— Не просто мало, а почти ничего. Боги, должно быть, любят войны. Именно поэтому они приложили все усилия к тому, чтобы так сложно было остановить очередную.
Хоукер позволил Жюстине уложить себя на кровать и закинуть ноги на одеяло. Его мускулы превратились в желе, поэтому Хоукер оставил попытки подняться. Он закрыл глаза.
Постель оказалась не такой уж мягкой. Жюстина никогда не спала в мягкой постели. Но жесткие льняные простыни стали нежными и шелковистыми после того, как она ночь за ночью ворочалась на них с боку на бок. Подушка тоже пахла Жюстиной.
Раздался шорох бумаги. Сова сидела за столом и читала письмо, вновь и вновь вдумываясь в каждое слово.
— Не думаю, что этот месье Миллиан ошибся в слове Anglais[15]. Он наверняка слышал его довольно часто, — произнесла она.
— Да, тут он, пожалуй, прав.
— Возможно, это какой-то шифр. «Англичанин все организует». Это вполне может означать приезд какого-то эмигранта или ящики с оружием, спрятанные на складе в Дижоне. Во Франции видимо-невидимо затаивших обиду роялистов. Так что речь в письме может идти о банде, а не о каком-то человеке.
— Может быть.
Хоукер услышал, как Жюстина откупорила бутылку, а потом заскрипела пером по бумаге.
— Август.
— Сегодня десятое число, — подсказал Хоукер, хотя знал, что в этом нет необходимости.
— Раз это произойдет в августе, то у нас всего двадцать один день. — Скрип пера по бумаге не стихал. — Я буду очень осторожна с этой информацией. Среди моих соратников есть и такие, кто будет рад возобновлению войны. Впрочем, такие люди найдутся и в Англии.
— Да.
Жюстина поднялась со стула, пересекла комнату и подошла к кровати. Шелковая ткань пеньюара лизнула руку Хоукера подобно морской волне, когда Жюстина накрыла его одеялом. Он так устал, что не в силах был произнести ни слова.
Жюстина переписала письмо месье Миллиаиа шесть раз, старательно передав особенности его почерка, сохранив порядок строк и слов, соблюдая пробелы на случай, если текст окажется шифром, ключ к которому в расположении слов. Эти копии должны были немедленно оказаться у троих представителей тайной полиции. Жюстина должна была так же сделать копию письма и для Леблана. Он совершенно бесполезен, но не уведомить его было нельзя. Еще одну копии» она пошлет Сулье — главе тайной полиции в Лондоне. И одну копию необходимо оставить себе.
Наполеон не должен умереть.
Мысль об этом не покидала Жюстину на протяжении всей работы над двумя первыми копиями письма. Только Наполеон удерживал Францию в руках. Он был великим человеком своего времени. Отказался от многих крайностей, провозглашенных республикой, но сохранил ее достижения. Только благодаря Наполеону голосовать могли все — евреи, негры, наибеднейшие крестьяне. Ведь все они были провозглашены французами и свободными людьми. Он даже позволил вернуться эмигрантам. С тем лишь условием, что они откажутся от привилегий, налагаемых на них благородным происхождением.
За свое существование республика расплатилась реками крови. И только Наполеон мог ее сохранить.
Жюстина защитит его и республику.
Продолжая писать, она старалась не думать о Хоукере. Жюстине не впервой было забывать о боли ради дела. Ведь это делает человека сильнее.
Спустя час она закончила копировать письмо и разложила сушиться исписанные страницы.
Жюстина держала в руке перо, наблюдая за тем, как на его кончике растет чернильная капля.
«Мой любовник — англичанин. Необходимо положить этому конец».
Полуобнаженный Хоукер лежал на спине, повернув голову в сторону Жюстины и положив руку на грудь поверх одеяла. Вряд ли он сломал ребра, но даже во сне его мучила боль.
Он так обессилел, что провалился в тяжелый сон мгновенно. Он напоминал хорошо заточенный меч, который кто-то осторожно положил на землю. Иногда, когда они не виделись слишком долго, Жюстина даже забывала, насколько красив этот мужчина.
Образовавшаяся на кончике пера капля грозила сорваться и испортить лежащий перед Жюстиной лист бумаги. Поэтому она поспешно поднесла перо к горлышку бутыли с чернилами.
«Наши с ним страны скоро снова вступят в бой. Это неизбежно».
Каждый день Франция доказывала то, что люди могут быть свободными. Правящие в Европе короли не могли этого позволить. Они вознамерились уничтожить республику. Если какой-то англичанин совершит покушение на Наполеона, то только затем, чтобы вновь втянуть Европу в войну.
«Мы с Хоукером станем врагами, когда этот день придет».
Во сне Хоукер не двигался и не издавал ни малейшего звука. Мысль о том, что он может вот так спокойно и крепко спать в ее постели, поразила Жюстину, точно удар ножа. Но такое случилось в последний раз.
«Все кончено. Мы больше не глупые дети, пренебрегающие опасностью».
И положить конец этим отношениям должна была она, Жюстина. Ведь из них двоих она наиболее практична.
Но теперь, когда наступил подходящий момент, Жюстина не нашла в себе сил сообщить Хоукеру об этом. Она подвинула к себе чистый лист бумаги и принялась писать. Элегантный почерк не принадлежал ей, и она не обращалась к Хоукеру по имени. Подобные предосторожности за многие годы стали се второй натурой. Ведь зачастую письма могли навлечь на голову адресата огромные неприятности.
«Мой друг!
Отведенное нам время закончилось. С самого начала мы оба знали, что такой день настанет, и мы вынуждены будем навсегда забыть о том, что было между нами. Так давай же расстанемся теперь, пока нам еще не о чем сожалеть и не в чем раскаиваться.
Я дам знать, если в нашем деле появятся какие-то новые обстоятельства. Ты знаешь, где оставить письмо для меня.
«.
Буква С означала chouette, то есть Сова. Хоукер часто так ее называл.
Жюстина встала из-за стола. Она сложила одежду Хоукера. положила ее на стул, а потом подошла к зеркалу и поправила прическу. Она всегда считала, что женщины, рассказывая о своем разбитом сердце, просто красуются перед другими. Но только теперь она поняла, что это не так. Жюстина отчетливо ощутила, как что-то надломилось в ее душе.
С этого момента она будет спать одна в холодной постели, потому что больше никто из мужчин ей не нужен.
Она сложила копии письма мистера Миллиана вчетверо, чтобы забрать с собой, а оригинал оставила на столе.
Ее письмо к Хоукеру оказалось сухим и лишенным каких бы то ни было эмоций. Жюстина положила его поверх сложенной одежды теперь уже бывшего любовника и вышла из комнаты.
Глава 27
Жюстина стояла перед столом в кабинете Леблана. От усталости болело все тело. И сердце болело тоже, но Жюстина не позволяла себе думать об этом. Она исходила вдоль и поперек весь Париж, разнося предупреждения важным людям, которым совсем не понравилось, что их разбудили с рассветом. В перерывах между этими малоприятными посещениями Жюстине удалось выпить четыре кружки очень крепкого кофе. А может быть, пять. И теперь в уголках ее глаз дрожали яркие точки, затуманивая взор.
