— Я знаю о нем все. — На лице Кассиуса появилось самодовольное выражение. — Он был в Йеле в то же время, что и я.
— Был в Йеле?
— Да, совсем недолго, — пренебрежительно ответил Кассиус и усмехнулся: — Я понимаю, о чем вы подумали. Что может делать в Йеле ирландский иммигрант? Это весьма забавная история. Ноубл Маккэнихи был объектом благотворительности, социальным экспериментом какого-то богатого человека. Я бы предположил, что он мог быть внебрачным сыном этого человека, но, судя по чудовищному акценту, который был у Ноубла, когда он впервые появился в колледже, совершенно очевидно, что он был прямо от сохи.
И с такой нетерпимостью Ноубл был вынужден мириться в колледже? Поэтому он уехал из Нью- Йорка?
— Этот человек оплачивал жизнь Маккэнихи — его одежду, его жилье, его пороки — все! Плата за обучение была самым малым из расходов! — Кассиус еще сильнее наклонился вперед. — Подождите, дальше — лучше.
— Не желаю больше слушать, — резко заявила Венис.
Но он продолжил, хотя его об этом не просили:
— Когда Маккэнихи не оправдал ожиданий, покровитель отправил его в армию.
— Отправил? — У Венис перехватило дыхание. — Нет!
— Да. А что еще делать с тем, кто становится возможным источником неприятностей на политическом поприще?
— Вы ничего этого не знаете, — убежденно сказала Венис, не желая поверить, что это правда, но уже понимая, что все так и есть.
Кассиус наконец почувствовал, что его слова не производят желаемого эффекта, и усмехнулся, словно был оскорблен недоверием Венис.
— Я узнал это из достоверного источника — от клерка в канцелярии ректора. По-видимому, никто этого не знал, даже сам Маккэнихи… но неизвестный благодетель оставил его без единого цента. Он послал его имя службам, проводившим призыв в армию.
— Это ложь! — От щек Венис отхлынула кровь. Неужели ее отец способен на предательство такого масштаба?
— Нет. — Кассиус произнес это слово с нескрываемым удовольствием. — Это правда. Его благодетель лишил Ноубла всего и подал его имя в военное ведомство для призыва. — На лице Кассиуса появилось хитрое, лживое выражение. — Откровенно несоответствующие меры для того, чтобы отделаться от неудавшегося эксперимента, не правда ли? Я часто задавал себе вопрос: зачем бы ему делать что-то такое, если между ним и Маккэнихи не было «особенных» отношений?
Венис лишилась дара речи.
— Впрочем, оставим, — мягко сказал Кассиус. — Это была просто гипотеза. Вы светская женщина, Венис, не в монастыре воспитанная.
— Вы ничего не знаете! — Венис сжимала и разжимала опущенные руки. — Ни вы, ни ваши друзья! Испорченные мальчики, собирающиеся в своих комнатах похихикать над своими грязными домыслами! Неужели в вас нет ни капли порядочности?
Осознав, что зашел слишком далеко, Кассиус сдался под словесной атакой Венис и часто заморгал.
— Простите, что оскорбил ваш нежный слух, — пробормотал он.
— Вы не оскорбили мой слух, напыщенный осел! — бросила ему Венис. — Я просто почувствовала отвращение к себе за то, что сразу не поняла, какой вы подлый. Мне следовало умолять Ноубла стать моим провожатым, а не соглашаться на ваше общество!
— Умолять Ноубла? — брызжа слюной, прошипел Кассиус. — Вижу, вы больше очарованы его мужскими достоинствами, чем я думал! И как долго это продолжается?
— Четырнадцать лет!
— Что?!
— Когда в следующий раз вы будете распространять грязные сплетни, мистер Рид, вам следует лучше узнать все факты. Ноубл Маккэнихи в детстве жил у нас. Его неизвестный благодетель — это мой отец.
Кассиус смотрел на нее, разинув от изумления рот, но Венис не стала ждать от него ответа, а повернулась и пошла прочь.
— Вы уверены, что эта карта точная? — шепотом спросил Кассиус, при свете гаснущего костра с подозрением глядя на грубый рисунок.
— До лагеря Милтона полдня пути по этой тропе, — кивнул индеец.
— А идти легко? По этой тропе, я имею в виду.
— Если вы не можете идти по этой тропе, нам лучше остаться, — сказал низкорослый индеец. — Белая женщина из семьи Милтона, и…
— Вы не останетесь! — едва не закричал Кассиус. Позади него хрустнула ветка, и он, быстро обернувшись, всмотрелся в затянутую дождем темноту на границе света от костра — ничего, а затем его взгляд метнулся к палатке Венис — никакого движения, Венис еще спала. — Вы не останетесь, — повторил он сердитым шепотом. — Я заплатил вам двадцать пять американских долларов! Десять за это жалкое подобие карты и пятнадцать зато, чтобы до наступления утра вы ушли с хламом Милтона. И вы должны выполнить свою часть сделки!
Высокий ублюдок с грубым лицом просто стоял, глядя в дождливую даль, а сомнения высказывал низкорослый, крепкого сложения индеец.
— Эта женщина. Она ваша? — спросил он.
— Видите ли, она богатая женщин из общества. Из моего общества. Она хочет побыть наедине со мной, но просто слишком стесняется, чтобы сказать это.
Но его слова, очевидно, не убедили маленького индейца.
— Если она ваша, то почему смотрит на Маккэнихи такими горячими глазами?
— Поверьте, то, что ей нужно от Маккэнихи, она может получить за пять минут. Но когда все закончится, она выйдет замуж именно за меня. Но вообще-то это вас не касается. Вам не нужны лишние неприятности, так что не вмешивайтесь. Просто забирайте деньги и уходите.
Маленький индеец и тот, что выше, обменялись полными сомнения взглядами.
— Так же говорит и Маккэнихи, — пожал плечами высокий. — Женщина не из народа Маккэнихи. Мы пойдем в лагерь Милтона и отнесем ему вещи. Мы скажем ему, где ребенок его брата.
— Именно так. — К тому времени, подумал Кассиус, старику Милтону будет уже слишком поздно что- либо предпринимать для спасения далеко не безупречной репутации своей племянницы.
Не говоря больше ни слова, индейцы исчезли в лесу так тихо, как падает с неба дождь, оставив Кассиуса склонившимся над картой.
Похоже, что в четверти мили от этого места протекает ручей. Если Кассиус поведет Венис туда, они вполне могут «заблудиться» на пару дней, но в то же время он будет прекрасно представлять себе, где они находятся, а ей вовсе не обязательно знать, что они не более чем в пяти милях от лагеря Милтона.
— Не отчаивайтесь, дорогая Венис, я выведу вас из этих дебрей! — сказал Кассиус, широким жестом вытянутой руки обводя окрестности.
Он все утро делал эти нелепые театральные жесты и произносил напыщенные заверения. К тому же Кассиус выглядел слишком довольным для человека, которого бросили проводники, и Венис посмотрела на него с подозрением:
— Вы уверены, что даже не догадываетесь, почему ушли Очень Высокое Дерево и Кривая Рука?
Кассиус недоуменно повернулся в седле:
— Высокое дерево?.. A-а! Эти дикари. Кто же их знает, дорогая. Вероятнее всего, — продолжал он тем же приводящим Венис в бешенство неестественным тоном, — убежали с добытыми нечестным путем вещами и уже сейчас скачут к одной из разлагающихся, заброшенных дыр в этих горах, чтобы обменять оборудование вашего дяди на «огненную воду».
