– Ты о курении? Оно не может мне ничем повредить, к тому же, здесь не может быть дурных привычек. Можно курить, можно не курить, можно даже не есть и не пить, но зачем отказывать себе в удовольствии? Хороший табак раньше был, правда?
– В этом кабинете тебе больше бы пошло курить «Герцеговину Флор» и трубку.
– Ха-ха-ха… – Азимир хорошо смеялся, искренне и весело, – Сталина еще вспомнят добрым словом, поверь мне. Я же тебе говорил, что последствия тех или иных событий чаще всего противоположны ожидаемым. Коммунизм это, конечно, перебор, но беспристрастным и невооруженным глазом видно, что это общество было более справедливым, чем то, что сейчас одержало временную победу. Рот и желудок победили голову, – он еще раз хохотнул, покачав головой, – Но и это нужно… нужно для того, чтобы люди сами увидели всю пошлость и беспросветность общества потребления и сами создали новый общественный порядок, позволяющий им развивать душу, а не накапливать битые черепки.
– Фашизм был плохой, коммунизм плохой, нынешний капитализм тоже не лучше, это сейчас многие понимают, но никто не знает, что делать дальше. Что лучше? никто не знает.
– Диалектика, Егор, простая диалектика, почитай Гегеля на досуге. Любое общество, чтобы стать стабильным и долговечным должно быть уравновешено противоположностями. Сейчас все страны мира не стабильны, все находятся в состоянии неустойчивого равновесия. Особенно это заметно в России: что царь-батюшка, что коммунисты, что нынешние правители давят на народ сверху совершенно не встречая сопротивления и радуются, не понимая того, что этим они усугубляют однополярность системы и неустойчивость своего положения. Любая сила, назовем её, к примеру, «вертикаль власти», обязательно должна быть уравновешена другой силой, направленной обратно и равной ей по значению. Только такие системы способны функционировать тысячелетиями и развиваться за счет внутренних противоречий. Ну, хватит дымить. Сейчас придут женщины, ругаться будут.
Как только мужчины загасили папиросы, пепельница исчезла со стола. Азимир провел по воздуху рукой, разгоняя дым, и он тут же совсем исчез. Почти сразу после этого в кабинет зашли две женщины. Одна из них, Анна, весело помахала рукой Егору. Вторая, очень серьёзная дама со сложной греческой прической и в того же типа одежде, с кожаной папкой подмышкой обошла стол и села напротив Егора. Анна присела рядом.
– Опять кто-то курил здесь?
– Ну что ты, Софа, кто может себе это позволить? Егор, Анну тебе представлять не нужно, а вот эта сердитая дамочка – Софья, наш начальник отдела антропологии.
– Не столько знакомить его нужно, сколько напоминать ему, – это еще она произнесла недовольным тоном, глядя вниз на свою папку, лежащую на сукне стола, но тут же подняла лукавые глаза и улыбнулась.
– Ну вот, из-за туч показалось солнышко, – это сказал Азимир, но и Егору пришло на ум то же сравнение.
Софья вдруг стала выглядеть веселой озорной девчонкой и, к тому же, красавицей южного средиземноморского типа. Она раскрыла свою папку, достала оттуда бумаги.
– Вот ваши инструкции, – она подала Егору и Анне по пять или шесть страничек машинописного текста, скрепленных железной канцелярской скрепкой, – Прямо сейчас читать не обязательно. Успеете еще ознакомиться, они будут всегда при вас. А почему Тихона нет? мы же его вызывали.
В этот момент в кабинете появился молодой человек в ярко-белом летнем костюме. Соломенные волосы его были острижены в кружок на старорусский манер. Это простоватое, деревенское лицо плохо сочеталось со строгим европейским костюмом.
– Я не опоздал?
– Опоздал, конечно, но тебе простительно. Триста лет птичьей жизни кого угодно сделают забывчивым. Присаживайся, Тихон.
Тихон? С восприятием Егора что-то случилось. На месте молодого человека он увидел белого ворона. Тихон… Тихон?
– Ну, Тихон я, Тихон. Что ты повторяешь одно и то же?
