поездки в Италию. Не думаю, что до семи или восьми лет Венис вообще знала, что ее мать жива. К тому времени Тревор настолько выработал в Венис чувство преданности ему, что доверял ей и не боялся, что она выдаст его секрет.
— Она никогда не говорила мне.
— Она не считала это своим секретом, которым можно поделиться.
— Но это же была ее мать!
Милтон не ответил.
— Как Тревор объяснил Венис свой развод? — спросил Ноубл, хотя уже знал ответ.
— Он сказал ей, что из-за своего происхождения Джульетт не способна жить в городе, что попытка соединить два их мира была самым ужасным на счете заблуждением и что ни один из них не должен всю оставшуюся жизнь сожалеть об обоюдной ошибке.
— Это не похоже на Тревора.
Некоторое время Милтон молчал, плотно сжав губы, а потом признался:
— Я сказал Тревору, что если он объяснит это Венис как-то иначе, я позабочусь о том, чтобы мир узнал о его разводе.
Ноубл молчал, мысленно вспоминая слова Венис, обращенные к нему вто утро, когда прибыл Милтон. Несомненно, она считала, что они стояли на грани того, чтобы повторить плачевную судьбу ее родителей. Объяснение причины развода ее родителей, предложенное Милтоном с благими намерениями, создало между Венис и им, Ноублом, стену сомнений.
Но черт побери, он же преодолевал горы ради средств к существованию!
— Ноубл, — Милтон пристально посмотрел на него, — Венис любит тебя. Не позволяй ей отказаться от любви теперь, когда она так близка к тому, чтобы узнать ее.
— Мне нужно время, чтобы убедить ее, — тихо сказал Ноубл. — Но я обещаю: ничто не заставит меня отказаться от попыток, даже если на них уйдет вся моя жизнь.
Глава 23
Венис считала, что они просто гуляют, вместо того чтобы стараться скорее попасть в Сэлвидж.
Каким-то образом в какой-то момент из последних двадцати четырех часов необходимость торопиться пропала и их путешествие превратилось в прогулку.
Этим утром, когда они шли по тропе, Картер то и дело останавливался, чтобы рассмотреть мельчайших представителей фауны; Милтон отставал, чтобы изучить какую-то необычную геологическую структуру; Темплтон постоянно нырял в подлесок за первыми весенними ягодами, а юты неожиданно исчезали и с непроницаемыми выражениями на лицах так же непредсказуемо появлялись. И всего после четырех часов верховой поездки Ноубл решил разбить лагерь.
— Зачем? — удивилась Венис. — И почему мы движемся так медленно?
— Милая, — спокойно ответил он, — нужно считаться с возрастом твоего дяди и Картера. Они не привыкли проводить много времени в седле.
Милтон и Картер хмуро закивали.
— А кроме того, — продолжил Ноубл, — кому не хочется провести побольше времени среди такой красоты?
На следующее утро, оглядывая место их стоянки, она была вынуждена согласиться с Ноублом. Разве можно было торопиться пройти мимо этого?
Горный воздух был таким чистым и свежим, что у Венис кружилась голова. Солнце, благосклонно сиявшее сверху, напитало почки деревьев, и они наконец неожиданно раскрылись; вокруг порхали бабочки, как разноцветное конфетти, разбросанное капризной рукой.
Встав рано, Венис приготовила кофе и отправилась на короткую прогулку задолго до того, как зашевелились все остальные. Она наслаждалась густым, влажным запахом омытой дождем земли, утренним многоголосием перелетных певчих птиц и свежими, яркими красками весны, а потом, вздохнув от сожаления, что пора заканчивать прогулку, направила свои шаги обратно к лагерю.
Выйдя из-за угла своей палатки, Венис остановилась как вкопанная — в дюжине шагов от нее стоял Ноубл… и брился. Они были в пути уже почти день, и, как ей казалось, половину этого времени он ходил с голой грудью.
И вот теперь Ноубл опять был без рубашки. Он стоял к ней боком и, всматриваясь в отполированную квадратную жестянку, которую закрепил на нижних ветках дерева, наносил на лицо пену. При этом мускулы на его левой руке и на плече плавно перекатывались под золотистой кожей. Несколько белых повязок закрывали раны на длинном блестящем теле, но бандаж, который Венис наложила ему на ребра, болтался свободно.
У Ноубла были широченные плечи, абсолютно плоский живот и длинные густые волосы, собранные на затылке в золотой с прожилками хвост, который свисал между лопатками, но Венис помнила только, каким Ноубл был теплым, сильным и упругим, когда нагой прижимался к ней. На Венис возбуждающе действовал даже его позвоночник: неглубокая, заполненная мышцами впадина, исчезающая под гладкой, поношенной тканью грубых брюк.
Пока Венис смотрела на него, Ноубл взял с ветки бритву, раскрыл лезвие, туго натянул кожаную полоску, которую привязал к стволу дерева на уровне пояса, и принялся править бритву.
Венис как загипнотизированная следила за движением бритвы по кожаной полоске. Держа лезвие острой кромкой к полоске под строго определенным углом, Ноубл чувственным, плавным движением вел бритву от себя, затем переворачивал ее и скользящим движением возвращал обратно.
Словно почувствовав, что Венис наблюдает за ним, Ноубл поднял голову и, не повернув ее, в зеркале встретился со взглядом Венис, а затем понимающая улыбка растянула у него на лице белую пену.
Он медленно закрыл глаза, и Венис поняла, что он чувствовал, как она наблюдает за ним. Ноубл был похож на большую, наполовину прирученную пуму, готовую замурлыкать. Откинув назад голову, он поднял вверх подбородок, и Венис увидела, что он снова открыл глаза и рассматривает ее в зеркале.
Ноубл осторожно касался бритвой горла, и под его прикосновениями открывались длинные блестящие полоски гладкой кожи. Даже на том месте, где она стояла, Венис было слышно, как лезвие скребет кожу.
Венис кончиком языка облизнула губы, глядя на его сильную, мускулистую и в то же время мягкую шею, и Ноубл прищурился, а затем осторожно дочиста вытер бритву висевшим у него над головой полотенцем.
— Милая, — нараспев протянул он, — если вы будете стоять здесь и вот так смотреть на меня, то моя смерть определенно будет на вашей совести, так как я непременно перережу себе горло, потому что от вашего взгляда у меня начинают дрожать руки.
Венис не могла сдержать смех; она понимала, что нечестно потакать Ноублу, но не могла не присоединиться к его игре, когда он подобным образом поддразнивал ее, — он был слишком обаятелен.
— О, не думаю, что вам угрожает смертельная опасность.
Он выпрямился, прижал руку к сердцу и признался:
— Вы меня сразили. Я не могу трезво мыслить, не могу трезво говорить, черт побери, Венис, когда вы рядом, я не могу даже ходить как трезвый!
— Судя по вашим словам, мне лучше ехать позади вас, иначе мы вернемся к месту раскопок, — отозвалась Венис.
— О, не делайте этого! Мне придется постоянно поворачивать голову назад, чтобы взглянуть на вас, а это неизбежно приведет всех нас прямо в пропасть!
— Хм-м…
— Для всех будет лучше, если вы просто останетесь рядом со мной… навсегда. — Он продолжал шутливо улыбаться, но глаза его были серьезными.
— Ноубл…
