удовольствия. От того, чтобы дарить им это самое удовольствие. Ничто в мире не могло с этим сравниться.
Возможно, им все-таки удастся прогнать терзающих душу Совы призраков.
— Мне следовало бы прогнать тебя… но, черт возьми, ты такая красивая!..
Глава 21
Поцелуй, их первый поцелуй оказался всего лишь прикосновением прохладных губ ко лбу Жюстины. Хоукер словно бы здоровался с ее телом. Ободрял его обладательницу.
Молодой человек отстранился, и Жюстина увидела, как его глаза потемнели и вспыхнули страстью. Словно вместе с галстуком он снял с себя груз приличий. Хоукер отбросил галстук в сторону на обитое цветным ситцем кресло.
Он быстро расстегнул пуговицы рубашки — одна, две, три, — и Жюстина одобрила его поспешность. Чем быстрее они покончат с этим, тем лучше.
— Ты сводишь меня с ума. Ты знаешь это?
— Я вовсе не собиралась…
— Но теперь уже слишком поздно, не так ли? Да поставь ты эту проклятую чашку, пока не уронила.
Жюстина держала чашку, словно щит между собой и Хоукером. Повинуясь его словам, она поставила ее на блюдце.
Молодой человек взял Жюстину за подбородок своими длинными умелыми пальцами.
— Что ж, давай попробуем. — С этими словами он накрыл ее тубы в поцелуе.
«Я не люблю целоваться. Это не самое противное, но все же…»
Однако Жюстина тут же потеряла нить рассуждений, когда Хоукер слегка прикусил ее нижнюю губу и принялся путешествовать по ней из стороны в сторону. Он облизал верхнюю губу девушки, словно запоминал се очертания. Рот Жюстины приоткрылся помимо се воли, впуская внутрь язык Хоукера. который действовал отнюдь не наугад.
Жюстине стало щекотно. Вернее, прикосновения губ Хоукера были сродни электрическим разрядам и вызывали желание отвернуться. Или наоборот, придвинуться ближе.
Но Хоукер уже отстранился.
— Ну вот и хорошо, — произнес он, и в голосе его чувствовалось возбуждение. — А теперь нам нужно избавиться от одежды. Дай мне минуту.
Некоторым мужчинам нравилось се раздевать. Некоторые любили наблюдать, как она раздевается сама. Концы кружевной накидки, прикрывавшей грудь Жюстины. были заправлены в лиф платья. Она вытащила один конец, как бы невзначай коснувшись пальцами изгиба груди и поддразнивая Хоукера. Жюстина проделывала подобное не раз…
— Прекрати! — рявкнул Хоукер. — Просто раздевайся. И перестань, черт возьми, продумывать каждый жест.
— Ты слишком вспыльчив. Я не перестану думать лишь потому, что ты так приказал.
— Тогда думай обо мне. Хоукер расстегнул пуговицу на манжете и высвободил одну руку из рукава. Он недовольно хмурил брови. Вообше-то я рискую. Меня могут выгнать со службы за то, что я с тобой переспал. Поэтому сейчас ты будешь со мной телом и душой.
Телом и душой. Он хотел прикоснуться не только к ее телу, но и к душе тоже. Нет. Этого не будет. Ведь Жюстина хотела совсем не этого.
Хоукер стянул рубашку через голову, смял ее в руке и швырнул через плечо. Не переставая хмуриться, он встал в полный рост, взял Жюстину за руки и поднял се с пола.
После этого он снял штаны, отбросил их пинком в сторону и теперь стоял перед Жюстиной полностью обнаженный. Его возбужденная плоть подрагивала. Жюстине не раз приходилось делать комплименты мужскому достоинству. Но теперь, когда она могла откровенно говорить о своих чувствах. Жюстина молчала, намеренно отводя взгляд.
