вот она и попыталась обратить все в шутку. Молодец, неплохо справилась! А вот как ему справиться со всем этим? В душе его боролись противоречивые чувства: жалость к Сторм и презрение к ней, злость на самого себя и безумное желание…
Сторм посмотрела на него сквозь ресницы, и Саймон на этот раз не смог прочитать по ее глазам, что она чувствует.
— А сам-то? — неожиданно произнесла она. — Что-то я не вижу, чтобы ты так уж строго соблюдал все эти правила! По-моему, ты тоже делаешь, что хочешь!
Саймон почувствовал себя неловко. В глубине души он не мог отрицать, что Сторм права. Если уж на то пошло, он действительно всю жизнь не очень считался с другими…
— Я и ты — это большая разница… — неуверенно произнес он.
— Ой ли? — насмешливо сверкнула на него глазами Сторм, и взгляд этот уколол Саймона в самое сердце. — По-моему, если посмотреть со стороны, у нас с тобой гораздо больше общего, чем ты воображаешь!
На минуту Саймон застыл, сжав кулаки, не в силах двинуться с места. Наконец он вздохнул и вышел из комнаты.
Сторм сидела, положив подбородок на колени; улыбка сошла с ее лица. Прислушиваясь к удаляющимся шагам Саймона в коридоре, она чувствовала себя разбитой и несчастной, словно он предал ее. Но предать может лишь тот, кто раньше был другом, а фермер всегда оставался ее врагом. Он держит ее в плену, издевается над ней… Ушел — и черт с ним!
Так только лучше. И впредь надо быть с ним поосторожнее, если уж он может иметь такую власть над ее чувствами. Впрочем, она имеет точно такую же власть над ним, и это его слабое место. Может быть, этим удастся как-то воспользоваться?
Сторм долго сидела неподвижно, глядя перед собой невидящими глазами. Наконец она взяла себя в руки. Стоит ли вообще думать об этом Саймоне, когда есть более важные вещи! Ей надо выбраться из этого проклятого места, вернуться к жизни, которая привычна и понятна…
Однако в глубине души Сторм чувствовала, что не думать об этом человеке ей с каждым днем становится все труднее, и это пугало ее больше всего.
Глава 20
— Питер? — осторожно позвала Августа. Была глухая ночь, и внезапно зажегшийся свет в конюшне разбудил ее. В ночной рубашке, даже не потрудившись одеться, Августа выбежала из дома, сразу поняв, что происходит. Она не ошиблась — свет исходил от фонаря, висевшего над стойлом Сирабелль.
— Почему ты не позвал меня?! Я ж тебя просила… Однако даже одного взгляда было достаточно, чтобы все понять. Сирабелль лежала на соломе, и Питер гладил ее голову, успокаивая ее. Чуть поодаль, прикрытый пропотевшей рубашкой Питера, лежал жеребенок, но он не подавал признаков жизни.
Питер поднял голову:
— Уходите, мисс, вам нельзя здесь быть!
— Скажи, что с ним? — Августа смотрела на жеребенка перепуганными глазами. — Он жив?
— Пока еще жив… — Питер подошел к ней, глаза его были полны сочувствия. — К сожалению, ничего нельзя было сделать. Позвольте, я провожу вас домой…
Он осторожно взял ее за руку, но Авеста тут же высвободилась:
— Мы не можем его так оставить! Он пошевелился, я видела! Его надо спасти!
Прежде чем Питер остановил ее, она бросилась на колени перед несчастным жеребенком, обтерла его рубашкой Питера и несколько раз энергично пошлепала по брюху.
Глядя на Августу, Питер заколебался. Если кто-то и мог оживить несчастное создание, то только она.
Еще Питер подумал, что Саймон, застань он здесь Августу, был бы недоволен. Однако ему ничего не оставалось, как только присоединиться к ней.
Он начал энергично массировать грудную клетку жеребенка, пытаясь заставить легкие дышать, а сердце биться.
— Ну давай же, маленький, — причитала Августа, — дыши!
Питер старался изо всех сил. Решимость Августы могла тронуть даже каменное сердце, что уж говорить о нем, для которого Августа всегда была самым дорогим в жизни!
Наконец, когда последняя надежда угасла, он произнес:
— Мисс Гусси, это бесполезно. Мы и так сделали все, что могли. Мне очень жаль…
Оба они поднялись, с жалостью глядя на жеребенка.
И тут малыш пошевелился! Мало того: он попытался встать на свои слабые, разъезжающиеся ножки…
— Боже праведный, — рассмеялся Питер, — вы совершили чудо!
— Мы совершили чудо! — поправила его Августа.
Смеясь и плача, она кинулась к Питеру и обняла его.
Счастливые, они смотрели друг другу в глаза, и эти взгляды, эти невинные объятия ясно передавали все то, что они не решались сказать друг другу все эти годы…
Питер поднял Августу и закружился с ней по конюшне. Поставив девушку на ноги, он посмотрел все раскрасневшееся лицо, обрамленное растрепавшимися волосами, в смеющиеся глаза и, не отдавая себе отчета в том, что делает, поцеловал ее.
Вплоть до момента, когда их губы соприкоснулись, Августа сама не понимала, что на самом деле она хотела именно этого. Вся она словно светилась от несказанного счастья. Она чувствовала сильную, мускулистую грудь Питера, прижимавшуюся к ее груди, его сильные руки, крепко державшие ее… Она понимала, что должна этого стыдиться, но поцеловала Питера в ответ, и в этот момент знала, что поступает правильно, что это так же естественно, как дыхание, как биение сердца…
Поцелуй, казалось, длился вечно. Любовь — естественная, как дыхание, могущественная, как Бог…
Губы их, наконец, разомкнулись. Питер смотрел на Августу, и в этот момент она казалась ему красивее всех женщин на свете. Августа же знала, что ничего теперь не будет важнее в ее жизни… Счастье переполняло ее.
— Я люблю тебя, Питер! — прошептала она и опустила глаза.
Питера вдруг словно обожгла боль — такая же сильная, как то счастье, что было за минуту до этого. Жестокая, неумолимая реальность вновь напомнила ему о себе. Он передернулся, словно от удара.
— Нет, мисс Гусси и, вы не должны так говорить, — пробормотал он и, взяв ее руки, убрал их со своих плеч.
— Но почему, Питер? Ведь это же правда, и я не могу ее больше скрывать! Не могу сказать, когда это началось, но мне кажется, что я любила тебя всю жизнь, — ты это знаешь…
Питер знал. Он видел это в ее глазах, об этом говорило ему его собственное сердце, и порой ему казалось: он сойдет с ума без нее… Он больше не мог смотреть в ее молящие глаза, не мог позволить, чтобы ее боль стала еще сильнее.
Он отвернулся:
— Идите домой, мисс Августа, а то ваш брат еще, чего доброго, обнаружит вас здесь!
Она взяла его за руку:
— Послушай, Питер…
Он отдернул руку, словно ее прикосновение обожгло его.
— Идите домой, мисс, — с болью проговорил он, — и забудьте об этом раз и навсегда! Этого не должно быть, вы слышите, не должно!
— Нет! Питер, нет!
Из глаз Августы хлынули слезы.
Питер стоял, не в силах пошевелиться. Нет, с этим надо что-то делать. Нужно как-то вернуть жизнь в
