выглянуть из окна.— Да он здо­ровее любого Дуна! Я слышала, он положил на обе ло­патки чемпиона нашего Корнуолла. Не беспокойтесь, хозяйка, уж такого-то молодца я запомню и узнаю из тысячи. Ладно, вы тут милуйтесь, а я пойду постерегу, чтобы вас не застукали.

Н-да, служаночка, конечно, выразилась оч-чень неделикатно, и все же я был весьма благодарен ей за то, что она оставила нас наедине.

— Она — самое странное существо в мире,— тихо сме­ясь, заметила Лорна, — И при этом — самое преданное, самое неподкупное. Если кто-нибудь скажет тебе, что она предала меня, не верь этому. А теперь — перестань «ми­ловаться» со мной, Джон, ты же знаешь, я и так люблю тебя больше, чем смогу выразить словами. Иди, иди, мой добрый, мой славный, мой милый Джон, иди, мой родной, иди, если любишь меня.

— Как же я могу уйти, когда ничто еще не решено? — спросил я, возвращаясь с небес на грешную землю.— Как я узнаю, если тебе снова будет грозить опасность? При­думай что-нибудь, ты ведь такая сообразительная. При­думай— и я уйду, потому что мне невмоготу смотреть, как тебя трясет от страха из-за меня.

— Я уже давно думаю об этом,— торопливо прогово­рила Лорна,— и кое-что придумала. Погляди на то дере­во— его хорошо видно на фоне скал. Ты всегда сможешь найти высокое место, и, глядя сверху, пересчитать гра­чиные гнезда на его ветвях — сейчас их ровно семь. Но пусть это будет безопасное место, милый...