Кожа Хоукера была очень смуглой. Скорее всего, от долгого пребывания в Италии. Жюстина видела мальчишек и молодых людей, нагишом купающихся в гавани меж лодками и в реке возле моста, и всегда завидовала их свободе.
Худоба Хоукера бросалась в глаза. Хозяева не давали ему ни покоя, ни отдыха. Если он не выполнял какое-то серьезное задание, то его использовали в качестве курьера. Под кожей молодого человека явственно вырисовывались ребра. Мускулы на его животе, плечах и руках напоминали выступающие на поверхности холма камни и были гладкими и округлыми, точно отполированные куски дерева. Его тело являло собой жестокую и неистовую простоту, сравнимую лишь с силами природы. На нем не было ни одного мягкого или слишком нежного места.
Жюстина могла дотронуться до него. Могла теперь сделать это.
Она наблюдала за тем, как ее пальцы прошлись по его ключицам. Под теплой кожей скрывались твердые неподатливые кости. Такими же твердыми и неподатливыми оказались мышцы шеи. Жилка на ней пульсировала часто-часто.
А его плоть… Ее можно было бы погладить. Жюстина подумала об этом, но не испытала привычного ужаса.
Она чувствовала лишь пустоту в душе. Страха не было, но и чувств, пришедших ему на смену, не было тоже.
— Я горжусь этим. И позже мы сможем это вместе. — Хоукер притянул Жюстину к себе и уткнулся лицом в ее волосы. — От тебя пахнет огнем. А еще… домом.
— Я приготовила тебе чай. Конечно же, я пахну домом.
Хоукер продолжал говорить. Рассказывал о своем жилище. Прошлой зимой он жил здесь целый месяц — лечился после падения. Гол назад он учился верховой езде в конюшне главного дома. Дойл учил его передвигаться по лесу со скоростью кролика.
Голос Хоукера обволакивал теплом, прогоняя сковавший Жюстину холод. Он знал, кто она такая. Знал, чем ей приходилось заниматься. Но он не осуждал ее. Ему и самому приходилось совершать ужасные поступки.
Хоукер поцеловал веки Жюстины. Он был здесь, рядом с ней. Она чувствовала его крепкое тело, излучающее жар. Его дыхание на своем лице. Неспешные поцелуи, которыми он покрывал ее глаза и брови. А потом его язык скользнул в глубь ее рта. Когда мужчины целуют ее подобным образом, она должна…
— Останься со мной. Сова. — Пальцы молодого человека сжали лицо Жюстины. — Со мной, а не с проклятыми призраками.
Погрузив пальцы в волосы девушки, он вновь накрыл ее губы в поцелуе. Только на этот раз он не был осторожным и нежным. Он подавлял ее своей темной силой. Хоукер был предводителем бандитской шайки с городской окраины, когда целовал ее. Уличной крысой, а не джентльменом. Вся безжалостность его натуры, все, что он держал под контролем и пытался укротить, вырвалось на волю.
— Каков я на вкус? — спросил Хоукер. — Скажи мне.
— Ты очень глупый.
— О да. Ведь большей глупости, чем эта, я не совершал уже давно. Так каков же я на вкус?
— На вкус ты напоминаешь мне непроглядный мрак. — Жюстина осторожно привстала на цыпочки и коснулась пальцами губ молодого человека. — А еще чай и… апельсины.
— А ты на вкус, словно целая толпа призраков. — Не переставая целовать Жюстину, Хоукер принялся снимать с нее одежду. Делал он это ловко и умело, точно перебирающий струны арфы музыкант. — Перестань вести с ними переговоры. Пусть живут в своем мире. Здесь только я. И я хочу, чтобы всех остальных ты выбросила из головы.
У Жюстины больше не было времени на размышления и неуверенность. Она даже не почувствовала, как Хоукер расстегнул пуговицы ее платья и стащил с рук рукава. Значит, это все-таки произошло. До слуха Жюстины донесся мягкий шорох лент падающего к ее ногам корсета. Потянув зубами за лямку сорочки,