Егор осмотрелся. Кабинет исчез. Вокруг зеленели кусты и сосны, дымил, опять догорая, костер. Тихон сидел на столе. На его фоне сознание Егора еще рисовало образ молодого парня в белом костюме, но остальное видение исчезло, растворилось в воздухе.
9. Тихон
– Я только что видел кабинет Азимира и тебя там…
– А… вспоминается потихонечку? ничего, лиха беда-начало. Начальный толчок дан, а там пойдет, начнет разматываться клубочек. Собственно, официальная часть встречи закончилась, но у меня есть немного времени – готов ответить на ваши вопросы, но потом я вас покину.
– Лично меня интересует Тимо Ваттанен, – сразу вмешалась, подошедшая к ним Анна.
– Ты слышал это, Егор? Вот что значит настоящий ученый! Частные случаи и абстрактные идеи её интересуют больше собственной жизни. Преклоняюсь, – Тихон, действительно преклонился.
– Не ученый, а ученая… и нечего надо мной смеяться. И ничего нет особенного в том, что я хочу узнать подробности того, что мучило меня целый год.
– Пожалуйста, пожалуйста, только рассказывать особенно нечего. Тимоша Ватунин был таким же свидетелем, как и вы с Егором. Тогда был переход к всемирным войнам и революциям двадцатого века. Встреча проходила вон там, – Тихон указал правым крылом на юг, – возле нынешней третьей заставы. Во время таких встреч организуется пятно совмещения миров – небольшая площадка земли, окруженная туманом. Здесь смещены понятия пространства и времени, вы это заметили, надеюсь. Тимоша тоже побывал тот раз в глубинах истории, выстроил на этом теорию справедливости, он её окончательно сформулировал для себя, живя в Америке, и поехал на одном пароходе с Троцким обратно в Россию воплощать идеи в жизнь.
– Но сказано, что он уехал в четырнадцатом году, – уточнила дотошная Анна.
– Нет, это было позже. В четырнадцатом году он еще раз поменял документы и фамилию.
– И ты, конечно, был при нем? – Егор тоже слушал с интересом.
– Конечно, куда же без меня. Был там еще один чудик – немецкий турист от Корвера. Он как бы случайно попал в зону смещения пространства, насмотрелся чудес и потом таскался за нами по Штатам, пока не украл половину дневника Тимофея.
– Случайно? – удивилась Анна.
– Ничего случайного даже в этих зонах не бывает. Этот дневник – одна из маленьких гирек, перевесивших для Гитлера чашу весов в пользу войны с Россией. Историки до сих пор не могут выстроить цепочку разумных аргументов в пользу этой войны. Всё совершенно нелогично, но логика была… только в другой плоскости. И Сталин, и Гитлер больше руководствовались в своей деятельности метафизикой, чем своими же теориями, выставленными напоказ. Правда, Сталин был более скрытен.
– Нам тоже придется вляпываться в политику?
– И что нам делать? – Анна произнесла это вместе с Егором.
– Жить, – ответил им обоим Тихон, – Инструкции вы оба получили. Вы вспомните их, когда будет нужно. Просто живите и прислушивайтесь к себе… и всё будет, как надо. Политика-кровопролитика это всё ерунда, это всё само собой, главное для вас это человеческие чувства, восприятие отдельным человеком всех этих мирских катаклизмов. Человеческие чувства и переживания гораздо важнее всех политических дрязг и переворотов. Важны ваши личные чувства, эмоции ваших знакомых, друзей и родственников.
– Мы, наверное, не одни такие… на весь мир-то?
– По сто человек от каждой стороны за тысячелетие. В этом вы от нас последние.
– Но новое тысячелетие уже началось?
– Там, – Тихон указал верхним пером крыла куда-то вверх, – Нет понятий времени и это не имеет значения. Да и в этом мире изменения происходят не сразу – есть небольшой люфт, где обе программы практически одинаковы. Не волнуйтесь, ваши отчеты попадут куда надо вовремя. Только помните главное, от вас многое зависит. Прошлое тысячелетие мы ведь проиграли. Я так понимаю, Азимир вам не сказал этого?
– Нет.
– Я не помню такого, – Егор засомневался в категорическом ответе Анны, – Но я понял, такого не может