вернулась на берег, Ким уже полностью контролировала ситуацию.
— Все в порядке! — помахала она им рукой и снова склонилась над распростертым на земле телом. — Что вы сказали? — спросила она, подставив ухо к губам «леди Икс». — Я ничего не поняла!
Аликс, стоящей поодаль, гортанные звуки, которые издавала спасенная, меньше всего казались похожими на человеческую речь. Однако Ким, видимо, все-таки разобрала произнесенные слова, потому что энергично замотала головой:
— О нет, нет! Вы не должны говорить такие вещи! Пожалуйста! У вас все будет хорошо. Доктор уже здесь.
Питер Мэйнвэринг мягко отстранил Ким и нащупал пульс на руке «леди Икс».
— Теперь мы сами займемся этим, — сказал он, усилием воли возвращая себе профессиональное самообладание, — а вы, девушки, возвращайтесь в свои комнаты. Сейчас подойдут санитары с носилками.
Но Ким и Аликс медлили, слишком взволнованные, чтобы удалиться.
— Что она сказала? — прошептала Аликс. — Когда ты над ней наклонилась, что она сказала? Похоже, у нее шок.
— Она сказала: «Вы должны были дать мне умереть».
У Аликс закружилась голова.
— Когда я спускалась по ступенькам и увидела тебя рядом с ней… я подумала, что она мертва. Цветы на твоем платье, она в черном одеянии — как будто цветы на могиле. — Аликс потерла глаза, чтобы прогнать возникшее видение. — Это ведь «леди Икс», да?
Ким кивнула.
— Ты видела ее лицо?
Ким снова кивнула — чуть заметно.
— И…? — выдохнула Аликс.
— О Боже! — Ким расплакалась. — Это было ужасно! Чудовищно! Я никогда не видела ничего похожего, даже в фильмах ужасов… Ее лицо напоминает кусок сырого мяса. Котлету. Если бы что-нибудь подобное случилось со мной, мне бы тоже захотелось умереть.
Они наблюдали с лестницы, как Питер, нежно полуобняв женщину, что-то говорит ей, успокаивая, утешая, точно убаюкивает ребенка. Потом появились санитары и уложили ее на носилки.
— Нам пора идти, — сказала Аликс.
Ким, с платья которой все еще стекали капли воды, подобрала свои туфли, и обе девушки стали подниматься по ступенькам. Через несколько мгновений их догнал уже спокойный, как обычно, доктор Мэйнвэринг.
— Вы очень смелая девушка, — сказал он Ким. — А вы, Аликс, поступили правильно, быстро прибежав за помощью.
— Мне нужно было бы сделать больше, — ответила Аликс. — Мне нужно было прыгнуть вслед за Ким и помочь ей. Но дело в том, что… о Боже! Я чувствую себя такой идиоткой! Видите ли, я не умею плавать…
— И поэтому вы послушались голоса разума, а не эмоций, — улыбнулся Питер. — Это тоже неплохо. Вы обе можете гордиться собой. А теперь я хотел бы попросить вас кое о чем, что может оказаться потруднее спасения чьей-то жизни. Я хочу попросить вас не говорить никому ни слова о том, что произошло сегодня вечером. Даже вашей матушке, Ким. Бедняжка, которую вы только что спасли, и так уже достаточно настрадалась. Будет милосердно не подвергать ее еще одному унижению. Могу я положиться на вашу сдержанность? — голос его предательски дрогнул.
— Разумеется, — ответила Аликс.
— Клянусь! — Ким подняла вверх два прижатых друг к другу пальца.
Через полчаса они сидели, уютно устроившись, в спальне Аликс. Ким приняла душ, и теперь на ней был купальный халат подруги, волосы замотаны полотенцем, а ее платье сушилось на балконе. Доктор Мэйнвэринг позаботился о том, чтобы им принесли горячее какао.
— Черт знает что! — проговорила Ким в промежутке между глотками обжигающего напитка. — Трижды черт знает что! Когда моя мамуля заявила, что это будет запоминающийся вечер, она даже не подозревала, насколько права окажется!
Аликс невольно рассмеялась:
— Великолепный финал твоего пребывания здесь, мисс Маленькая русалочка! — И снова к ней вернулось грустное настроение. — Знаешь, Ким, говорят, что если спасешь кому-нибудь жизнь, будешь связана с ним навсегда. Незримыми узами.
— Навсегда… — Ким поежилась. — Нет, все это глупость! Безумие. Как я могу быть навсегда связана с той, чьего имени даже не знаю?
Бостон
Октябрьским днем, на втором году обучения на юридическом факультете, произошло событие, которое разрушило прежний уклад жизни Аликс Брайден.
Проведя этот день в суде, знакомясь с процедурой судебных заседаний, она вышла на Гавернмент- сквер и оказалась в гуще антивоенного митинга.
У подножия здания было наспех сооружено подобие трибуны. На ней возвышался мускулистый молодой человек, назвавшийся Сэмом-Хьюстоном Мэттьюзом и сообщивший, что именно здесь развернулся «театр военных действий второй американской революции».
Несмотря на осеннюю прохладу, он был одет только в простую легкую хлопчатобумажную рубашку и джинсы, как бы демонстрируя, что его согревает внутренняя энергия.
В другой ситуации Аликс просто прошла бы мимо — подобные митинги были обычным явлением, но сама постановка действа заинтриговала ее: организовав акцию протеста на ступенях здания суда, парень замахнулся на общественные устои.
Он обладал полемическим даром, которому могли бы позавидовать адвокаты высшего класса, и густым баритоном, становящимся поочередно язвительным, уничтожающим, вкрадчивым, возбуждающим.
— Остановите войну во Вьетнаме! — призывал он. — Перенесите ее туда, где ей настоящее место, — на улицы, в суды, в ваши сердца!
Аликс протиснулась поближе, движимая противоречивыми чувствами, потому что оратор говорил вещи, в которых она не решалась признаться самой себе: эта война была жестокой и бессмысленной. Для дочери Льюиса Брайдена подобные мысли посчитались бы ересью, и лучше было бы на них не зацикливаться.
И все же выступающий приковывал к себе внимание. Очень быстро и доходчиво он обрисовал суть американской политики, подверг ее осмеянию и доказал, что ей самое место на свалке истории. К тому моменту и Аликс, и вся толпа уже смотрели ему в рот как зачарованные.
Внезапно он остановился, улыбнулся победоносной, обращенной ко всем улыбкой и принялся ритмично скандировать:
— «К черту, нет!» — наш ответ!
Широко размахивая в такт руками, он словно дирижировал присоединяющимися к нему голосами.
Как загипнотизированная, Аликс тоже произносила за ним, видимо, только что родившийся лозунг.
— Пусть они услышат вас! — засмеялся он, кивая головой в сторону здания суда. — «К черту, нет!» —
