себя чувствую.
— Я сделаю тебе массаж. — С этими словами он отобрал у меня ключи. — Пойдем.
Он усадил меня к себе в машину. Только не паниковать! Если Джосбери захочет заглянуть в мою сумку, мне конец.
Ладно, поеду чуть позже. А хоть и на велосипеде. Ночью. Или подожду до утра и поеду на автобусе. Или на поезде. Я все равно смогу это сделать. Надо только сохранять спокойствие.
В машине пахло влажной шерстью и одеждой. На перекрестке с Вондсворт-роуд Джосбери включил магнитолу, и я уже приготовилась к стандартной клубной долбежке. Однако вместо этого какой-то мальчик нежно запел о том, что он, видите ли, летает.
— Это же «Westlife», — узнала я через несколько секунд.
Джосбери не обернулся, но в углу его рта собралась складка.
— Одолжил у Даны.
Я чуть не рассмеялась. Несмотря ни на что.
— Что я пропустила, рассказывай.
Мы ехали на восток, держась южного берега.
— Когда я уходил, они беседовали с директором Святого Джозефа. Эдвард Ситон. Готов вроде бы сотрудничать со следствием. Они с Гейл воспользовались школьным «телефонным деревом». Это такой список…
— Я знаю, что такое «телефонное дерево», — перебила его я. — Звонишь на верхний номер, оттуда звонят на следующий и так далее.
— Да. Они хотят связаться со всеми семьями, которые отдавали детей в эту школу за последние десять лет. Проверят, живы ли матери, предупредят, чтобы были осторожны в ближайшее время.
— Паника же поднимется.
Я только сейчас поняла, что Джосбери превышает допустимую скорость и уже дважды посмотрел на часы.
— Да, я тоже так сказал.
Мы подлетели к очередному светофору, загоревшемуся красным, и Джосбери утопил педаль тормоза. Меня швырнуло вперед, и ребрам совсем не понравился столь тесный контакт с ремнем безопасности.
— И?
— Ну что «и»? Талли расправила плечи, включила режим «визг» и стала вопрошать: неужели, мол, она одна понимает смысл фразы «двойное убийство»? Тогда-то я и решил, что пора сваливать.
Ну наглец, таких еще поискать!
— И она тебя отпустила?
— Она же знает, что у меня с бумажками возиться не выходит. А они только этим сейчас и занимаются. Завтра в школе проведут экстренное собрание для всех матерей — и бывших, и нынешних учеников.
— Как ты думаешь, что напишут в газетах?
— Газетчиков она тоже пригласила. Похоже, все упирается в эту злосчастную школу. Талли хочет предупредить женщин, которые имеют к ней отношение.
Я на минуту задумалась. Идея, конечно, удачная. И завтра утром мне будет крышка. Нужно во что бы то ни стало уехать сегодня вечером. Осталась одна проблема. Вот она, проблема эта. Сидит и вертит баранку.
Рюкзак лежал у меня на коленях. Понадеявшись, что музыка заглушит звук, я расстегнула передний карман и нащупала ножик. Сунула руку в карман куртки. Пока я это делала, моя проблема свернула на короткую тупиковую дорогу и остановилась. Джосбери заглушил мотор и с наигранным облегчением выключил магнитолу.
— Мне за это полагаются бонусные очки, — сказал он. — Я, кстати, захватил тебе куртку.
Он вышел из машины, прежде чем я успела спросить, где мы и зачем мне нужна еще одна куртка. Выбора не оставалось — я запихнула рюкзак под сиденье и вылезла наружу.
Мы были в Саусварке, неподалеку от моего предыдущего места работы. Почти что на самом берегу. Джосбери вручил мне большущий дождевик, надел бейсболку и пошел к воде. Я осторожно последовала за ним, накинув капюшон.
До реки оставались считаные метры. Ограждение представляло собой всего две железные перекладины на вертикальных подпорках. Джосбери поджидал меня у каменных ступенек, которые, кажется, спускались к пляжу. Когда я подошла поближе, он достал фонарик и посветил вниз. На четвертой ступеньке он поскользнулся.
— Аккуратнее, — сказал он через плечо. — Тут грязно и скользко. Держись за веревку.
Поросшая водорослями веревка была приколочена к стене. Примерно за такую я уцепилась в ту ночь, когда утонул Сэм Купер. В ту ночь, когда сама чуть не утонула. Мне не хотелось к ней прикасаться и уж точно не хотелось спускаться на пляж.
На реку я еще не смотрела, но уже слышала ее — услышала сразу, как только вышла из машины, услышала даже сквозь барабанящий дождь. Эти тихие шлепки о деревянные опоры пирса, этот гул, вечно стоящий над движущейся водой.
— Я подожду в машине, — сказала я, но не была уверена, что Джосбери расслышал меня в налетевшем ветре.
— Нет, иначе весь смысл пропадет.
Он дошел до последней ступеньки и развернулся ко мне.
— Мне возле реки не по себе становится, — сказала я.
Я до сих пор так и не посмотрела на нее, но чувствовала ее близость. Скоро начнется прилив. Прожив достаточное время у такого переменчивого водоема, как Темза, умеешь различать приливы и отливы по звуку. Начинаешь слышать шепот воды: «Я еще вернусь». Черт, все, я пошла отсюда!
— Понимаю. Это вполне нормально. Но нельзя же работать в полиции и быть при этом потамофобкой. Иди сюда.
Джосбери поднялся на пару ступенек и, схватив меня за руку, потащил вниз. Вот он, долгожданный момент. Нож у меня в кармане. Надо всадить его в живот и резко дернуть вверх. Он упадет, и через пару часов река заберет его себе.
— Потамо… что? — спросила я, ступая на пляж.
Под ногами захрустел мусор. Подошвы кроссовок утопали в чем-то, похожем на влажный песок, но я сама догадалась, что это, скорее всего, другая субстанция.
— Потамофобия. Патологическая боязнь рек, — пояснил Джосбери, увлекая меня за собой.
Впереди взмывали к небу острые футуристические иглы моста Миллениум. В темноте он отливал чеканным серебром. Свет фонаря до нас уже не доходил, и дорогу освещал лишь фонарик Джосбери.
— Я сам это слово час назад узнал, — оправдывался он.
Темные контуры впереди приняли форму невысокого мола — мокрого, полусгнившего, ненадежного. Нет уж, я на эту штуку не полезу ни за какие коврижки. Джосбери, выпустив мою руку, запрыгнул наверх.
— У меня дед работал в речной полиции, — сказал он. — В начале пятидесятых люди еще не так волновались за свое здоровье и безопасность. Офицеры постоянно окунались, добровольно и не совсем.
Я скрестила руки на груди. Мне плевать, к чему он клонит. Я не поддамся.
— Туда, конечно, только хороших пловцов брали, но все равно — когда их потом выуживали, у половины развивалась эта самая потамо-как-ее. Тогда их снова вывозили на реку, в таких маленьких низкобортных лодочках. Как можно скорее. Это вроде как усадить в седло человека, который недавно свалился с лошади.
Значит, он хочет мне помочь?
— Спасибо за заботу, но давай как-нибудь в другой раз.
— Все так говорят.
Уверена, он произнес эти слова с мерзейшей из своих ухмылок.
— Идем обратно в машину.
